– Руслан Шалаудинович, расскажите об истории создания этой пьесы, я знаю, что Вы в хороших, дружеских отношениях с ее автором драматургом Отиа Иоселиани.
– В начале семидесятых в советской драматургии возникают пьесы и драматурги, которые остро чувствовали и точно выражали своё время. Это Ион Друцэ со своей пьесой «Святая святых», Василий Шукшин и его комедия «Энергичные люди»… Как раз в это время в кино также выходит известный фильм Шукшина «Калина красная». Отиа Иоселиани был в этой плеяде писателей со своей пьесой «Пока арба не перевернулась». Её ставили в Чечне, Эстонии, Болгарии, Монголии – сейчас даже трудно вспомнить, где её не ставили. Тогда, будучи молодым режиссером, я поставил эту пьесу в Чечено-Ингушском театре и пригласил на премьеру Отиа Иоселиани. Вопросы, поднятые в пьесе, тогда волновали многих. Это преемственность поколений, родной очаг, классическая проблема отцов и детей.
– Я думаю, что, если судить по реакции зрительного зала, эти проблемы и сейчас волнуют многих людей.
– Верно. В общем-то, пьеса «Пока арба не перевернулась» в финале давала надежду, что кто-то из детей вернётся на родную землю. Эта надежда рождала у зрителя оптимизм.
– Но ведь нынешняя пьеса называется «Когда арба перевернулась», и финал в ней отнюдь не оптимистический.
– Всё верно, сейчас я подойду к этой истории более подробно. Через десять лет после выхода той пьесы многое в Советском Союзе поменялось: настроение людей, их восприятие действительности – было это в начале восьмидесятых. За эти десять лет у нас с Иоселиани завязалась дружба, мы неоднократно встречались на театральных конференциях, беседовали. Тогда впервые возникла идея поставить спектакль по грузинским легендам с использованием национальных песен, танцев, живописи – это должно было стать нашей совместной работой. За это время я поставил ещё одну из его пьес «Выстрел из кремнёвого ружья»… В общем, через десять лет Иоселиани пишет продолжение своей «Арбы», где уже умерла мать этих взрослых детей и рассказывается, что с ними и с их отцом происходило дальше. Эту вторую пьесу он назвал «Арба перевернулась».
– Написать продолжение было чьим-то заказом?
– Он никогда не писал на заказ, это было его внутренней потребностью. Кстати, «Пока арба не перевернулась» он писал на известного грузинского актёра Серго Закариадзе. Помните его главную и колоритную роль в фильме «Отец солдата»? Закариадзе и привёл молодого писателя в драматургию. Я прочитал продолжение «Арбы», и у меня родилась идея объединить эти две пьесы в одну. Иоселиани очень удивился этой моей идее, но возражать не стал, видимо, потому, что у нас были прекрасные отношения и он мне доверял.
– А что за проблемы поднимаются во второй пьесе, на Ваш взгляд?
– Это проблемы разрушения семей, коротких браков или просто браков по расчёту. В начале семидесятых эти вопросы не стояли так остро, как спустя несколько лет. В первой части спектакля у людей возникает надежда на возрождение родной земли, а во второй части эта надежда растворяется, как утренний туман. Это нужно, чтобы разбудить чувства зрителей, пробудить в них ответственность за свою родину. В первой части мы можем видеть чисто национальный, грузинский колорит, а во второй части он уже уходит на второй план, и остаются только общечеловеческие проблемы. Поэтому, наверное, я и решил объединить эти две пьесы.
– Честно говоря, я часто путаю Отиа и Отара Иоселиани, они родственники или просто однофамильцы?
– Очень дальние родственники. Отар – известный кинорежиссёр, который ещё из Советского Союза эмигрировал во Францию. Отиа всю жизнь прожил в Грузии, только во время серьёзной болезни ездил лечиться в Швейцарию. В нулевые года я искал его, но вот буквально год назад узнал, что он недавно умер и похоронен в Грузии. Очень был талантливый и замечательный человек! Кстати, Отиа был не только драматургом, он написал прекрасный роман «Чёрная и голубая река» о Великой Отечественной войне, о сталинском геноциде. В этом романе использованы рассказы фронтовиков из Грозного, которые гнали фашистов с Кавказа. Он очень глубоко погружался в мир людей, своих будущих персонажей, был очень строг к себе и требователен. Многим современным художникам и творческим людям я бы пожелал быть такими же требовательными к себе.
– Руслан Шалаудинович, Вы ставили спектакли по пьесам Иоселиани, будучи с ним в дружеских отношениях, часто советовались с ним. Но в этот раз его уже не было рядом с вами. Как работается в таком творческом «одиночестве»?
– Ну, во-первых, художник по сути всегда одинок и всегда остаётся один на один со своим произведением. Он может прислушиваться к чьим-то подсказкам, а может и игнорировать их. Во-вторых, я хорошо знал Иоселиани, Грузию, бывал в местах, где он родился и жил. У него романтическая, поэтическая натура, при том что пишет он довольно суровые вещи. Исходя из его авторской натуры, я и искал жанр спектакля, ведь не секрет, что личность автора является стилем его произведения, а из стиля и рождается жанр. Я хотел, чтобы поэтический взгляд Иоселиани, национальный колорит Грузии и общечеловеческие проблемы как-то соединились, объединились вместе в этом спектакле.
– Да, несмотря на национальный колорит, при просмотре спектакля возникают очень интересные аналогии. Я, например, поймал себя на мысли, что здесь поднимаются вечные вопросы, затронутые ещё в шекспировском «Короле Лире» – отец, которого предают собственные дети.
– Совершенно верно. Ещё Борхес писал о том, что в мировой литературе всего несколько сюжетов, несколько архетипов, на которых и строится всё мировое искусство. Мы знаем, что есть понятия трагедии и комедии, но у каждой конкретной трагедии или комедии есть своё конкретное, ни с чем не сравнимое лицо. Например, у Шекспира всё заканчивается трагично, со смертью короля Лира гибнет надежда. В моём же спектакле со смертью Агабо жизнь не заканчивается, остаётся его молодая жена Тася вместе с младенцем, остаются посаженные им виноградники, остаётся благодарная память его земляков. Честно говоря, в «Арбе» смешанный жанр и мне самому трудно его определить. Просто я чувствовал саму личность Иоселиани, когда ставил этот спектакль и уже понимал, что он мог бы сказать о той или иной сцене.
– Мы очень много говорили о спектакле, об Иоселиани, но теперь пришёл черёд поговорить о вас. Расскажите вкратце свою биографию.
– Отец мой погиб во время Великой Отечественной войны под Одессой, он был политруком полка. Мать воспитывала меня без отца, и жили мы в Джамбуле, в Казахской АССР, где было много сосланных со всей России. В школе педагогом по истории у меня был Степан Степанович, сосланный за «вольнодумие», очень талантливый, интересный учитель, каждый урок он читал нам наизусть по новому стихотворению Пушкина. Какое-то время там жила Фанни Каплан, та самая, которая стреляла в Ленина. Учился я в школе вместе с сыном Маркеша, известного еврейского поэта, расстрелянного по делу Еврейского антифашистского комитета в 1952 году, который тоже стал писателем и эмигрировал в Америку. То есть там, в Казахстане, посреди этого ссыльного кошмара периодически появлялись люди высочайшей культуры. В самом Джамбуле каких народов только не было: и кавказские, и переселённые греки, и корейцы, и надо сказать, что жили очень дружно, никаких конфликтов никогда не было, все друг другу помогали.
Как возникла моя любовь к театру? С двухлетнего возраста я запомнил свою тётю на сцене, она работала в театре в Грозном, и было это ещё до войны…
Потом я учился в ЛГИТ МИКе в Ленинграде на актёрском факультете и успешно окончил его в 1962 году. Педагоги были замечательные, например, Иван Яковлевич Савельев – кстати, любимый актёр и ученик Мейерхольда, народный артист СССР Владислав Стржельчик, Владимир Петров, Липковская, которая организовала в своё время драматический театр в Китае. Это были настоящие творцы, личности, у которых многому можно было научиться. Годы учёбы оставили в моей памяти очень добрый след и чувство благодарности к институту. Живопись нам, например, преподавали в Эрмитаже. В Ленинград часто приезжали на гастроли иностранные труппы из Франции и Италии, театр Дзефирелли с «Ромео и Джульеттой», например, где мы студентами подрабатывали в массовках, и это было для нас, молодых актёров, профессиональной школой знакомства с высокой культурой. Два года после института я проработал актёром в грозненском театре. Потом почувствовал в себе силы и желание чего-то большего, попробовал себя в режиссуре и вновь уехал в Ленинград, теперь уже учиться на режиссёра к прекрасному педагогу Мару Сулимову. В жизни мне много где довелось поработать: на Центральном телевидении в Москве, например, бывал и в разных городах России и вот теперь на сцене Русского драматического театра им. М. Горького поставил спектакль. Надеюсь, что не последний.
– Спасибо, Руслан Шалаудинович, за интервью. Мы тоже будем надеяться, что и актёры Русского театра и махачкалинские зрители ещё встретятся с вашими режиссёрскими работами.
