Арсен ТЛЕХУРАЙ: «Творческие планы такие – создать семью!»

– Когда музыка появилась в вашей жизни? Когда вы осознанно ею увлеклись: в юности, в детстве?
– К сожалению, не в детстве. В юности мама дала мне первые музыкальные навыки. Первые аккорды, песни… Меня всегда интересовало, как можно играть одновременно мелодию и аккомпанемент. Мне захотелось пойти в музыкальную школу. В четырнадцать лет я пришел туда.
– То есть вы сами осознанно туда пошли, не так, как часто родители отдают детей в семилетнем возрасте?
– Да. Меня тянуло. Призвание, наверно.
– У вас, я так понимаю, семья музыкальная?
– Нет, абсолютно. Просто мама в свое время в детстве пыталась заниматься музыкой, но у нее не получилось. А семья абсолютно не музыкальная. Я вырос без отца.
Может, есть какие-то мамины гены. Меня почему-то к гитаре очень сильно потянуло в один момент. Я окончил ПТУ, но, когда получил диплом, понял, что не мое это. Хотя они сейчас зарабатывают очень хорошие деньги. Это мы, преподаватели, тут сидим от зарплаты до зарплаты (смеется).
– А сколько лет вы работаете в этой школе?
– Я пришел в 2000 году. Мне тогда еще надо было сдать экзамены. Официально я числился в музыкальном училище здесь, но учился в Саратове, а потом в Астрахани. У меня была такая ситуация: я познакомился с девушкой, она была тоже адыгейкой, как и я. Она мне нравилась, я собирался на ней жениться, поэтому находился там. В это время преподавателям начали предлагать работу за границей, они стали потихоньку уезжать. Оставаться там без них мне стало неинтересно. Потом я уже окончил музыкальный факультет Пединститута в Махачкале.
– Есть моменты, которые вам не очень нравятся в работе преподавателя?
– Наверно, надо обязательно быть хорошим психологом. Мне кажется, если ты не готов преподавать, то чувствуешь себя от этого очень плохо. И самое страшное – если ты не можешь научить. Говоря о себе, я с уверенностью могу сказать, что это мое.
– Дети учиться приходят всегда талантливые?
– Я бы не сказал, что все талантливые, в смысле с ярко выраженным талантом. А так каждый ребенок талантлив. Но талант нужно развивать.
– Помимо гитары, на чем еще играете?
– Когда я учился на музыкальном факультете, мы изучали фортепьяно, дирижирование, аккордеон. Это дополнительные инструменты. Я сейчас жалею, что, когда учился в музыкальном училище, пропускал оркестр, то есть занятия я посещал, но в оркестре не участвовал. У гитаристов почему-то неправильное видение всего этого. Они почему-то считают, что, кроме гитары, больше ничего не нужно. Влюбленные в гитару!
– А что вы больше всего любите исполнять?
– Учитывая то, что родина этого инструмента Испания, конечно, больше нравятся испанские мотивы. Вообще гитара – это непростой инструмент в техническом отношении. Нужно постоянно заниматься. Аккорды выучить очень легко и для себя играть или бренчать, как многие говорят.
– Многие начинающие гитаристы и просто любители, желающие научиться играть на гитаре, жалуются на боль в подушечках пальцев.
– Это все зависит от гитары. Раньше, когда не было нейлоновых струн, эта проблема действительно была. Были железные струны. Я сам когда обучался, меня ведь обучала мама, играл на гитаре с железными струнами. Гитара была семиструнной, и пальцы действительно болели. Сейчас проблем с этим нет. Есть нейлоновые струны. И еще многое зависит от школы преподавания. Если ты даешь правильную школу ученику с самого начала, у него пальцы не будут болеть. Когда учился, я прошел неважную школу здесь, и сейчас, когда есть знания и опыт, я понимаю, что по-настоящему преподавателем мало кого можно назвать. На конкурсах видно, как дети играют с зажатыми, пережатыми руками. Но больше всего я удивляюсь тому, с каким желанием дети ходят: безрезультативность – и все равно ходят. Настолько у них большая любовь к этому.
– Как вы считаете, через какое время должна быть видна результативность?
– Если взрослый человек занимается для себя, то она приходит очень быстро: на первых же уроках у человека все хорошо получается, потому что это несложно. А если говорить о детях… Знаете, наверное, это зависит от той среды, в которой ребенок живет. Если он растет в интеллигентной семье, видит заинтересованность родителей в его таланте, когда мама спрашивает ребенка: «А ты сегодня играл?», то он будет заниматься творчеством. Это, наверно, основная моя проблема. Вы спрашивали об этом. Я очень долго за этим наблюдаю, пересматриваю и прихожу к выводу, что к каждому ребенку нужен отдельный подход, пусть даже они дома не хотят заниматься. Ведь сейчас дети пошли какие-то компьютерные.
– Вы прослеживаете дальнейший творческий путь ваших учеников?
– В основном они становятся любителями. Но есть, как говорится, несколько «штучных экземпляров», которые сейчас играют в ресторанах. Очень известные ребята. Они просто у меня на виду, потому что я сам работаю в таком заведении. В кофейне «Z&M».
– Вот расскажите, пожалуйста, об этом.
– О кофейне? (смеется).
– Нет, не о кофейне, а о вашей работе там. Как получилось, что вы начали там работать?
– Мой ученик Динислам помогал одной из наших преподавательниц играть на сцене. Она услышала, что в кофейню нужны гитаристы, и сказала ему об этом, а он сказал мне. Мы пришли туда на кастинг, сыграли одно произведение, им понравилось – и все. Может, я как преподаватель к этому серьезнее отнесся, и они начали расценивать меня как сотрудника.
Там сменились многие, даже профессиональные музыканты. Это ведь частное заведение, и если зритель на музыканта не ходит, нет смысла его держать. Естественно, я стараюсь для зрителей, провожу творческие вечера, даже по типу «Минуты славы», общение с публикой. Это очень интересно. Словами эту ауру не передашь. Такое ощущение, что лишние люди туда не приходят.
– А кто эти люди, которые приходят послушать вас? Та же творческая интеллигенция?
– Знаете, абсолютно нет. Приходит публика, которая меня понимает.
– Меломаны?
– Такие меломаны приходят почему-то на другие вечера, на саксофон, к примеру. Знаете, такие ухоженные, гламурные. Они, конечно, и ко мне приходят. Кофейня эта гламурная сама по себе.
Я работаю по вторникам и четвергам. Сейчас в сентябре у нас намечается шоу «Алло! Мы ищем таланты». Человек будет показывать то, что может. Будут призы. Надеюсь, вы тоже будете присутствовать.
– Обязательно. Вы играете то, что сами хотите или по просьбе публики?
– По просьбе публики тоже. Полтора года мы играли вместе с Динисламом именно испанские мотивы. Всем очень нравилось. Сейчас я остался без напарника, поэтому мне сложнее. Я не хочу играть под минусовку, но две гитары я одновременно сам не сыграю. Поэтому я сейчас в глубоких раздумьях. Своих учеников я хочу потихоньку привлекать. Хочу, чтобы они играли в новой кофейне «Z&M», которая недавно открылась. Проблема в том, что они пока очень молоды, считают, что они асы, их везде возьмут, поэтому немного безответственны.
– Вы сказали, что прошли кастинг. Кто его проводил?
– Хозяин.
– Он считает, что хорошо разбирается в этом? Просто мне кажется странным, как человек, далекий от музыки, непрофессионал, может оценивать профессионала. Или отбор был чисто на эмоциональном уровне: «нравится – не нравится»?
– Заур и Марина сами живут в Москве, и судя по тому, какие заведения они открыли в Махачкале, я все-таки думаю, что они в этом разбираются, и у них хороший вкус. В Москве они всего этого уже наслышались.
– То есть это некая попытка «окультурить» досуг махачкалинцев. Потому что это московская культура, когда в заведениях общепита устраивают вечера поэзии, авторской песни, джаза. А у нас же принято, чтобы посетителя развлекали звезды дагестанского шоу-бизнеса, и то под фонограмму.
– Я делаю большой акцент на том, чтобы в моих выступлениях больше участвовала публика. Выходит человек, посетитель, и я ему предлагаю сыграть. Каждый, что может.
– Посетители не бывают шокированы или смущены этим?
– Бывают.
– Многие соглашаются поучаствовать? Или они скованы?
– Ну вы же понимаете, что в Дагестане все скованы, закомплексованы, стесняются друг перед другом. Я говорю: «Давайте споем!», и когда они видят, что весь зал поет, они начинают петь. В хоре же их не слышно, и они не стесняются. Я стараюсь создать там домашнюю ауру.
– Вокалом не занимаетесь?
– Профессионально – нет. Но каждый день занимаюсь дыхательной гимнастикой. Когда я учился с оперными певицами, они дали мне хорошие знания в области дыхания. Это китайская гимнастика. Когда я учился здесь, многие профессора меня спрашивали: «Что за дыхательная гимнастика, расскажи нам о ней». Я сказал: «Не расскажу». Вы знаете, я смотрю по жизни: мало кто раскрывает свои секреты.
– А что, она не общеизвестна?
– Она близка к китайской дыхательной гимнастике, но отличается. И в первую очередь нацелена на здоровье человека. На самом деле, мы неправильно дышим. Нужно дышать глубоко. Это называется глубоким (абдоминальным) дыханием.
– Я помню во времена «Фабрики звезд» к участникам приходил Николай Басков и показывал, как надо дышать, не легкими, а каким-то образом животом. Этим упражнениям он их учил.
– Местные преподаватели пения были шокированы, когда я показал им, как я дышу. Они сказали, что это неправильно, и поэтому я не стал брать у них какую-то практику. У них другая школа. Они говорят: «Дыши естественно» – я этого не понимаю. Дыхание должно быть осознанным. Я для себя раскрыл даже одну маленькую загадку в этом таинстве.
– И насколько правильное дыхание помогает петь?
– Конечно, помогает. Но нужно знать технику, уметь пользоваться своими резонаторами, потому что дыхание – это материал, а куда эту струю воздуха направлять, в какие точки – нужно знать. В этом отношении мне нужно еще развиваться.
– Как вы считаете, можно научить человека петь? Ведь многие говорят, что якобы человеку с природным талантом, хорошим голосом и абсолютным слухом даже и нот не обязательно знать?
– Для себя – да. Но оперными певцами не все могут стать. Каждый человек может петь для себя, элементарно в караоке.
– Но ведь есть люди, которые и в караоке не могут нормально спеть: нет слуха.
– Это большая ошибка, когда человек говорит: «У меня нет слуха». Когда мне это говорят, я спрашиваю: «А вы меня слышите?»
– Ну некоторых, которые сидят и напевают какие-то песенки, реально невозможно слушать! Искажают до неузнаваемости.
– Это связано с тем, что кто-то когда-то выработал комплексы в этом человеке. У нас в Дагестане очень талантливый народ сам по себе, очень талантливые люди. Немного обидно за нашу республику, что мы растеряли свои традиции и просто ях намус. Когда человек теряет совесть – теряется все остальное. Очень обидно за нашу молодежь. Много талантливых ребят. Ходят, слоняются по улицам, ничем не занимаются, ни к чему не стремятся. Я удивлялся всегда, почему у нас на рынках все привозное. На что мне сказали: «Молодежь не хочет работать». Ведь действительно молодежь в селах не хочет работать, и нам привозят овощи из Египта. Вообще обидно за наш Дагестан, за нашу страну. Такая огромная территория, а мы с вами мало чего хорошего видим.
– Вы сказали, что вы адыг. Вы родились в Дагестане?
– Да.
– Как вообще судьба забросила сюда ваших предков?
– Эта история началась со сталинских реформ. Бабушка рассказывала, что ее отец как кулак попал под репрессии. У него было свое большое хозяйство, а тогда это приветствовалось. Кулаков забирали, и они просто исчезали. Скорее всего, их просто расстреливали. Как-то ночью к отцу моей бабушки пришел домой его двоюродный брат и сказал: «Если ты сейчас не уйдешь, за тобой придут утром». Он взял необходимые вещи и ушел. Каким-то образом попал в Волгоград и там встретил дагестанца из Хасавюрта. Он ему рассказал о своей истории. Дагестанец очень сильно удивился, сказал: «У нас в Дагестане такого нет», и пригласил его к себе. Представляете, как он помог! Я же говорю, что дагестанцы всегда были очень гостеприимным народом. Что бы про нас ни говорили, я считаю, что это – один из лучших народов в мире.
– Вы о каком народе сейчас говорите?
– О нашем! О дагестанцах! Я считаю себя дагестанцем. Потому что я родился здесь, вырос. И отец у меня кумык, просто он с нами не жил, поэтому я считаю себя адыгом.
Бизнес-жилка моего прадеда дала о себе знать и здесь. Он поселился в Хасавюрте, снова наладил свое хозяйство. Его дочери выросли и вышли замуж за дагестанцев. Так все переплелось. Мама рассказывает, что это были золотые времена, прадед, когда встречал адыга, устраивал чуть ли не пир в Хасавюрте.
– На родину прадеда часто ездите?
– Да, периодически. Последний раз я туда ездил в 2007 году. Ну и в «Одноклассниках» многие адыги меня по фамилии находят. Есть своя группа.
– А вообще социальные сети не затягивают вас? Вот меня затягивают.
– Затягивают не то слово! Как говорится, пока гром не грянет – мужик не перекрестится. Вот и я, пока глаза не начнут болеть, не выхожу оттуда. Даже нас, взрослых, это затягивает. А представляю, как детей. Они, наверное, живут этим.
– Вернемся к вашему творчеству. Какой-нибудь сольный концерт сыграть, допустим, в театре не хотелось?
– Очень хочется, конечно. Но сделать это я хотел бы с моими учениками, потому что мне бывает очень обидно, когда мои плоды пожинают другие. И сейчас я веду с ребятами переговоры (смеется). Еще я провожу вечера в качестве ведущего. Например, в ресторане «Камелот» провел вечер «Диско 80-х». Готовлю новую программу.
– Сейчас я задам вам свой любимый вопрос про творческие планы. Про «Z&M» вы сказали, про сольный концерт с учениками – тоже. Что еще?
– Вы знаете, творческие планы такие – создать семью! (смеется). Вот какие у меня планы. Меня это немножко настораживает, потому что образ одинокого мужчины – это не хорошо. Когда я буду женат, я уже буду спокоен, что у меня есть семья, дети. А если так продолжать, то можно никогда в жизни не жениться! Надо же оставить после себя продолжение.
– То есть в вас заговорил настоящий кавказец?!
– Вы знаете, да.
– Помимо создания семьи, какие еще планы?
– В плане преподавания хочется переосмыслить многое, какие-то направления. Есть хорошие планы, идеи, и с директором школы мы их уже обговаривали. А что касается работы в «Z&M», планы есть, но я пока не буду об этом говорить (смеется).
– Спасибо за интересную беседу. В общем, чтобы узнать о ваших планах, надо ходить на ваши вечера.
– Да!