Впервые о нём я узнал, когда в газете «Комсомолец Дагестана» от 1 сентября 1990 года прочёл опубликованный фрагмент стенограммы собрания Махачкалинского городского актива комсомола, состоявшегося в 1937 году. В целом этот отрывок представляет собой выступление поэта Эффенди Капиева. Поводом для такого собрания актива в тот роковой год послужил, видимо, выход в свет за три года до этого в Государственном издательстве художественной литературы в Москве «Дагестанской антологии», составителем которой был Капиев. Он же – автор комментариев.
Эффенди Капиев, которому в то время не давали покоя разношёрстные идеологические противники, отчетливо сознавал, что на дворе 1937 год и откровенно признавал свои ошибки, допущенные при составлении данной антологии. Считать это ошибками в наши дни было бы предосудительно и даже смешно. Но судьба составителя этой антологии висела тогда на волоске, и многим было не до смеха.
Перечисляя все свои упущения, Капиев называет последнее из них: «В той же антологии в разделе дореволюционной лезгинской поэзии я поместил стихотворение Сейфуллы Курахского «Зелимхан» и не дал к нему соответствующего комментария, что, конечно, недопустимо, ибо стихотворение это, по сути своей, призыв к национальной розни. Это находится в вопиющем противоречии с принципом пролетарского интернационализма, духом которого должна быть проникнута наша литература».
Итак, данная публикация подвигла меня к поиску сведений о доселе мне неизвестном поэте.
Мне удалось выяснить, что в 1935 году в Москве в Гослитиздате вышла книга «Поэзия горцев Кавказа», куда вошло ещё одно стихотворение Сейфуллы Курахского «Судьи». В многотомной «Литературной энциклопедии», изданной в 1929-1939 гг. под редакцией А.В.Луначарского, представлена краткая информация литературоведа Гаджибека Гаджибекова, который пишет следующее: «СЕЙФУЛЛА КУРАХСКИЙ (1895-1915) – лезгинский поэт. Родился в селении Курах ДАССР в семье беднейшего крестьянина. Научившись в коранской школе арабскому алфавиту, он приспособил последний к родному языку для записей своих произведений. Наряду с Сулейманом Стальским Сейфулла Курахский был представителем бедноты в дореволюционной лезгинской литературе. Находясь под сильным влиянием ислама, Сейфулла Курахский зачастую облекал свой протест в религиозную форму. В русском переводе имеются два стихотворения – «Зелимхан» («Дагестанская антология», ГИХЛ, 1934) и «Судьи» («Поэзия горцев Кавказа», Гослитиздат, 1935)».
Гаджибек Гаджибеков (репрессирован в 1937 году, погиб в лагере в драке с уголовниками 5 января 1941 г.) в своих статьях «Народное творчество и письменность» и «Первая конференция лезгинских поэтов», наряду с такими именами, как Етим Эмин, Шайда, Салих, Султан, Нури, Гаджи Ахтынский, Курбан Хпеджский и Сулейман Стальский, называет имя Сейфуллы Курахского. Обе эти статьи переизданы в книге Г.Гаджибекова «Творческое наследие», составленной профессором Г.Г. Гашаровым (Дагестанское книжное издательство, 2003 г.).
Уважаемый Гаджи Гусейнович рассказал мне о том, как ещё в разгар советской власти он имел возможность читать в архиве Дагестанского института языка, литературы и искусства им. Г.Цадасы тексты стихов С.Курахского на лезгинском языке, в том числе и оригинал «Зелимхана», хранившиеся в архивной папке под номером 333. Но предпринятая мною попытка ознакомиться с этими стихотворениями оказалась тщетной: папка была пуста.
В «Дагестанской антологии» перед стихотворением «Зелимхан» автор указан как «Сейфулла, сын Чабана» . Под именем в скобках отмечено: «Биографических данных собрать не удалось». В заключительной строфе переводчик, следуя традиции лезгинской поэзии, сохранил имя автора: «Сейфулла Курахский сложил всё это…» Датой написания стихотворения указан 1911 год.
В 1907-1913 гг. в Дагестане, особенно в южной его части, большого размаха достигло аграрное движение, носившее антиколониальный и освободительный характер. Эти «аграрные беспорядки» были жестоко подавлены военной силой. Власти пытались подорвать влияние мусульманского духовенства на население.
В соседней Чечне аграрное движение вылилось в настоящую войну. Из восставших особую известность на Кавказе получает предводитель крестьян Зелимхан Гушмузукаев. Для его поимки власти задействовали специальные карательные отряды. О подвигах Зелимхана слагались геройские песни не только среди чеченцев, но и среди осетин и дагестанцев. Э.Капиев в книге «Резьба по камню», составленной из собственных переводов дагестанских горских песен, в комментарии к песне о Зелимхане пишет: «Абречество, развившееся как вид партизанской борьбы с царскими властями, естественно, встречало горячую симпатию и отклик среди бедняцкой части горского населения. Яркой фигурой, известной далеко за пределами Кавказа, являлся в своё время абрек Зелимхан, столь долго и удачливо оперировавший в горах Чечни и Дагестана. Песни о нём повествуют о его многочисленных победах над офицерами, помещиками и кулачеством. Образ его наделялся высокими романтическими чертами».
Неудивительно, что лезгинский поэт Сейфулла Курахский посвятил своё стихотворение «благородному абреку», ставшему последней надеждой и опорой обездоленных народных масс, которым надоел жестокий гнёт царизма.
Сейфулла воспевает победы Зелимхана над «гяурами», представляя его как представителя газавата («Сабля газавата – вот путь к победам»). Автора стихотворения, видимо, глубоко задевает целеустремлённая политика власти, выражавшаяся в те годы в насильственном отрыве горцев от векового культурно-исторического наследия, связанного с арабским языком и восточной культурой. Описываемым событиям поэт придаёт яркую религиозную окраску, что свидетельствует о его глубокой набожности. Обращаясь к Зелимхану, Сейфулла пишет:
Сменил ты Амиля, боец родимый.
Помогай, Аллах, нам, войны владыка!
Души забирающий у гяуров,
Приносящий слабейшим братьям,
Над тобою коршун кружится хмурый.
Помогай, Аллах, нам своим заклятьем!
Ты родился львёнком в ночном тумане,
В этот час со стенок винтовки сняли
Злые и голодные мусульмане.
Помогай, Аллах, нам, водитель стали!
Шейх Али-Хаджи врагами схвачен,
Он из-за тебя принимает кару.
Русские с равнины уходят с плачем.
Помогай, Аллах, нам огнём пожара!
Шейхов изловила гяуров свора.
Знамя газавата над каждым домом.
Время наступило – и вспыхнул порох.
Помогай, аллах, нам дождём и громом!..
Ну, так подымись же в Гуниб старинный,
Сядь взамен имама среди аула…
Всё-таки мне кажется необдуманным поступком включение Э. Капиевым в антологию этого стихотворения. Сделать такое в период, когда по всей стране Советов строилась новая жизнь и царила другая идеология, было небезопасно. Не менее сложно поверить и в то, что такое произведение могло пройти мимо острого и неусыпного взора цензуры той поры.
В первую очередь, Э. Капиев при всём своём таланте и глубоком уме был еще слишком молод. В год выхода в свет антологии ему было всего 25 лет. Быть может, поэтому, включая стихотворение «Зелимхан» в готовящуюся книгу, он не осознавал отчетливо, какой опасности себя подвергает. С другой стороны, возможно, что самым важным в этом стихотворении он считал не религиозную подоплёку текста, а враждебное отношение автора и его героя к старой царской власти. Вышеприведённый комментарий Капиева к народной песне о Зелимхане свидетельствует именно о таком прочтении им этого стихотворения С.Курахского. Цензоры тоже наверняка сочли правильной именно такую трактовку «Зелимхана». Кроме того, замечательный перевод этого стихотворения, сделанный широко известным в то время поэтом Эдуардом Багрицким, также мог усыпить идеологическую бдительность составителя «Дагестанской антологии» и её цензоров.
Отчаянность и честность Эффенди Капиева проявляется и в том, что он, выступая на собрании, защищает первого секретаря Дагестанского обкома партии Нажмудина Самурского, на которого в то время начиналась травля в центральной прессе. Слова Э. Капиева о Н. Самурском имеют огромную ценность, когда в наши дни иные толкователи новейшей истории продолжают «дело» противников первого дагестанского руководителя тех трагических лет. Вот что о нём говорит на собрании актива Э. Капиев: «Относительно тов. Самурского, на которого так сильно обрушился корреспондент «Известий» Н. Изгоев, я имею сказать следующее:
Ни в разговорах, ни в заявлении, которое я написал в «Известия», ни одного слова не было впутано о тов. Самурском. Наоборот, там была мысль о том, что на фоне этой энергичной борьбы, которую ведёт тов. Самурский, всякие мелкие обиды и неполадки сразу бросаются в глаза.
Тов. Самурский неоднократно вызывал меня на дом, мы говорили с ним до поздней ночи. Он давал мне советы и установки, как работать, вникал в самые мелкие вопросы. Благодаря ему я имел возможность быть в Кремле. Я был там, где живёт товарищ Сталин, и сидел рядом с товарищем Калининым. До товарища Самурского никто мною не занимался, и никому никакого дела до национальных писателей и литературы Дагестана не было».
Однако вернёмся к Сейфулле Курахскому, чьё имя благодаря Эффенди Капиеву не исчезло из истории нашей литературы. Автор этих строк решил узнать, сохранилась ли хоть какая-то память о поэте в его родном селе. Я обратился к учителю Курахской средней школы Абдурашиду Абдурахманову, человеку, близкому к литературе, пишущему стихи, выявившему и обнародовавшему два неизвестных до сих пор стихотворения Етима Эмина. Его ответное письмо обрадовало меня, за что я ему благодарен. Собранные им сведения привожу с незначительными сокращениями: «Сейфулла родился в Курахе (год его рождения точно не известен). Его старший брат Фейзи умер весной 1946 года. Его я хорошо знал. Он работал бригадиром.
Сейфулла умер совсем молодым. Рассказывают, что свои стихи он пел под собственный аккомпанемент, играя на чунгуре. С одной свадьбы он вернулся заболевшим. Скончался от воспаления лёгких, ушёл из этого мира, не успев жениться.
Его отца звали Чабан, но чабаном он не был. Женился он два раза. У первой жены Чабана родился сын Гаджимурад. У Гаджимурада были два сына – Габибулла и Буга – и дочь Фатимат. После смерти первой жены Чабан взял вторую жену Фатьму из Кумука (село в Курахском районе. – А.К.). У них родилось трое детей: Фейзи, Сейфулла и Шекерханум».
Мой информатор А.Абдурахманов, полагаясь на свидетельство своего родственника Хезерали, увлекающегося поэзией, писал о том, что стих о собаке и ещё одно стихотворение Сейфуллы были когда-то опубликованы в районной газете и в республиканской газете «Коммунист» (ныне «Лезги газет»).
Я спрашивал у А. Абдурахманова и о упомянутом в «Зелимхане» шейхе Али-Гаджи. Справлялся я об этом и у других сведущих людей, но убедительных ответов не получил. Некоторые респонденты идентифицировали этого шейха с Али-Гаджи Акушинским. Но последний вышел на историческую арену в 1919 году, когда в Дагестан пришли большевики. К тому же достоверных сведений об аресте Акушинского нет.
А. Абдурахманов говорил ещё об одном Али – уроженце села Гелхен Курахского района, глубоко религиозном человеке, владевшем арабским, тюркским и персидским языками, дожившем до 1980 года. Но доказательств, что именно он упомянут в стихотворениях Сейфуллы, нет.
Вопрос об идентификации Али-Гаджи, представленном в сноске к его имени как «популярный когда-то шейх, вождь дагестанских повстанцев», остаётся открытым.
Увы, у нас нет возможности говорить о стихотворении «Судьи», вошедшем в «Поэзию горцев Кавказа», так как эта книга недоступна мне и является библиографической редкостью. Но два стихотворения религиозного содержания С. Курахского («О Аллах!», «Хизри-Ильяс»), обнаруженных А.Абдурахмановым в одном из мазаров (мавзолей, могила) в селе Курах, были представлены мною читателям «Лезги газет».
Одним словом, Сейфулла Курахский, несмотря на то, что прожил всего 20 лет, был отзывчивым на большие события своего времени поэтом, болевшим душой за простой народ, которому он служил своими молитвами и стихами.
Имя этого поэта не должно быть забыто.
Последние новости
