— Мама моя Анна Прокофьевна приехала в Дагестан с Волги. Она была дочерью царицынского мещанина. Он был довольно состоятельный, занимался извозом, две пролетки у него были, тарантас. Ну и дочери дал, что мог, то есть она могла учиться. Окончила церковно-приходскую школу казанского прихода города Царицын (ныне Волгоград) и два класса гимназии. Ну а потом война, революция, и в 20-х годах мама бежала, спасаясь от голода. По деревням уже процветал каннибализм.
Приехала она вдвоем с подругой. Причем не в Махачкалу, а в Кизляр. Там и с отцом моим познакомилась, и я там же родился в 1932 году. Только прожили они недолго, развелись. И мы уже вдвоем с мамой колесили. Из Кизляра уехали в Ахвах. Она, окончившая какие-то медицинские курсы, заправляла в тамошней больничке. А потом я подрос, встал вопрос о школе. Мама отправилась в Наркомздрав и сказала: «Переводите в Махачкалу».
Первая школа, в которую я пошел (а сменил я их немало), была 8-я Бабаевская. Почему «Бабаевская», не знаю, только так ее все и называли. В царское время это было медресе, потом школа, затем музучилище, а сейчас исламский институт, кажется. Это на углу Ленина и Горького, такое зеленое здание с куполом.
В 1942-м маме пришла повестка на фронт. Тогда в Махачкале сформировали бронепоезд и санитарный поезд, стояли они под бывшей железнодорожной больницей. Мама взяла меня и пошла. А там девчонки молоденькие, лет по 18–20, рядом матерые такие врачи, паровоз пыхтит, и среди всего этого ходит важный сержант. Увидел меня и глаза округлил. Мы, говорит, не знали, что у вас ребенок. Написал маме направление на работу в госпиталь, и она сразу с вокзала туда пошла. Вернулась только поздно вечером. Рассказывала, что пришла, а там во дворе машины, полные раненых, всем нужна немедленная помощь. Кровь, гной, бинты, раны…
Госпиталь этот был в здании механического техникума на Батырая. Впрочем, тогда даже здания школ под госпитали забирали. Школа на улице Мопровской, например, так больницей и осталась, теперь там Первая городская.
Своего угла у нас не было очень долго, и мы кочевали с квартиры на квартиру. Жили у маминых подруг. Снимали углы. С Ермошкина перебрались на Нурадилова, которая звалась тогда Пролетарской, затем на Краснофлотскую, потом опять на Ермошкина, только уже в соседний дом.
На Краснофлотской я застал еще тот, старый екатерининский бастион. Во всяком случае, его часть. Парадный вход в тюрьму. Стены были из белого камня, бойницы — запечатаны. Заключенных вывозили оттуда на машинах. Мы снимали угол у одной семьи, и мною очень много занимался дедушка Петя, Петр Викентьевич. Он был старый моряк, старшина какой-то — сейчас уже не помню, какой именно статьи, отслужил 20 лет на крейсере «Память Азова». Так вот, он мне рассказывал, что в прежние времена все состоятельные горожане и даже сам начальник тюрьмы регулярно делали добровольные взносы в пользу «несчастненьких», то есть заключенных. Помню, как он взял меня с собой к священнику отцу Николаю. Тогда еще шла война, и, видимо, для мобилизации всех сил народных вдруг разрешили открыть церкви. В том числе и храм Успения Богородицы, что в Первой Махачкале. Но там абсолютно ничего не было, даже колоколов, и вместо колокольного звона просто били в рельсу. Ну, а у дедушки Пети оказались церковные свечи, и он решил их отцу Николаю отдать. Священник жил в скромном домишке на Молочном хуторе, старенький был такой, седовласый, они с дедушкой Петей были даже похожи. Кстати, дедушка Петя говорил, что корабли, становившиеся на рейд в Махачкалинском порту, ориентировались не столько на маяк, сколько на купол собора Александра Невского, который еще назывался Военным собором. Ведь рядом с ним располагались Лорийские казармы.
Я сейчас вспоминаю людей, у которых мы жили: тетя Катя Чумакова и ее сестра Паня, еще Марфуша, Евдокия Михайловна Ермошина… Вот у Михайловны мы и остановились, наконец. Она жила во дворе на Ермошкина, 13, в одной комнатке с галерейкой и подвальчиком. Старенькая совсем. Сильно голодала, ходила выбирала из мусора селедочные головы. Пенсия у нее была 45 рублей, а хлеб на базаре стоил 100. Вот и пустила нас жить. Всего добра у нее было — кровать с коваными спинками, шкафчик, столик, прохудившийся самовар и иконостас в углу. Мама принесла с работы госпитальную кровать, и стали мы там жить.
А в 1946-м Михайловну разбил паралич, и скоро она померла. Помню, как хоронили ее. Мама достала в госпитале гроб, договорилась, чтоб выделили тележку, и мы пошли ее провожать. Шли мимо площади, там, где сейчас мэрия, был разбит садик с березками, а памятника Ленину еще не было, только трибуна фанерная стояла. Ну а потом по Шуринскому тракту (ныне улица Гаджиева) к кладбищу. Там ее и похоронили, на могилке простой поставили крест. За гробом шли старушки, мама, я и мой друг Мишка Чиануров. Вообще в нашем районе, на Ермошкина, я могу вспомнить только одну семью коренного дагестанца. Имени его не помню, это был вдовец с двумя дочками — Мирой и Вазипат (мы называли ее Валей), я помню, как он сидел во дворе и сворачивал самокрутки из газет. Все дома в этом дворе когда-то принадлежали ему, а потом национализация, все отобрали… Но он был добрый дядька.
Вот что удивительно, как по городу распространялись слухи. Помню, в 40-м прошел слух, что где-то у въезда в Талги огромный удав обвил девушку и никого к ней не подпускает, только мать ее и отца, чтоб кормили. И весь город рванул туда смотреть на удава. Старшие мальчишки помчались на великах, вернулись — злющие! Никого там не было, кроме толпы любопытных и доверчивых горожан. Еще ходил устойчивый слух, хотя и не такой сенсационный, что на пивзаводе, который построил Вейнер, до сих пор работает немка, которая владеет тайным рецептом, и потому пиво такое вкусное получается.
В 1948-м году я окончил школу и поступил в рыбный техникум. А в 50-м из Сочи приехала Зина, моя будущая жена, и поступила в тот же техникум. Жила она у тетки своей, Веры Ивановны. Та была замужем за Михеевым Николаем Андреевичем. Он строил КВЖД, строил Харбин, за что и был в свое время арестован и сидел в Норильске. Но выжил. Вернулся. Нас с Зиной регистрировали в ЗАГСе на Буйнакского, регистрировала подруга моей мамы, бывшая буфетчица госпиталя тетя Валя Выхрест. А репродуктор, который нам подарили на свадьбу, висит в моей комнате до сих пор.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
