«Дорогой друг, как-то без жалости покинул ты меня. При твоем таком хорошем отношении ко всем трудящимся, конечно, у тебя не будет времени для наших семейств. Друг, здесь все в порядке. Жду тебя всегда. Расул Гамзатов, 1976 г.»
Хотелось бы бесконечно говорить о том, какой была дружба двух выдающихся личностей современности – поэта Расула Гамзатова и композитора Мурада Кажлаева, но краше всего, мне подумалось, об этом сказал сам Поэт своей памятной надписью, адресованной композитору Мураду Кажлаеву. Она-то и послужила преамбулой к беседе, где воспоминания давних лет всплывают так живо и красочно, будто все происходило вчера, и глаза моего собеседника – известного композитора, народного артиста СССР Мурада Магомедовича Кажлаева – то увлажнялись, омраченные горечью потери, то вновь загорались, словно друг его находился рядом, и он наперебой с ним говорил о днях, прожитых в крепком творческом союзе и в истинной дружбе.
– Мурад Магомедович, что Вы вкладываете в понятие – дружба с Расулом Гамзатовым? Как с поэтом, как с человеком?
– С поэзией Расула я познакомился еще в годы учебы в Баку. Бакинскую консерваторию я окончил в 1955 году. Но в Дагестане я уже часто бывал и раньше, до завершения учебы, потому что хотел переехать жить в республику. Тянула к себе родина отца, родина дедов.
В то время вся моя семья, мои родители жили в Баку. Именно отец Магомедхан первым познакомил меня со стихами Расула Гамзатова. Тогда стихи публиковались в небольших изданиях, в приложениях к журналу «Огонек». Будучи в Баку, я написал один из первых романсов на стихи Расула Гамзатова. Пожалуй, это был первый романс из цикла «О тебе я думаю». Впервые мы с Расулом встретились в 1955 году, когда я окончил консерваторию и переехал жить в Дагестан. Мы оба были молодыми (имели, как говорил Расул «осиные талии»), полные сил, энергии и, конечно, я сразу нашел источник вдохновения, которым всем сердцем проникся, – это поэзия Расула. Я бы сказал, что все годы после знакомства с ним мы были неразлучны.
– Вы полюбили поэзию Расула Гамзатова задолго до того, как познакомились с ним. Возможно, Вам рисовался некий образ личности Гамзатова: каким он был в Вашем воображении и каким было Ваше первое впечатление после знакомства?
– Я сразу уловил, что по характеру мы с Расулом разные люди. Понимаете, мы оба энергичны, но Расул – спонтанный, действует молниеносно. Он, как взрыв энергии, как шампанское…
– Вы помните первые его слова при вашем знакомстве?
– Не смогу припомнить в точности. Но наша с ним дружба состояла как бы из двух «дружб»: первая – творческая, мы работали над песнями, и вторая – мы дружили семьями, домами. Нередко Расул звонил мне ночью и приходил ко мне с Патимат: мы сидели за столом до утра и говорили о жизни. А Валида-ханум готовила ночью хинкал!
Конечно же, были и сугубо творческие встречи, когда мы работали над какими-либо произведениями. Я настаивал иногда (чего Расул очень не любил) на том, чтобы поменять какую-нибудь строчку или рифму, допустим, сделать конец строчки на гласной букве. Для вокала очень важно, чтобы строка заканчивалась на гласную, тогда певец протянет этот звук. Расул не любил таких просьб, но в результате все-таки заменял, потому что я не отставал: садился за рояль и играл мелодию, говоря под конец: «И как же ты протянешь эту ноту на согласной? Ты закончишь ноту раньше времени». Единственное, конечно, чего я избегал, – подгона стихов под музыку. Поэты последних десятилетий, которые работают с композиторами, частенько грешат этим. Знаете, как создается попса? Композитор дает поэту так называемую «рыбу» – форму стиха и убеждает поэта написать в этом размере «стихотворение». Я этого никогда не делал. Для меня размер стихотворения Расула был законом, был уже частью будущей музыки, ее ритма
Допустим, наша популярная песня «Долалай». Она живет десятилетиями. Я взял за основу аварский стихотворный размер, и перевод на русский мы сделали в этом же размере.
– Как Вы отбирали стихотворения? Как определяли, насколько музыкально ли оно по звучанию?
– Это особое чутье, но сначала надо понять, на какую тему хочешь писать. Допустим, на патриотическую тему. Листаешь сборник Гамзатова и, прислушиваясь к себе, находишь то, что тебе нужно.
– Расул Гамзатович просил Вас написать музыку на какое-либо из его стихотворений? Или решающее слово всегда оставалось за вами?
– Пожалуй, выбор шел за мной. Но наступил день, когда это изменилось…
Я вспоминаю грустные дни, когда пришел в больницу к Расулу незадолго до его юбилейного вечера, который я готовил. Это было в Москве. Он был уже очень болен. Я сказал ему: «Расул, на вечере будет много песен на твои стихи. А что бы ты хотел, чтобы я специально написал для этого вечера? Какую ты хочешь премьеру?» И Расул, не задумываясь, ответил мне: «Напиши музыку на мои стихи «Возвращение». Я не спросил его, что это за стихи, о чем они? Пришел домой, стал искать стихотворение в сборнике и, конечно же, нашел его. «Возвращение» было написано Расулом довольно-таки давно. В нем он пишет о том, что вернулся с дороги и держит руку своей Патимат так, будто впервые взял ее в свои ладони. Патимат всегда была в его сердце, и уже на закате жизни он продолжал ждать ее и желал встречи с ней….
Я написал этот романс, и он прозвучал на юбилейном вечере. Конечно, музыку я писал, полагаясь на голос своего сердца, ведь Расул уже был не в силах обсуждать со мной то, каким он видит это произведение…
Есть и еще одно замечательное стихотворение, называется оно «Клятва», написанное Расулом в 1984 году. Мы с ним включились в конкурс по написанию Гимна Дагестана. Но наш гимн не приняли, а песня стала очень популярна и любима народом. (Мурад Магомедович напевает: «Горные реки к морю спешат, птицы к вершинам путь свой вершат, ты, мой очаг, ты, моя колыбель, клятва моя – Дагестан. Тебе присягаю на верность свою, дышу я тобою, о тебе я пою. Созвездье народов нашло здесь семью. Мой малый народ, мой великий народ»).
И вот как это было: я пришел к Расулу и говорю: «Нужно написать гимн, где будут отражены лучшие твои мысли о Дагестане. Вспомни даже лучшие цитаты из своих стихов о Дагестане». «Вот ты мне задал задачку», – произнес он. Но за создание гимна взялся. Слова в нем простые, но очень емкие и глубокие по смыслу. И гимн зазвучал!
– Многие черпали энергию, силы, вдохновение от Расула Гамзатова. А откуда он брал силы? Что было его источником вдохновения: семья, друзья, одиночество?
– Сама жизнь была для него неисчерпаемым источником вдохновения. Расул был большой жизнелюб, при всей своей занятости он никогда не упускал из виду своих друзей, всех тех, кто его окружал. Многие теперь в силу своей занятости забывают позвонить друзьям, поддержать словом, помочь. А Расул был очень внимателен, и я поражался этой его особенности.
С ним у меня связаны очень радостные воспоминания, и немало забавных случаев происходило с нами в многочисленных поездках. Расул тут же все пропускал через себя, через собственную призму, и нередко его шутки становились достоянием широкой гласности и цитировались.
Как-то у нас была встреча с кизлярцами. Представьте себе: маленькая старая гостиница, субтропическая жара, небольшой ресторанчик, человек сто набилось в помещение, огромные зеленые мухи летают… Нас угощают обедом, на стол подается вкуснейший борщ, Расул берет ложку, а я его останавливаю: «Расул, не кушай! В твой борщ спикировали три мухи!» И вот Расулу дается слово, и он торжественно произносит: «Дорогие друзья, вы так шикарно нас встретили, что в нашу честь мух зарезали!» Безудержный хохот кизлярцев… И вот это высказывание пошло в народ!
Другой случай. Помню, мы с ним гостили в Дербенте и выехали в Махачкалу лишь затемно. Я был за рулем и опасался, что усну по дороге. Мы решили остановиться в гостинице. Это был 1959 год. Мы стучимся в гостиницу недалеко от вокзала Дербента. Открывает нам женщина, и Расул ей говорит: «Хозяюшка, пожалуйста, учини нам хороший прием, обогрей на несколько часов Мурада Кажлаева и Расула Гамзатова». Она злорадно отвечает: «А-а-а, хорошо, сейчас я вас обогрею», звонит в милицию и говорит, что какие-то хулиганы выдают себя за Кажлаева и Гамзатова. Приезжает милиционер, видит нас и восклицает: «Ассаламу алейкум, какими судьбами?!» Бедная смотрительница, видя это, падает в обморок. Расул после этой истории ничуть не обиделся, напротив, шутил: «Значит так, в следующий раз знайте, что к вам едут два хулигана». И еще потешный случай. Меня и Расула выбирали в депутаты по Дагестану. Поехали мы на встречу в село. Подвыпивший ведущий все время путал мое имя: то Кажлай Мурадов, то Мурад Магомедов. И тогда Расул обратился к ведущему: «Магомед, называй его просто – Бетховен!».
– В гамзатовской поэзии меня восхищает его отношение к женщине. Он боготворит женщину, воспевает и возвышает ее. Иногда мне кажется, что прототипами всех гамзатовских женщин являлись образы его матери, жены…
– Он никогда не говорил жене: «Моя дорогая, я тебя люблю». Но все знали, как он обожал свою Патимат. Он обожествлял образ женщины и правильно делал, потому что, как вы знаете, в Дагестане у нас были два покоренных человека – это женщина и музыкант. Помню, когда я впервые приехал в Дагестан, один мой родственник сказал мне: «Куда ты приехал, кому нужна твоя музыка? У нас в Дагестане музыканта за собаку считают». Понимаете?
Расуловские стихи учат мужчин благоговеть перед женщиной-матерью, женщиной-женой, чувствовать нежную красоту дагестанской женщины. Идет день рождения моей Валиды. Расул немного опаздывает. И вот вижу, Расул достиг моего шестого этажа, а где-то внизу поднимается Патимат. «Ну, родной, оштрафуй меня за опоздание, пока Патимат не видит..»
– А Вам Расул Гамзатович посвящал стихи? Или, может быть, читая, какое-либо его произведение, Вы ощущали, что именно здесь он выплеснул свое отношение к Вам, как к другу, как к человеку, чье творчество тесно переплетается с его поэзией?
– Он посвятил мне стихотворение «Рождение песни». Для меня это было откровение Расула, ведь в поэтической форме он рассказал то, что никогда не говорил мне в лицо (читает четверостишие из стихотворения):
Строка без музыки бескрыла.
Ты удружи мне, удружи,
И все, что в слове сердцу мило,
На музыку переложи…
– А ведь о Вас он говорил, что в Вашем творчестве сочетаются традиции и новаторство. «Его новаторство утверждает традиции, а традиции утверждают новаторство. Я постоянно испытываю чувство радости от его музыки. Отец Мурада Кажлаева был хирургом. Он лечил боль физическую. Мурад лечит души…»
– Да, в этом весь Расул: философ и мудрец.
– А как Вы его называли?
– Расул у меня имел два имени: «Гигант, привет!» – здоровался я с ним. И еще я обращался к нему нежно: «Расульчик».
– Почти как к ребенку, видимо, он в глубине своей души и был ребенком?
– Но на людях я никогда себе не позволил бы назвать его уменьшительно-ласкательно. Но мы были родственными душами и наши обращения друг к другу выражали эти отношения.
– Вы говорите о нем так, будто он и сейчас где-то рядом.
– Мне и сейчас трудно свыкнуться с мыслью, что его уже нет. Для меня уход Расула стал большой потерей. Я все время задаю себе вопрос: что же произошло? Он же обладал крепким здоровьем. Я думаю, причина не в здоровье – причина в том, что он все события пропускал через себя, через свое сердце. И те заболевания, которые возникли у него в последние годы жизни, – нервного происхождения. С виду он всегда веселый, жизнерадостный, в глубине души хранил большие переживания. Вы и представить себе не можете, как он переживал потерю Советского Союза. Это был мощный удар по нему. Из-за огромной эмоциональности он переживал это в разы сильнее, чем все остальные люди. Это его доконало основательно, от этого он даже выпрямиться на мог. А тут еще и вся кривизна, которая стала выпячиваться в Дагестане: время пришло другое, и люди будто враз переменились.
Иногда забываюсь, и мне кажется, что вот сейчас раздастся звонок и Расул скажет мне по телефону: «Мурадик, что ты делаешь? Чувствую, что ты зазнался! Бросай всё, приезжай, надо поговорить…»
– А Вы по каждому зову Гамзатова были готовы встать и поехать к нему?
– Сиюминутно, я всегда так и поступал. Я ценил его настолько, что готов был бросить все свои дела. Я знал, что просто так он никогда не позвонит. В свое время мы, таким образом, обсуждали и строительство Русского театра в Махачкале. Ведь он был построен на наших глазах. Так мы с ним писали письмо в Правительство СССР, чтобы сделали оркестровую яму в театре, и чтобы она выезжала, и чтобы ее не закрывали досками. Но этого не сделали. Мы очень хотели, чтоб у нас в городе была красивая приморская набережная, и мы писали об этом должностным лицам, но набережную тоже не сделали. Там сейчас построили гору всяких ресторанов. А мы мечтали о другой набережной… Разные истории были у нас. Мы ходили к министру культуры СССР Е.А. Фурцевой с просьбой реабилитировать Хаджимурада. Она нам ответила: «Не будет вашего Хаджимурада. Это так же точно, как стоит советская власть». И, несмотря на это, Расул написал произведение о Шамиле. Мы были всегда «при жизни», потому что Расул сподвигал меня на многие дела.
– Вы гордились дружбой с ним?
– Конечно. Я написал книгу «Жизнь и музыка», и в ней многое сказано о Расуле. Я даже написал о нем стихи к его дню рождения, было и такое (задумчиво улыбается).
– Вы когда-либо с ним ссорились? Было время, когда между вами был разлад?
– На творческой почве, да. Утром мы могли обсуждать произведение и, как говорится, не прийти к общему мнению, а вечером уже звонили друг другу как ни в чем не бывало. Наверное, мы уже не мыслили себя в отрыве друг от друга. Бывает ведь так, что годами не разговариваешь с человеком и вспоминаешь о нем лишь, когда он напомнит о себе. С Расулом такого не было. И мы звонили и писали друг другу даже из разных стран.
– Он умел прощать тех, кто чем-то ему навредил или обидел?
– Он прощал всех и ни на кого не держал зла. Как-то к нему забрался воришка, и Расул застал его в тот момент, когда он перелезал через забор. Расул крикнул ему вдогонку: «Много украл? Смотри, чтоб потом все это руки тебе не жгло!» А потом, когда милиция поймала вора, Расул вступился за него, попросил, чтоб его отпустили. Вот таким он был добродушным человеком.
– Песни на стихи Расула исполняли известные, маститые певцы того времени: Бернес, Лещенко, Кобзон. Расул Гамзатович не испытывал переживания от той мысли, что в новые времена его стихи могут быть использованы в попсовых песнях?
– Это было бы безобразием. Основной массив его наследия переложен на большую серьезную музыку. Я помню, Расулу предложили заложить свою звезду в Аллею звезд попсовых знаменитостей. Расул Гамзатович категорически отказался. Чистота стиха Расула для меня как противоядие против современных пошлых песенных стихов, которые доносят радио и телевидение.
– Вам когда-нибудь приходилось наблюдать, как рождались гамзатовские стихи?
– И не раз. Мы иногда приезжали с ним вместе в Москву для записи. Кстати, у меня в архиве есть записи с голосом Расула – это называлось тогда мелодекламацией. Так вот, в столице тогда трудно было найти отдельный гостиничный номер. И мы поселялись в один номер. Это была мука! Причем для нас обоих. Во-первых, Расул начинал работать в 4 утра. В час ночи ложился и моментально засыпал. А я не мог уснуть, у меня в голове продолжала звучать музыка, я ведь с утра до вечера был на записях. Вот я ложусь, а от музыки отключиться не могу, пью снотворное и к двум ночи, наконец я засыпаю. Но в 4 утра я просыпаюсь от того, что Расул шагает по комнате, в руках у него карандаш и бумага. Он быстро пишет и тут же громко зачитывает на аварском языке. Я в ужасе: «Расул! Мы же только что легли спать», а он в ответ: «Ах, бездельник. Так долго можешь спать?!» Деваться некуда, я слушаю, как он читает стихи, и не могу уснуть. И тоже достаю свою партитуру. А в 9 утра Расул преспокойно ложится спать, через полтора часа просыпается довольный и энергичный, будит меня и говорит: «Вставай, пора работать!» И так продолжается три дня, а потом я ему говорю: «Соседний номер освободился, я перехожу в него». «Очень хорошо, дашь мне спокойно работать», – невозмутимо отвечает он. Эти знаменитые четыре часа утра – время, когда к нему шли стихи..
– Мне почему-то даже не хочется спрашивать о последних днях жизни Гамзатова…
– При всем при том, что он улыбался, для меня это уже было время, когда я понимал: мы теряем его. Помню, что он продолжал шутить: «Ты опять влюблен в кого-то?» Это было сравнимо с тем временем, когда он потерял Патимат. Для него это был могучий удар. После ее смерти все наши шутки куда-то отпали, они исчезли, потому что пришла истина жизни старого человека. Я приходил и видел его с бородой, мрачного, безразличного, и чувство предстоящей потери не оставляло меня.
– В Вашей жизни был такой человек, как Расул Гамзатов… Вы выразили свое к нему отношение в музыке?
– «В горах мое сердце» – первый фильм о Расуле Гамзатове (1964 г.), второй фильм – «Тропа Гамзата», о его отце (1969 г.), «Кавказец родом из Цада» (1970 г.), «Расул Гамзатов: четки лет» – в этих фильмах, посвященных всем Гамзатовым, звучит моя музыка. И во всех фильмах проходит главная мелодия – тема Расула («Песня гор»).
– Расул Гамзатович как-то предсказывал будущее своего творчества? Он делился с Вами мыслями на эту тему: может, он считал, что будущие поколения забудут его или же, напротив, понимал, что его творческое наследие станет еще более востребованным будущими поколениями?
– Для меня пророческим является его стихотворение «Если в мире тысячу мужчин». Смысл его сводится к тому, что если в женщину влюблено тысячу мужчин, надо знать, что среди них и Расул Гамзатов, но «если в тебя не влюблен никто и мрачней ты сумрачных закатов, знай, что на базальтовом плато погребен Расул Гамзатов». Он даже о смерти своей шутил… Да, при такой влюбленности в жизнь невозможно быть забытым..
– Считал ли он, что какой-либо из эстрадных певцов исполняет песни на его стихи лучше других?
– Он не вмешивался в эти дела. И в этом было его преимущество. Понимаете, когда поэт начинает контролировать своих исполнителей, поэзия отходит на второй план, поэт перестает быть поэтом, он становится песенником. Для песенников исполнитель выходит на первый план. Расул же обожал чтение его стихов. Мы как-то говорили на тему, кто лучше читает его стихи. И он всегда называл имя Александра Лазарева.
– У Расула Гамзатова было много друзей… он делил друзей на близких и далеких?
– Не могу сказать за него, как к кому он относился. Но я ловил разное отношение Расула к людям. Он мог позвонить Мустаю Кариму в любое время, кого-то он забывал до следующей встречи… Ходили слухи о каких-то «недружбах» его с разными людьми, но он никогда ни о ком не отзывался плохо, всегда очень нежно и трепетно относился к людям и не терял время на «недружбу» и злость. И на какие-то ненужные разговоры шутил: «Прекрати! Болтун – находка для шпиона!»
– Какой была его философия жизни?
– Он был очень сдержанным человеком…
– При всей его открытости, щедрости, гостеприимности, любвеобильности?
– Расул всех накрывал своей спасительной буркой, он хотел всех обогреть, помочь, дать радость. Он исцелял своим словом, таким он был человеком. Как-то я заболел, лежу с температурой под сорок градусов, а он пришел ко мне со своим другом-врачом. И прямо с порога заявил, обращаясь к доктору: «Магомед, учти, он симулянт, у него ничего не болит. Докажи ему, что он здоров! Вот сейчас Валида-ханум его вкусно накормит, и он …». После таких слов, как не выздороветь?
Он был великим оптимистом и, между тем, был очень сдержанным человеком. Все свои проблемы и заботы он держал при себе. Мне врезалось глубоко в память, когда единственный раз в жизни он мне пожаловался. Это было незадолго до его смерти. В больнице я спросил у него о самочувствии. Он ответил: «Так болит спина, ты не поверишь!» Я поразился, ведь это было так не похоже на него…
Всю жизнь он щедро делился с людьми своей кипучей энергией. А ведь зачастую, хотя многие его таким не видели, он бывал очень грустным. Он бывал молчаливым, и слова невозможно было добиться от него в такие минуты. Я знал, что это непроста. Расул был грустным, когда сильно переживал.
Расул был Расулом! Я не могу вам сказать, что он был предсказуем. Ничего подобного! Но все его друзья становились моими друзьями. Как-то он попросил меня написать музыку к башкирскому фильму на поэтическое произведение Мустая Карима «Ночь лунного затмения». Он мне сказал: «Я уверен, ты напишешь музыку так, как написал бы башкир». Так и получилось.
Расул Гамзатович желал всем добра и искренне делился всем, чем мог, с друзьями. Другой бы поэт сказал: пиши музыку только на мои стихи, зачем тебе другие авторы? Другой бы мог так сказать. Но только не Расул. Я хорошо помню его дружбу с поэтами. Они боготворили Расула, и это была искренняя дружба. То, чего сейчас, к сожалению, нет между творческими людьми. Сейчас один считает себя лучше другого, а Расул был от всего этого далек, он накрывал всех своей теплой буркой и согревал их!
Вот таким был и есть Расул Гамзатов.
