Мои родители приехали в Махачкалу из Саратовской области в начале 20-х годов, в доме на улице Персидской (Котрова), 31, родились их семеро детей, в том числе и я. Домик был — развалюха на две комнаты (одну занимала наша семья, вторую семья Шевченко) и стоял в большом дворе. Напротив жили русские рыбаки (один из них, Леня, до сих пор там живет) и персы. Тетя Ханума, она тоже жива, помнит почти всех наших, все дворовые события, даже похороны моего отца в 1938-м году. Неподалеку от нас, на углу Стальского и Котрова, стояла керосиновая лавка, тут же продавали и спички. Они были не в коробках, как сейчас, а больше напоминали гребешок из плотной бумаги или картона. Каждый «зубчик» — спичка. Отрываешь, чиркаешь о полоску серы — и готово.
В ясли, они были на углу Нахимова и 26-ти, меня носили через пустырь и однажды зимой даже потеряли. Выскользнул из одеяла, в которое был укутан, и остался лежать на снегу. Мама только в яслях, когда стала разворачивать одеяло, поняла, что произошло. Ахнула, побежала и нашла.
Я очень хорошо помню то время, очень отчетливо. Прямо как живые картины перед глазами. Там и коконы тутового шелкопряда, которые лежали в коробке на подоконнике в нашем детском саду, и большая черная тарелка радио, и окопы во дворе садика, куда нас загоняли, как только начинали гудеть сирены, и баню на Малыгина, длинные металлические крючки, куда вешали одежду, связав ее ремнем в узел, и худенького старика, который выходил из мечети и, приложив руку к щеке, кричал, призывая на молитву, и бесконечные каши и бурак, что были основной едой. Правда, мальчишки постарше это скудное меню умели разнообразить. Из гильзы с пистоном, резинки и деревяшки, специально обточенной, делали пугачи и стреляли воробьев. Их потом ощипывали, жарили на костре и лопали с жадностью.
Мама работала на трикотажной фабрике имени Долорес Ибаррури, это у Первого рынка. Шум в цеху стоял ужасный! Там на ручных станках вязали кофты, свитера. В сторонке сидели женщины и вязали носки и рукавицы для фронта. Рядом находился красильный цех, а во дворе стоял примитивный станок для плетения веревок. Мы с братом иногда крутили колесо-маховик, к которому крепились три нити, а затем крестовиной из дерева проводили вдоль нитей, и получалась веревка. В цеху красили нити в больших деревянных ваннах, затем выжимали в ручных центрифугах и сушили на теплых трубах тут же за перегородкой. В этих же ваннах, они были больше метра глубиной, мы с братом купались после того, как работа была закончена, вода с краской — вылита, а сами ванны ополоснуты.
Рядом с нами, на углу Малыгина и Дахадаева, стояли металлические «ежи», и все машины, к нашей радости, притормаживали. Сами понимаете, если в кузове лежали арбузы или яблоки, мы этого дела так не оставляли. Позже там поставили будку и посадили в нее милиционера, который щелкал рычажком и так включал нужный свет на светофоре. В кино мы, как правило, ходили таким образом. Подбирали около кинотеатра «Темп» использованные билеты, склеивали разорванную бумажку, извините, соплями и по ним проходили. Радовались, как здорово обманули контролершу, но сейчас я думаю, что она, наверное, все прекрасно видела, просто нас жалела.
Был страшно популярен футбол. Только вместо мяча играли чулком, набитым разными тряпками. Причем играли, где придется, машин практически не было. Это уже позже стали появляться «студебеккеры», в основном в военной части. Показатель поворота у «студебеккера» находился на кабине, шофер что-то нажимал, и выскакивала красная планка, показывающая, налево или направо машина собирается свернуть.
В соседнем дворе, на Малыгина, 16, находилась кузница. Там делали обода для подвод и подковы. Мы часто там пропадали и помогали механическим рычагом раздувать уголь в топке. А прямо за площадью (тогда она называлась площадь Сталина) располагалась военная часть, и на ее территории стояло два двухэтажных дома для офицеров. Сейчас там Дом писателей. Так вот, в части этой сначала размещались моряки, и моя мама проверяла по ним часы. Ровно в 21:00 они строем возвращались в свою часть и, как положено, пели:
Не любите, девки, море,
А любите моряков.
Море вам приносит горе,
А моряк — любовь.
Но в то время любовь нас интересовала меньше, чем одно маленькое строение рядом с бывшей библиотекой им. Пушкина. Возможно, это был кондитерский цех, и через окошко часто выбрасывали литровые металлические банки с остатками повидла, и мы их вычищали до блеска. Время было голодное. Хлеб, суп из лебеды да каша из кукурузы — вот и весь рацион. Кашу варили сами или покупали на базаре. Чай заваривали горелыми сухарями, а вместо сахара — сахарин. Ну, конечно, и на огородах подкармливались. Грызли оставшиеся после уборки капустные кочерыжки, бурак. Кстати, по нашей улице прогоняли отары овец, на пастбище или на бойню. Овцы часто забегали во двор, а чабаны этого даже не замечали. Но я не помню случая, чтобы кому-то пришло в голову оставить овцу себе. Насчет этого было строго.
Я иногда думаю, что случилось с нашим городом? Он стал таким грязным. Во времена моего детства вход на пляж был платным, и территория ограждена высокой сеткой. Мы, разумеется, пробирались туда вплавь. Так вот, если мы приходили рано утром, то весь пляж оказывался «в полосочку». Это уборщицы граблями собирали мусор и разравнивали песок. Ничего не осталось, только виднеется до сих пор в море большой камень (мы называли его «камень-доктор»), с которого мы обычно ныряли.
А вы знаете, что в 40-е годы за свет платили по количеству розеток, поэтому каждая была на учете, и уроки я делал при свете керосиновой лампы? На учете были и радиоприемники, каждый регистрировался у управдома, а он уже ставил в известность милицию. Милиция знала все обо всех. В доме №1 напротив нас жила семья Куликовых, так их мать арестовали за то, что она дома кое-что шила на заказ. Я часто у них бывал, слушал пластинки, модных в то время Утесова, Кнушевицкого, Цфасмана и запрещенного Петра Лещенко.
Иногда к нашей квартирной хозяйке из селений приезжали знакомые. Одеты многие были в шубы-тулупы, причем иногда шерстью наружу. И казались они лохматыми чудовищами. На ногах — чарыки из бараньей кожи мехом вовнутрь и отдельно голенища, обвязанные тонкими полосками кожи. Чарыки наполняли сухой травой или соломой, и в них не было холодно даже зимой. Называли горцев почему-то тавлинами. Так вот, они привозили продавать кислое молоко и купить нужные им товары. И ночью мы с братом выходили в коридор, где стояли их ведра, приоткрывали и немного набирали в банку. Так я однажды напоролся на густую известку. Думал — сметана, съел пол-ложки и потом долго отплевывался и промывал рот.
На углу улиц Первомайская и Комсомольская у хлебного магазина всегда сидело несколько человек с пилами и топорами-колунами. Их услуги стоили 3 рубля за кубометр дров. А рядом с ними сидели амбалы со специальными приспособлениями для переноски тяжестей. Носили на спине столы и целые шифоньеры. Часто самого амбала и видно не было — просто плывет по воздуху сам собой тяжеленный шкаф. А «скорая помощь» была в основном конная, так называемая «линейка». Именно такая примчала, когда моя сестра обварила ноги кипятком. Но «скорую» вызывали в крайних случаях. Если кто-то из нас простужался, мама натирала его керосином и закутывала потеплее. Ну, еще и хинином кормила в таблетках или в порошках. Это было самое ходовое лекарство.
Я вам, кажется, не успел рассказать про модный головной убор — тюбетейку? Они были разные, как правило, черные с вышивкой. У меня до сих пор такая хранится. А вот обувка наша тогдашняя не сохранилась. И неудивительно. Самой популярной обувью были галоши. Их надевали на туфли, на валенки и бурки, а то и просто на теплые носки. А когда было уж очень холодно, обматывали ноги бумагой. Но это делали люди предусмотрительные. А я как-то чуть ноги не отморозил. Примотал коньки веревками прямо к калошам и целый день катался. Когда дома разулся, кровь прилила к пальцам, и я, не выдержав боли, заорал. «Отогревали» мне ноги в холодной воде. Обошлось.
После войны повсюду стали крутить трофейные фильмы. «Джордж из динги-джаза», «Мост Ватерлоо», «Багдадский вор» и разные другие. В одном из них я впервые увидел электробритву и был потрясен. В основном фильмы показывали в кинотеатре «Темп», в клубе Госторговли, в Клубе рыбников и, конечно, на летних площадках. Даже при здании МВД, нынче ото всех закрытом, был такой небольшой кинотеатр в полуподвальном помещении во дворе. И мы ходили туда запросто, так как билеты в маленькой будочке, что стояла у входа на территорию МВД, мог купить любой желающий.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
