Был такой город (47)

 Снежным вечером 10 ноября 1993 года на пороге своей махачкалинской квартиры был смертельно ранен художник Эдуард Путерброт. Для многих людей его смерть стала личным горем – это когда город для тебя словно вымирает, вокруг звенит не просто пустота, а разряжение, вакуум, в котором нужно жить, и НИ-ЧЕ-ГО исправить уже нельзя.

В маленькой МАХАЧКАЛЕ 40-50-х годов все друг друга знали. Путерброты жили в «правительственном доме» на площади, мы – за углом, на Пионерской. Наши родители были хорошо знакомы по детскому саду № 7 и Радиокомитету, где отец Эдика был председателем, а мой – радиоинженером, специалистом в модной тогда области – звукозаписи. (У нас до сих пор хранится «выпущенная» отцом пластинка, на которой «Олик Санаев читает стих «Весна в окно стучится…» − подарок маме к 8 Марта 1948 года).

Мы с Эдиком особой приязни друг к другу не испытывали и точек соприкосновения тогда не имели. Разве что здоровались. Был у этого холодка и идеологический подтекст: мне, пионерско-комсомольскому активисту, Эдик казался если уж не представителем «золотой молодежи», то городским стилягой № 2 − это точно. Номером первым был Мурад Кажлаев, мотоциклист (слова «рокер» еще не было), крутой джазмен и будущий знаменитый композитор.

Для меня проблемы ширины (вернее, ужины) брюк в 15-18 см, туфель на «манной каше» и кока на голове не существовало, хотя джазовые пластинки все же собирал. Я готовился к поступлению в инженерное военно-морское училище, правда, закончил я совсем не его, а вполне сухопутный Грозненский нефтяной институт. Главное, что меня 10 лет не было в родном городе, а когда вернулся, Эдик уже был «уважаемым человеком», преподавателем черчения, кандидатом в члены Союза художников, начинающим театральным художником и монументалистом.

Внешне он был похож одновременно на Джона Кеннеди, Андрея Макаревича, Анатолия Папанова и французского комика Фернанделя. Его самого это сходство очень забавляло, а меня до сих пор удивляет, почему на такую богатейшую фактуру не клюнули ни киношники, ни телевизионщики. Ни московские, ни местные.

Фантазия его была свободной и незашоренной, позволявшей использовать для достижения сценической выразительности и нужной атмосферы буквально все. В спектакле «Что тот солдат, что этот» по Брехту со сцены прямо в зал «стреляла» огромная пушка. В «Медее» находкой сценографа стали очень уж противные «нарывы» на колоннах и стенах дворца или лабиринта, что вместе с тревожным, диссонирующим светом создавало стойкое ощущение душевного нездоровья и злодейства. В «Энергичных людях» он сажал героев в клетку, предсказывая их судьбу. А в «Ревизоре» пришил на спину Городничему огромный карман для сбора дани. Но самым весомым было предложение использовать в финале пьесы «Русский вопрос» Симонова реальный театральный пожарный занавес в качестве символа занавеса «железного» и начала «холодной» войны. Грохотал этот занавес ужасно.

Мать Эдика, Александра Терентьева, была журналистом и открыла Дагестану его героев войны. Первые тридцать фамилий. Потом этот список пополнялся во время и после войны. Она написала о них книги очерков, они отвечали поздравлениями к праздникам и приглашениями приехать в гости. По прямым своим обязанностям она была корреспондентом ТАСС по Дагестану. С ней считались и между собой называли «рукой Москвы». А сама Александра Терентьевна называла свою московскую «контору» «ТАСС-атас», а свой захламленный выше головы и очень маленький кабинет звала хламинетом.

Как-то у Путербротов на кухне появился новый холодильник ЗИЛ, мечта советских домохозяек 60-70-х годов. Появился и зашумел на всю квартиру.

− Вил, − жаловалась мужу Александра Тереньевна, − каждый раз, когда холодильник так громко включается, я боюсь, что он поедет.

− Ну, правильно, − успокаивал Путерброт-старший супругу, − он и должен ездить. Его же сделали на автомобильном заводе. Вон у него ручка от легковушки, и замок для запирания и зажигания, и марка ЗИЛ − завод имени Лихачева. Так что – приготовься…

За заполнением ЗИЛа Вил Зиновьевич следил лично.

Он был блестящим журналистом, настоящей легендой. А последним местом работы, принесшим ему славу и «благодарность потомков», была Дагестанская филармония. О ней очень скоро заговорили по всей стране. Здесь выступали Рихтер и Ростропович, лучшие вокальные, танцевальные и инструментальные ансамбли страны. Дагестанские музыканты и артисты стали ездить и выступать по всему Союзу, а лучшие эстрадные исполнители во главе с Эдуардом Хилем заспешили в Дагестан. Если верить тогдашним слухам и сплетням, именно из Махачкалы Бюль-бюль-оглы украл Пьеху и увез ее в Баку.

НО ГЛАВНЫЙ ЕГО ПОДВИГ, вернее два, он совершил, когда: во-первых, принял активное участие в организации Союза композиторов Дагестана и концертов дагестанской музыки, помог Готфриду Гасанову, Наби Дагирову, Сергею Агабабову и Мураду Кажлаеву; во-вторых, приподнял «железный занавес» (!) и через открывшуюся щель сумел протащить американский (!!) джаз чуть ли ни Рея Конниффа, ударник которого «исполнял соло продолжительностью 5 минут» (!!!). За неделю до события Эдик сообщил знакомым: отец поехал в Минводы, что-то привезет, готовьтесь. И они отправились взбивать свои коки и гладить красные носки. А через три дня верные люди на топталовке подтвердили: «Голос» пообещал официально, что оркестр продлевает свои гастроли в СССР и, кроме Москвы и Минвод, даст один концерт в Махачкале. И это в 60-е годы. Концерт американского джаза, где в саксофоны дули здоровенные негры, а красотка-солистка не только пела хриплым басом, но и хвалилась голой до ягодиц спиной, был оглушающе прекрасен. И мы в тот вечер многое простили американскому империализму, хотя их ударника и хватило всего на три минуты.

Время от времени Эдик звонил мне в редакцию и сообщал: «У меня тут собралась кое-какая «пикасятина». Надо бы поснимать» (В переводе это звучит так: появились новые работы, их пора сфотографировать для архива). Или: «У кумыков завтра премьера − приходи». Ну, как не прийти! Как не посидеть рядом с создателями спектакля − с художником и режиссером: слева − Эдик, справа − Ислам Казиев.

Как-то я спросил у Эдика, почему одна часть зала смеется раньше, другая − потом: «Запаздывает чувство юмора?»

− Да нет, с юмором все в порядке, − объяснил он, − перевод запаздывает. Кумыкская публика реагирует на реплики со сцены, а остальные – из наушников. Зато смеха в два раза больше. Или в три − потом первые смеются над вторыми.

Как-то во время очередной съемки в краеведческом музее я обратил внимание на то, что картины какие-то неухоженные, пыльные, без рам. Эдик бережно протер их тряпочкой и пояснил: «А чего ты от них хочешь? Они ведь полвека были в запасниках, вот малость и пооблезли…».

Это были работы известных русских модернистов начала XX века (Экстер, Родченко и К°), попавшие к нам в 20-е годы из северных художественных столиц. И первым человеком, кому эти картины понадобились после их 50-летней ссылки, был Эдик. Девизом такой музейно-поисковой деятельности был плакат-призыв, который висел в его старой мастерской (еще на улице Дербентской): «Встретим 100-летие со дня рождения Казимира Севериновича Малевича новыми успехами в труде!». И это когда страна готовилась к массированному празднованию 100-летнего юбилея совсем другого классика. И шутить на эту тему, мягко говоря, не полагалось.

Первая и последняя персональная выставка Эдика в Махачкале была в начале 80-х. Кончалась пора застоя, но об этом еще никто не знал. И поэтому свои авангардистские картины, которые составили маленькую экспозицию на первом этаже Выставочного зала СХ на улице Ленина, Эдик зашифровал, назвав фрагментами некоего театрального занавеса и пронумеровав их. Спрятать непопулярное тогда искусство оказалось нетрудно: «Фрагмент занавеса № 16» − и привет, не придерешься.

Потом пришла перестройка. «Сейчас наступит самое трудное время для художника, − объяснял мне Эдик. − Не нужно будет прятаться, можно оставаться самим собой. А это не всегда просто и безопасно». Ему перестраиваться не пришлось, так как самим собой он был всегда. Поэтому, прожив после первой выставки в трудах десять лет, он стал готовиться к новой персональной экспозиции в Махачкале. И советовался с друзьями, как ее назвать: «Новый Путерброт» или «Неизвестный Путерброт»? Наша трагичная жизнь в разорванном между эпохами времени решила этот вопрос сама: «Нового Путерброта» больше не будет. Остается только неизвестный.

Говорят, что время лечит, но никто не знает, с какого момента этот спасительный отсчет начинается.

 

Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
Пожалуйста, введите ваше имя здесь

Последние новости

В Махачкале прошел концерт, посвящённый Международному женскому дню

Сегодня в Доме дружбы в Махачкале прошел концерт, организованный Администрацией города и посвященный Международному женскому дню, а также Году...

В Дагестане наградили отличившихся женщин

6 марта в Доме Дружбы прошла церемония награждения отличившихся дагестанок государственными наградами. Открывая мероприятие, Глава Республики Дагестан С.А. Меликов,...

С Международным женским днем 8 Марта!

Дорогие женщины! Сердечно поздравляю вас с первым весенним праздником – Международным женским днем 8 Марта! Этот один из самых любимых...

Юсуп Умавов выступил с докладом о работах по повышению надежности электроснабжения жителей столицы

Во вторник, 5 марта, Глава Республики Дагестан Сергей Меликов провел совещание по актуальным вопросам. С докладом на мероприятии выступил...
spot_imgspot_img

Внимание, голосование!

15–17 марта жители Дагестана cмогут принять участие в голосовании за объекты благоустройства по федеральному проекту «Формирование комфортной городской среды»!...

В Махачкале начат ремонт моста на улице Каммаева

При плановом объезде улично-дорожной сети специалистами УЖКХ был выявлен факт разрушения деформационного шва на путепроводе на ул. Каммаева. Столичными коммунальщиками...
spot_imgspot_img

Вам также может понравитьсяСВЯЗАННОЕ
Рекомендовано вам