– Готовясь к беседе с Вами, я искала в Интернете другие Ваши интервью. Нашла только по «рабочим моментам». Вы не любите давать интервью о личном?
– Не люблю. Я бы, наверно, любила, если бы были интересные вопросы. Потому что в принципе моя биография одна и та же, и когда спрашивают: «Как вы попали в свою профессию?» или «А как Вы создаете свои модели?»… Я на эти вопросы отвечала, ну, по меньшей мере, триста раз, и мне они уже не интересны так же, как и читателям. А с другой стороны, ну, о чем еще меня будут спрашивать? Хотя у меня было несколько интервью о личном. Но это было давно.
– Вам не скучно в амплуа «самого известного модельера Дагестана»?
– (Смеется). Ну, когда слово «самый» впереди стоит, наверно, это всегда не скучно. Потому что это значит, что человек чего-то достиг, я так думаю. А вот насколько достиг, среди кого достиг… Я же осознаю, что у нас в республике эта отрасль настолько слабая, и быть первым среди не очень сильных не так уж сложно. Греет душу то, что на международных конкурсах мы бываем в десятке лучших. Это дает ощущение, что то, чем мы занимаемся и на каком уровне, совсем не плохо. Но в Дагестане профессионалов в этой сфере практически нет. Конечно, каждый, кто занимается модой, думает, что он профессионал. У нас в училище изучается так много предметов по искусству, что мы уже с самого начала заточены на профессионализм. Мы много чего понимаем и знаем. Наши студенты изучают такие спецпредметы, как рисунок, живопись, композиция, история искусств, история мировой культуры. Все новоиспеченные институты, конечно, таким арсеналом не владеют. И потом, нашему училищу уже много лет, у нас большие традиции, опыт и результаты.
– Вы сказали, что не так сложно быть первым среди слабых. Но наверняка у Вас были предложения, связанные с переездом. Почему Вы не воспользовались ими?
– Нет. Абсолютно не было никаких предложений. Когда люди говорят, что у них были предложения работать в Москве, Петербурге и в других крупных городах, я не верю. Знаете, я давно живу на свете, можете поверить мне на слово – чаще всего эти люди говорят неправду. Они так часто об этом говорят, что уже и сами начинают в это верить. На самом деле мы нигде не нужны. Я не хочу сказать, что мы глухая провинция, но в развитии индустрии моды – да. Меня приглашала в Саратов подруга: «Ты будешь здесь такая первая!» Я говорю: «Я и здесь первая. Только негласно». Потому что в Дагестане быть первой нельзя. Потому что здесь первых…
– …не любят?
– И не любят в том числе. И здесь всегда находятся очень честолюбивые люди, которые скажут: «А я не хуже!»
– Но многие заявляют, что хотят «поднимать отрасль» здесь, в родной республике…
– Поднимать? Ну, это так же смешно звучит, как и разговоры о поступающих предложениях.
– А вообще мода – это та сфера, которую можно «поднять», решив для себя: «Вот сейчас я что-то такое сделаю», или это сфера, в которой нужно просто делать то, чего хочет твоя душа, и не думать о каких-то глобальных вещах, не выстраивать прагматических линий?
– Это зависит от материальной базы, на которой вы находитесь. Если вы богатая женщина и у вас есть спонсор или очень состоятельный муж, и если при этом вы профессионал, то, конечно, вы можете себе позволить что-то открыть и делать что-то в свое удовольствие, не думая о том, как это продастся, как выжить, как заплатить налоги. Либо, если вы не профессионал, но очень богатый человек, то вы просто нанимаете профессионалов и создаете свое дело. Как, например, Стелла Маккартни. Она что, профессионал? В этом случае ты просто, грубо говоря, арендуешь людей – профи.
– Есть какие-то вещи, которые Вы пытаетесь передать своим студентам, помимо знаний и профессиональных навыков? Ценностные какие-то вещи. Например, может, Вы говорите им: «Запомните. Самое главное – это…»?
– Я не знаю, настолько ли я мудра, даже, несмотря на то, что живу достаточно долго, имею ли я право какие-то наставления делать. Но хочется очень часто. Девочкам я говорю, чтобы они получали образование, это однозначно, потому что сегодня самое выгодное – быть образованным, быть профессионалом. Сегодня у вас есть муж – завтра у вас его нет. И нужно крепко стоять на ногах. Вот это я им точно говорю, потому что у меня в основном девочки. Мальчикам я тоже всегда говорю: вы же будущие властители мира, вы должны чего-то добиться, чтобы женщина вас любила и уважала.
– Сегодня отовсюду слышно: мода, стиль, фэшн… Это везде. В каждой сфере теперь свои дизайнеры, стилисты. Вам не кажется, что современный мир помешан на красоте?
– Еще как кажется. Я считаю, что это пустое, дурное, которое сбивает с настоящей жизни молодых девчонок, которые верят в эту сказку, хотят подражать ей. Это глупышки. Мои девчонки не верят, потому что я им, как Вы говорите, какие-то путеводители даю в жизни. Их тоже раздражает этот гламур. Мы покупаем модные журналы, но просто пролистываем их. Ищем только то, что нам интересно в профессиональном плане: любопытный крой, какой-то необычный силуэт…
– Сейчас на телевидении тоже много программ о моде. «Модный приговор», например, «Снимите это немедленно!», и т.д. Вы смотрите их?
– В это время я бываю на работе, но когда у меня отпуск или какие-то другие исключительные случаи, я смотрю. «Модный приговор» по уровню выше других. Но все зависит от команды стилистов, которые одевают. Иногда они могут настолько неудачно подобрать человеку образ. Как правило, гламур, в который они одевают, он взрослит женщину и старит, потому что давно известно, что дорогие, богатые вещи женщину делают лет на десять старше. И ты выбираешь, что тебе важно. Когда ты молода, то можно позволить себе одеться в бренд, но когда ты уже сама бренд (смеется), лучше выглядеть попроще да помоложе.
– Эвелина Хромченко, кстати, героиням шоу часто говорит: «Если хотите поменять свою жизнь, начните с одежды». Это правильно – придавать одежде такое большое значение? И убеждать в этом людей с экрана телевизора?
– Этот проект – шоу, в котором она участвует уже много лет, это уже ее вторая профессия. Логично, что она это говорит. Она умеет говорить и попадает в яблочко.
– А если как психолог? Модельеры все равно немного психологи.
– Может быть. Но… если бы это было так просто – поменять свою жизнь, начиная с одежды. Да, внешность женщины – это сумасшедше важная вещь. И для нее, и для окружающих, которые совсем иначе начинают ее рассматривать. Но главное – чтобы в женщине что-то было, что-то цепляло, в отличие от других. Ну, помимо того, чтобы глаз горел (это в обязательном порядке). Чтобы манкость какая-то была. Если ее нет, – одевайся, не одевайся… Как много у нас в городе хорошо одетых женщин. Каждая вторая. И что? Как айсберг в океане. Они себя несут, осознавая, что у них дорогие туфли, дорогая сумка… а за этим ничего нет. И это скучно.
– Яна Сутаева написала в своем блоге: «Показ Виктории Андреяновой убедил меня в том, что я воспитанница дагестанской школы Анны Джетере. Для меня хорошая коллекция – это коллекция, в которой есть мысль, крой, цельность и совершенно не важно, можно ли это носить». Говоря о коллекции другого модельера она сказала о Вас. Вы согласны с этим определением?
– Да, но она меня сравнила с очень хорошим и большим модельером, и мне это льстит, безусловно.
– Видимо, нашла какие-то параллели.
– Ну… нельзя сказать, что меня не заботит, можно ли это носить. Дело в том, что сейчас я взрослая женщина и скромно одеваюсь, но когда была помоложе, я любила «шок», и шок не вульгарный, а такой, что сразу ты его не увидишь: когда надо повернуться спиной или специально как-то встать, чтобы это стало заметно. Мне нравились такие фишки. Конечно, в своих коллекциях мы отрываемся. Это безусловно. Но есть такой момент: убери шок – и получится спокойная, носибельная вещь. Но она с такой фишкой, что не каждая женщина такое наденет, не каждая это увидит. Смелость города берет. Но наша смелость не в пошлости или откровенности коллекции, а в том, что мы преломляем конструктивно модели так, что это может быть не очень удобно, но очень красиво.
– Говоря о границах между коллекциями от кутюр и рret-a-porte, правильно ли я понимаю, что в коллекции от кутюр должна быть идея, то, что модельер хочет сказать, а не просто сшить хорошую одежду и продать ее?
– Совершенно верно. Прежде всего, кутюр – это ручная работа. Она вся выполнена вручную, чуть ли вообще не задействовав в процессе швейную машинку. Это так, грубо говоря. Но если это большой модельер, то в коллекции от кутюр он показывает, на что способен как гениальный художник, показывает свой полет. А параллельно у него выходит линия pret-a-porte, без которой он бы финансово задохнулся. По красной ковровой дорожке ведь идут именно в платьях, которые не продаются. Их прокат стоит огромных денег. А на хлеб с маслом и икрой модельер сможет заработать только на pret-a-porte, которое массово, удобно и относительно дешево.
Конечно, правильно Вы спросили, в коллекции от кутюр очень важно раскрыть образ.
– С приходом нового руководства республики, массированно началось продвижение идеи возрождения кавказского стиля, папах, черкесок и т.д. И у многих именно эта массированность вызывает чувство отторжения.
– Совершенно замечательно встречать гостей республики в своих национальных костюмах, их надо надевать на молодых девушек и ребят из ансамблей, чтобы это красиво смотрелось. Но зачем одевать в это обычную женщину, которая, может быть, невысокого роста, полновата и в возрасте. Она выглядит как ряженая. Все должно быть добровольно и эстетично.
И у нас в учебном процессе время от времени мы слышим: «А где дагестанский стиль?!» И ребята начинают делать нелепые проекты по заданию, предположим, – автобусная остановка с розетками резьбой по дереву. Все это выглядит анахронизмом рядом с окружающей городской архитектурой. За четыре года мы изучаем различные стили (которых очень много), в том числе и дагестанское народное искусство, разные эпохи, направления и авторские ответвления. Главное – научить студента креативно мыслить. В костюме то же самое. А нежелание видеть национальный костюм переработанным на основе современных традиций с элементами национального и этнического, а вот только точную копию из старины, чистую этнографию – настораживает.
– Но навязывать стиль невозможно.
– Вообще насильно ничего не нужно делать. Меня спрашивают: «Как Вы считаете, есть у нас своя мода в Дагестане?» Мода сегодня международна. Нет такого понятия, как дагестанская мода. А традиционные национальные наряды у каждого народа есть. Это не мода.
– Мне неловко задавать этот вопрос Вам, но сейчас многие заявляют: «Моя икона стиля – это…». Для Вас существует такая икона?
– У меня вообще икон нет (смеется). Это правда, в прямом и переносном смысле. Но мне нравится, как одевается на сцене Лайма Вайкуле. Я считаю, что у нее очень хороший вкус. Настолько хороший, что она может быть иконой стиля. Я считаю, что очень неплохой вкус у Кристины Орбакайте, у Кети Топурия. И все, пожалуй.
– Когда год заканчивается, мы все начинаем подводить какие-то итоги, вспоминать, что сделали, чего не сделали, жалеть, что не сделали, сокрушаемся, как быстро пролетел год, да и вообще как быстро летит жизнь. Вы анализируете свою жизнь? Не бывают мысли, что о чем-то жалеете?
– Бывают, конечно. Но я следую тому, что ни о чем не стоит жалеть. У нас была такая замечательная молодость. По сравнению с нынешней молодежью, мы столько всего знали, мы так много читали. Я в своей молодости видела столько всего хорошего, большого, настоящего… А сегодняшняя молодежь, за исключением какого-то процента, не читает. Это сильно обкрадывает, ограничивает. Мало чего знает, мало чем интересуется. И как-то… действительно, средние века пришли. Женщин настолько «посадили на свое место», что думаешь: «Черт возьми, столько лет от этого освобождались!» У нас была такая замечательная коллекция – «Кавказская пленница». Все наряды были сшиты из ткани в клетку: клетка на ткани символизировала решетку. Рукава были пришиты то в плечи, то в боковые швы. И вдруг – вырвались руки. Как говорится, образ был раскрыт. Замечательная коллекция была. Когда ее увидела Татьяна Михалкова, она аплодировала стоя. Сейчас нужно снова эту коллекцию показать с вытащенными руками, но к концу показа засунуть их снова внутрь, потому что возврат идет четко туда, назад.
– Вы никогда не хотели организовать свой творческий вечер, показать лучшие коллекции Ваших учениц? Было бы очень интересно.
– Опять-таки это такие деньги нужны. Я могу, конечно, собрать, потому что нас еще приглашают на показы. Но с каждым годом все меньше и меньше. Даже в сравнении с тем, сколько приглашений было лет 7-8 назад. Тогда был бум, а сейчас прошла мода на моду. Теперь модно быть дизайнерами ландшафта и интерьера. Но я думаю, что это временно.
Чтобы провести свой вечер, придется искать спонсоров, а я это ужасно не люблю.
– Вы не любите о чем-то просить людей?
– Нет, не люблю. Потому что, как правило, они сразу думают, что получат взамен, и если понимают, что никакой сиюминутной выгоды от нас нет, им вообще это становится неинтересно. Это везде так, но особенно с этим сложно в Дагестане.
– А что Вас сегодня вдохновляет на творчество?
– Ну, меня вдохновляет привычка хорошо работать. Мне нравится работать со студентами. Мне кажется, я бы не смогла жить без этого. Моя дочь, которая живет в Канаде, меня ждет не дождется. Я говорю ей: «Я живу, пока я в силах чему-то научить своих учеников». Я с трудом переношу наши большие каникулы, отпуска по два месяца. Даже когда длинные рождественские каникулы – тяжело. А самое интересное – и студенты мои так же к ним относятся. Они меня пытали, какие будут следующие задания, чтобы на каникулах делать. Я говорю: «Да отдохните вы!» «Нет-нет-нет! Нам так скучно отдыхать!» – говорят они. Это есть творчество. Творчество – сумасшедшая вещь.
– Преподаватели часто жалуются на своих студентов, говорят, что в учебные заведения попадает много случайных людей, да и вообще студенты сейчас не те. А Вы с такой теплотой говорите о своих. Наверно, к Вам не приходят случайные люди?
– Случайные люди приходят, но они как-то отсеиваются, они сами уходят, потому что учиться у нас очень тяжело, а случайным людям вдвойне тяжело. Если есть в группе две, три, четыре девчонки, у которых глаза горят, которые счастливы, что пришли к нам учиться, работать с ними – это дорогого стоит.
– Ассоциация художников-модельеров и дизайнеров Дагестана, членоми учредителем которой Вы являетесь. Она может что-то изменить у нас? Разговаривая с Вами, мне почему-то кажется, что не может.
– В этом бизнесе выживают только маститые. А что могут сделать мои молодые ученицы? Дагестанские женщины не нацелены на авторскую одежду. На раскрученную, брендовую – да. Авторские вещи, даже в два раза дешевле, никто не купит. Разве что отдельные модницы. Вот в Москве сейчас очень хороший спрос на работы авторов. Думаю, что со временем это должно появиться и у нас. Может, тогда мои модельеры встрепенутся, потому что сейчас им в основном работать негде. А на то, чтобы открывать свое дело, почти ни у кого нет материальной базы. Я все время говорю девчонкам, что им надо объединиться, открыть какую-то линию. Говорю, если хотите, возьмите мое имя. Они так вспыхивают, загораются, а потом все упирается в то…
– … что одного имени не достаточно?
– Конечно. Какое имя? Можно и без имени обойтись, если есть деньги. Как говорится, свободен внутри. Вот мы свободные внутри, но не фактически. Потому что свободу дают деньги. Конечно, это не главное, но они позволяют тебе осуществлять то, что ты задумал. И в конечном итоге получается, что главное.
– Анна Борисовна, если по большому счету, Вы всем довольны в своей жизни?
– Невозможно быть всем довольным. Тем более я такой человек, который не то, что брюзга, который всем не доволен, я не пессимист, но, мне кажется, только недалекому человеку может быть все хорошо. (Задумалась). Я «воинствующий оптимист». Наверно, так я могу сказать о себе. Хочется, чтобы, конечно, вокруг было меньше лицемерия, меньше подобострастия. Мне очень интересно с профессионалами, мне комфортно с ними, но вокруг почему-то других людей гораздо больше. Людей, у которых вообще нет ценностей.
– Сейчас я задам самый банальный вопрос. Какие у Вас планы на этот год?
– Никаких. В этом году я никого не выпускаю. Впервые за много лет работы, у меня нет дипломников. Так получилось, что просто расформировали группу. На следующий год будет защита дипломных работ. Как правило, эти коллекции мы потом показываем на конкурсах.
– Мне кажется, Вы принадлежите к той профессии, где люди никогда не говорят: я устал, мне надоело, я больше не хочу… В отличие от людей других профессий.
– Потому что искусство и творчество внутри нас. Но в целом кажется, что уходит дух. Дух художничества, дух искусства. В нашем училище все больше и больше стали появляться какие-то новые учебные планы, где все меньше и меньше спецпредметов, а больше общеобразовательных. А ведь это специализированное училище. Оно художественное. Чиновникам кажется, что «Основы безопасности жизнедеятельности» – это самое главное. Руководство страны стремится к общему, западному стандарту образования, где в начальных классах все в форме игры, а начиная со средних классов у тебя по каждому предмету репетитор, потому что иначе ты никуда не поступишь, а школа не дает этой базы. Вот к этому мы сейчас идем. Только сейчас, наверно, мы можем понять, что самыми сильными были наши школы, а мы все время смотрели на Запад.
– Мне кажется, это очень плохо, что Вы вынуждены думать о таких вещах, о которых по сути не должны думать.
– Конечно. А еще мы вынуждены думать о хлебе насущном. Вы знаете, какая у нас маленькая зарплата? (Смеется). Это просто смешно сказать, когда спрашивают: «А чего Вы сами не делаете коллекций?!»
– Когда слышишь: «Школа Анны Джетере», складывается впечатление, что это что-то такое грандиозное, с материально-технической базой, а на самом деле, получается, что это только один человек – Вы.
– «Школа» – это условное название, а на самом деле моя школа – это и есть мои студенты. «Школа молодых модельеров и дизайнеров Анны Джетере» – это только Дагестанское художественное училище, отделение «Дизайн костюма».
– Что бы Вы хотели сказать или пожелать людям, которые прочтут это интервью?
– Я бы хотела, конечно, пожелать счастья, безусловно. А слово «счастье» вбирает в себя все. Хотя, с другой стороны, желать счастья тоже невозможно. Счастье – это секунды, минуты, может быть, день. Счастья одного дня на всю жизнь. Наверно, так.
