— Все мое детство связано с домом 25 на улице Пушкина. Это ведомственный дом, построили его в 1937 году для сотрудников МВД и КГБ. Угловые квартиры были трехкомнатные, посередине — двухкомнатные, а в той части, которая выходит на море, — общежитие. А сами МВД и КГБ располагались там, где сейчас Ленинский РОВД, то есть буквально в двух шагах, в двухэтажном маленьком здании. Такой небольшой был штат.
Так вот, квартиру эту получил муж моей старшей тети Рашид Сулейманович Муслимов. Он приехал сюда еще до войны из Грозного, был завотделом промышленности райкома партии. Ну, а во время войны сюда же, за ним, приехала моя бабушка, его мама. И не одна — с ней приехали все жены и дети его братьев, которые воевали. И на 40 квадратных метрах жили 15 человек русских и татар. В нашем доме была странная планировка. Сначала предполагалось, что между двумя соседними квартирами будет размещаться одна ванная комната, но архитектор что-то напутал, и потому ванная оказалась в соседней квартире, а у нас — только туалет.
Вся семья держалась на дяде, он был единственным взрослым мужчиной в доме. А время было, сами знаете, какое голодное. Я-то не помню, но мне рассказывали про «сметки» и «жмых». Значит, это делалось так. Дядя звонил на мельницу, она была чуть дальше нашего дома, договаривался, что дадут «сметки». Моя младшая тетя Владилена (ее назвали в честь Ленина), ей было 15 лет, отправлялась за этими самыми «сметками». Представьте мешки с мукой, которые стоят на полках. Их время от времени передвигают, потом снимают, и на полках остается мелкая мучная пыль. Так вот, эту пыль вместе с мелким мусором сметали щеткой в кулек, и Владилена гордо несла его домой. Ну, а насчет жмыха, думаю, тут не нужно пояснять: остатки семечек, из которых выжали масло. Из всего этого пекли оладьи и запивали горячей водой вместо чая.
Мама моя училась в Грозном в Нефтяном институте, а в Махачкале устроилась работать в систему МВД. Кстати, благодаря этому она с моим папой, Константином Широковым, и познакомилась. Он родился в Минводах, а потом его отца, моего деда, перевели сюда. И папа увлекся футболом. Да так основательно, что стал профессионалом, играл за «Динамо». Ну вот и представьте, она — секретарь комсомольской организации МВД, активная, энергичная, он — футболист, да еще и симпатяга, похожий на Кирилла Лаврова в молодости. Была ли там романтическая история, я не знаю, но только в 1952-м родилась я.
Помню, как моя старенькая няня Нюша водила меня, трехлетнюю, гулять. Тогда внизу, около моря, был рыбацкий поселок, а там, где сейчас Родопский бульвар, — сад. Это сейчас бульвар какой-то лысый, ощипанный, а тогда было много воздуха и зелени. А кроме воздуха и зелени там еще были трущобы. Я бы и не запомнила, но там жила моя подруга. Трущобы исчезли в 1955-м, жильцов всех расселили.
Уже в школе я видела нечто подобное. Моя одноклассница Люда Ильягуева жила между улицами Маркова и Оскара. Это был такой Шанхай, жили там очень скученно. Я как-то забежала к ней. В коридоре очень темно, а на всю комнату одно окно, причем в потолке, понимаете? Обычная оконная рама, которая открывалась, и можно было вылезти на плоскую крышу.
Когда я была в классе пятом или шестом, прямо напротив нашего дома стали строить Аварский театр. Я обычно делала уроки и смотрела в окно. Помню, что сначала построили этажа три, а потом все это разрушили и принялись заново строить.
Вообще детство у нас было золотое. Во дворе был цветник с дорожками, турник с двумя перекладинами — повыше и пониже, мы висели на нем гроздьями, и качели, которые каждый год обновляли. Правда, нас все время «пасли» взрослые. Рядом ведь железная дорога, да и море. Был еще один запрет — «за клуб». Это у нас же во дворе стоял клуб МВД, я позже о нем отдельно расскажу, а за ним было бомбоубежище. Мы любили вскарабкаться по клубной лестнице и прыгнуть на крышу бомбоубежища, и родители страшно боялись, что мы переломаем себе ноги. Об этом бомбоубежище ходили легенды, что, если спуститься по лестнице, можно пройти в клуб. Но там было очень темно, и мы, бросив камень, слышали всплеск воды. Не было дураков в темень и в воду лезть и проверять легенду. А потом и вовсе дверь заварили.
Так вот про клуб. Это было двухэтажное здание с деревянной верандой, она потом сгнила и ее снесли. В этом клубе сейчас база ансамбля «Лезгинка». На втором этаже некоторое время был кинотеатр «Хроника» и каждый день показывали документальное кино. Помню «Обыкновенный фашизм» и фильмы про космонавтов. И зал всегда был забит. А на веранде как раз располагался Дом народного творчества. Туда приходили художники, им выставляли натюрморты или садился натурщик, а я на все это с завистью смотрела через окно. Сама очень хотела рисовать. По два-три часа выстаивала и глядела. Особенно запомнился мне художник Капаницын. Он жил в соседнем доме и часто приходил туда поработать. Высокий, стройный, с седой гривой и очень интеллигентным породистым лицом.
Совсем рядом, в соседнем рыбкооповском доме № 23, жили близкие друзья нашей семьи: Екатерина Яковлевна Пфандер, ее муж Дмитрий Иванович Сергунин и их дочки, с которыми очень дружна была моя тетя. Дмитрий Иванович учил меня колоть дрова. Тогда у всех еще были печи, которые топили углем и дровами. Это потом уже провели центральное отопление и о печах напоминали только дымоходы на крыше. Кстати, в 70-м, во время землетрясения, многие дымоходы разрушились и кирпичи попадали вниз, хорошо, никого не пришибло.
Вас удивила фамилия Пфандер? Так она была из немцев: ее предки приехали в Дагестан по инициативе Нобеля. Да-да, брата того самого Нобеля, что учредил премию. Так вот, у него были нефтепромыслы в Баку, а когда здесь тоже обнаружили нефть, он завез сюда немцев. Про поселок Люксембург слышали? А про Вейнера, который пивзавод построил и парк рядом разбил? Ну вот. Немцы приехали и решили здесь остаться, ассимилироваться, так что дома у наших друзей на немецком уже и не говорили. Если им нужно было посекретничать, а я болталась рядом, переходили на кумыкский.
Вот сейчас очень популярны рестораны. Туда ходят и поесть, и провести деловой разговор, и чисто женскими компаниями. В наше время это было не принято, если и ходили, то изредка. Либо компания, либо одни мужчины. Женщинам не полагалось. Да и потребности большой не было. Был свой круг, и каждый день по очереди ходили к кому-то в гости. Играли в карты или в лото, разговаривали, обсуждали газетные новости, книги. Раз в неделю родственники и друзья обязательно собирались вместе. А уж на праздники закатывались настоящие пиры.
Была еще культура посещения кладбищ. На Красную Горку — это первое воскресенье после Пасхи — обязательно шли, обходили все могилки родственников, яйца клали. В церковь не ходили, а на кладбище — непременно.
Мне казалось, это был прекрасный, светлый, упорядоченный мир. Мир, где ходят друг к другу в гости. Мир, где во двор приезжает старик-керосинщик на тележке, в которую впряжен маленький симпатичный ослик, и мы все сбегаемся на него посмотреть. Мир, где можно безо всяких опасений болтаться во дворе до поздней ночи. Где была прекрасная книжка про «Мишку-колобка», и мама отказывалась покупать телевизор, чтоб он не мешал мне учиться.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
