— Построили его, кажется, в 1960-м году. В 61-м туда въехали мои родители. В 68-м родился я. Дом стоит до сих пор во дворе Дагестанского филиала Академии наук. С одной стороны ограничен этим самым филиалом, с другой – парком, с третьей — пивзаводом и «питомником» (странное название неокультуренного или ландшафтного парка, прижившееся в Махачкале), а с четвертой — Буйнакским шоссе (потом улица Карла Маркса, а теперь уже и не знаю) со старым православным кладбищем.
Отчасти мой дом представлял собой то, что сейчас стали называть «таун-хаусами». Нет, это был трехэтажный дом на 27 квартир, но он имел свой двор, дровяной сарай, массу места, где можно было играть, сушить белье, пить пиво и жарить шашлыки. Расширением двора был внутренний двор здания АН, «нижний филиал», как мы его называли, и фасадная часть — «верхний филиал». На «верхнем филиале» играть не позволялось — там ездили машины, могли случайно появиться «пришлые хулиганы». Также не поощрялись самостоятельные уходы в парки и к пивзаводу. Во дворе и на «нижнем филиале» мы могли мотаться без особого контроля с утра до позднего вечера. Ведь главным, что объединяло дом с «таун-хаусом», были жители. Почти все работали вместе. Все всех знали. Дети были «общими», одинаково присмотренными и накормленными.
Во дворе постоянно жили собаки, у которых расхристанные хулиганы вызывали самые бурные эмоции. Чужие опасались лишний раз проходить через наш двор. Собак кормили и привечали всем двором. Филиаловский склад охранял сторож Окаим — старик-горец, вечно в папахе и с толстой суковатой палкой. Окаима сопровождала маленькая и кривоногая Муха. Муха была мелкой, злобной и удивительно гавкучей. Периодически она поднимала скандалы посреди ночи, и тогда наши «элитные» дворовые дворняги мчались ей на помощь.
В филиале было несколько институтов. В одном помещении работали разнообразные гуманитарии: филологи, этнографы, историки, археологи, биологи, а также химики, физики. Как-то у физиков что-то рвануло, и агрегат, с помощью которого они пытались добиться устойчивой сверхпроводимости, провалился на этаж ниже. После этого физиков от греха подальше перевели в «четвертый поселок» (сейчас это центр города, а тогда туда нужно было добираться аж пятнадцать минут на автобусе — это было очень далеко и неудобно). Помнится, как-то из серпентологического отдела сбежала змея: весь институт биологии был отряжен на поиски твари, а нам не разрешали лишний раз высовываться во двор. Змею нашли на пивзаводе.
По пятницам, после ученых советов, в зале филиала показывали кино. Вход был бесплатным. Все семьи чинно отправлялись в филиал. Однажды совет затянулся. Сперва начали скандалить дети, потом не выдержала жена одного из сотрудников. В разгар «научных прений» она появилась в зале с сообщением, что «караул устал» и дети плачут. Совет быстренько свернули. Перед детьми извинились.
Наличие в непосредственной близости пивзавода определяло вечерний быт ученых. Якобы для детей были вкопаны две длинные деревянные скамьи. Еще между ними хотели поставить стол, но жены подняли бучу. По вечерам эсэнэсы брали канистры и шли на пивзавод. Пиво прекрасно шло под тарашку, которой обычно снабжал Миша Тружеников, ездивший на рыбалку на собственном мотоцикле «Планета». Под пиво с тарашкой разгорались оживленные дискуссии. Порой смысл их для меня оставался загадкой, это бывало, когда собирались коллеги. Чаще же говорили о том, о чем тогда говорить было вообще принято: инопланетяне, йоги, филиппинские хилеры, хоккей. Ругали Брежнева, спорили о Сталине. Как-то мой папа в яростном споре сцепился с геологом Аликом Сутуевым. Суть дискуссии сих высокоученых мужей была небанальна: если подерутся лев и тигр, кто возьмет верх. Папа, помнится, стоял за льва. Постепенно к дискуссии присоединился весь двор. За ответом отправились на третий этаж к заму председателя президиума Солдатову, который был биологом. Представьте себе. Вечер. Программа «Время». А тут два охламона-камээна в дверь рвутся и, дыша пивом с сигаретами, начинают выяснять, кто их них прав, кто же все-таки кого загрызет, тигр льва или лев тигра… «Канадские» серии хоккея смотрели друг у друга в гостях. Дома было неинтересно. Орали так, что Озерова не было слышно.
У дяди Димы Вихрова была голубятня. Она стояла прямо во дворе. Голубей гоняли тоже академично, пытаясь понять и проследить закономерности их поведения. Вихровский же пес Барри был любимцем всего двора. На территорию филиала иногда, как бы нечаянно, забредали коровы. Территория была очень зеленой, во дворе были большие поляны, заросшие травой. Хозяева коров втихомолку приводили туда своих буренок, а сами от греха подальше сматывались. Любимым аттракционом ученых было наблюдать, как отважный Барри за хвост вытаскивает с поля этих коров.
Как-то жены одолели своих мужей требованием благоустроить территорию и разбить детскую площадку. Кто-то подсуетился, и во двор загнали самосвал, груженный карьерным песком. Самосвал опростался прямо перед пивными скамейками. Эта гора песка собственно и была нашей песочницей в течение нескольких лет. Песок постепенно куда-то делся, но название за местом сохранилось. Неофиты дома, даже не зная сути, говорят: «Пошли на песок».
Интересно, что за многими квартирами закрепились названия по имени их первых владельцев: «Кожинская», «Астратянцевская», «Росохинская», «Эфендиевская», «Ихиловская».
Напротив окон «ихиловской» квартиры была глухая кирпичная стена филиаловского склада. Понятия «граффити» тогда не существовало, но на стене упражнялись как могли. Периодически до филиаловских сотрудников доходил скрытый антисоветский смысл цитат из творчества западных рок-групп, написанных их шаловливыми детишками. Тогда со склада бралось ведро краски…
Летом все разъезжались. Физики на полигоны, геологи — «в поле», археологи, этнографы и лингвисты — в экспедиции. Во дворе появлялись грузовики и «ГАЗики» (позже «УАЗы»), в которые из сараев перегружались спальники, палатки, консервы, ну и, разумеется, водка. Археолог Котович приглашал с собой на раскопки в качестве рабочих ребят постарше, некоторые ездили. Мамы очень доверяли Котовичу — он был положительный и непьющий. Не знаю, у кого как, но когда из экспедиции возвращался мой папа, водкой от него пахло еще дня три, настолько он проспиртовывался. Впрочем, из экспедиций, как правило, привозили ящики фруктов, мясо и всякие необычные вещи: то рога тура, то шкуру, то какой-то кинжал.
Во дворе можно было найти необычные вещи. Две или три древние каменные бабы, плиты с арабскими письменами, камни с отпечатками каких-то невиданных моллюсков. Все это, вероятно, не представляло собой особой ценности, потому было раскидано тут и там. Мы даже пытались сделать собственный музей… Но надорвались на каменных бабах, которые весили не меньше тонны каждая. Интересно, кстати, куда это все сейчас делось?
Помню, как, находя каких-то букашек, мы лезли прямо в окно первого этажа института геологии к маме Оли Михайловой, чтобы упросить ее позволить засунуть очередное открытие под микроскоп. Любопытство поощрялось, никто нас не гонял. Как-то мой папа выцыганил на выходные микроскоп у кого-то из геологов — я не выходил из дома — засунул под него все, что было, «вывел» в тарелке инфузорию-туфельку, взял соскоб щечного эпителия старшего брата и уже нацеливался на то, чтобы раздобыть скарификаторы для изучения клеточного состава крови, как прибор пришлось возвращать.
Иногда в доме вспыхивали ссоры. Порой они были продолжением каких-то служебных разборок, порой причиной служила лоза винограда, которую пытались перетянуть то на одну, то на другую сторону. Поссорившиеся демонстративно не разговаривали друг с другом, порой даже не здоровались. Детей в выяснения отношений старались не вовлекать. Люди были прекрасные, но такие разные в своей «прекрасности». Ученые порой счеты сводили друг с другом: палили газеты в ящике, а потом писали в партком, что, мол, «Правду» не читает.
Жизнь проходила абсолютно на виду. Если кто-то чего-то не успевал узнать за день, вечером об этом непременно сообщали баба Вера, баба Роза и баба Тасико, главные моралистки и информбюро двора. Грузинка, еврейка из Львова и русская, они периодически громко ссорились, обвиняя во всех грехах не только друг друга, но и народы, их породившие, но большую часть времени мирно сидели на скамейке, перемывая кости всему дому.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
