Параллельно с Международным днем борьбы со злоупотреблением наркотиками и их незаконным оборотом 26 июня отмечают свой профессиональный праздник врачи-наркологи. В этот раз мы решили побеседовать с ними и узнать, в чем заключается их отважная и чрезвычайно сложная работа. В разговоре приняли участие сотрудницы Республиканского наркодиспансера – врач психиатр-нарколог отделения неотложной помощи и реабилитации для больных наркоманией Патимат Газиева и клинический психолог Марьям Сулейманова.
– Патимат Магомедовна, чем мотивируют ваши пациенты свое увлечение наркотиками? И вообще хочется узнать о работе наших республиканских наркологов – в чем она заключается?
– Для начала я бы хотела рассказать о нашем отделении. Оно рассчитано на 25 коек. Двадцать коек – это круглосуточное пребывание и пять коек дневного стационара. Также у нас существует женская палата на 5 коек.
С 2017 года наши ребята начали употреблять «соли» – это дизайнерские наркотики; это амфитаминоподобные наркотики – соли, мефедрон, психостимуляторы – их либо курят, либо нюхают, либо делают инъекции внутривенно. Последствия, конечно, трагические. Они вызывают психотическое расстройство, у пациента появляется страх, бред, ему кажется, что за ним ведется слежка, наблюдаются галлюцинации зрительного характера, указывающего эмпирического характера. Очень тяжело выводить таких пациентов из подобных состояний.
– В какой возрастной группе в основном находятся наркоманы?
– В основном возраст в диапазоне от 19 до 45 лет.
– Но преимущественно это все-таки молодые люди?
– Да. Молодые. Объясняют это своим любопытством, кругом общения. Немалую роль играет и наследственность. Процентов семьдесят носит наследственный фактор.
– Как проходит курс лечения наркозависимых?
– Первые 4 дня мы их вводим в медикаментозный сон, чтобы во сне прошли эти неприятные ощущения, ломки, чтобы купировать психоз. Начиная с 5 дня уже проводим симптоматическое лечение, подключается психолог. Лечить «солевых» наркоманов неимоверно сложно. Надежда на излечение есть не всегда и обращаться нужно в специализированное учреждение. Ни в коем случае не стоит откладывать обращение за помощью к квалифицированным специалистам. Солевая зависимость – не приговор. Отделение неотложной помощи и реабилитации для больных наркоманией успешно ставит на ноги даже самых тяжелобольных людей. Однако это не означает, что нужно ждать, когда ситуация зайдет далеко. Как только вы обнаружили проблему, тут же звоните и обращайтесь за помощью: чем раньше мы начнем лечение – тем быстрее сможем помочь, и тем меньше необратимых изменений произойдет.
Здесь очень много ребят, у которых и вены порезаны, и в анамнезе суицидальные попытки. И, чтобы восстановить такую психику, необходима глобальная работа.
При лечении мы учитываем все особенности пациента, проводим всестороннее обследование и только после этого назначаем индивидуальную программу. Она включает курс дезинтоксикации, непосредственно лечения и, конечно, реабилитации. На последнем этапе с пациентом работает психолог. У него свои методики работы.
РАБОТА ПСИХОЛОГА
– Марьям Газимагомедовна, в чем заключается работа клинического психолога?
– У многих пациентов бывают проблемы, связанные с эмоциональными переживаниями, трудности диалога с близкими людьми: родителями, братьями и сестрами. Это очень часто дети из дисфункциональных семей; дети, чьи родители могут злоупотреблять своей властью, жесткостью, жестокостью. Часто это связано с отсутствием понимания и поддержки ребенка. Очень часто у нас проблема, связанная с тем, что родители просто не дают элементарных знаний, что такое наркотик и какими последствиями это может закончиться. Вместо этого тоталитарно просто говорят слово «нет» или могут жестко побить ребенка за это.
Отсутствуют элементарные навыки взаимодействия с собственным ребенком, принятие его таким, какой он есть. Поэтому у наших врачей стоит позиция не только просто обезболить, снять все его состояния, так еще у докторов бывает ситуация, когда они начинают корректировать поведение родителей, которые даже здесь в отделении ведут себя очень неадекватно.
Здесь очень много ребят, у которых и вены порезаны, и в анамнезе суицидальные попытки. И, чтобы восстановить такую психику, необходима глобальная работа. Потому что ребята, которые обычно сюда попадают, находятся в очень глубоком употреблении с очень сильным разложением личности, с паранойями, с какими-то изменениями психического статуса. И чтобы с этим всем справиться, нужно и депрессию лечить, и тревогу лечить, и ломки снимать. Это все делают наши врачи.
Эта фармакотерапия направлена и на психотерапию, и на психиатрию, и на наркологию, и на эндокринологию. И вот такой опыт соединяется в наших врачах. Я говорю о врачах, которые работают в стационаре и которые систематически сталкиваются с разными проблемами. К примеру, алкогольное отделение, где буквально откачивают: это и кардиолог, и невропатолог, тут еще должен быть и пульмонолог. Ведь с какими только проблемами не поступают пациенты. Потому что другие больницы не хотят брать человека, который находится в алкогольном опьянении, и у него случается инфаркт. Так и говорят: везите в алкогольное отделение наркологии.
– А ответственность, естественно, на ваших специалистах?
– Конечно, и нашим врачам приходится как в той пословице: «и столяр я, и плотник, и на мышей охотник». И то, о чем говорила Патимат Магомедовна, о том, что я включаюсь – я включаюсь, конечно, на 5-6-й день. Есть такое, что я диагностирую, выявляю какие-то здоровые либо болезненные механизмы. Они и дают дополнительную информацию, благодаря чему врачи начинают корректировать свое лечение. То есть, у нас такой достаточно крепкий здоровый тандем, которые направлен на то, чтобы помочь пациенту адаптироваться в этой жизни. Иногда мы собираем всех, кого можно, чтобы обсудить какого-то пациента. Это для нас является рутинной работой. Иногда приглашаем специалистов из психиатрии, когда замечаем, что есть какие-то очень сложные моменты в диагностировании пациента – то есть непонятно, где органические изменения личности, а где – действие препарата.
ВОСПИТЫВАТЬ РОДИТЕЛЕЙ
– В последнее время наркотики очень сильно меняются, – продолжает разговор Патимат Газиева. – У нас был такой момент, когда к нам сюда привезли пациента, и все решили, что он употребил какое-то вещество неизвестного происхождения. Врачи у нас его приняли с осторожностью. Однако чуть позже его состояние стало заметно ухудшаться. Наши врачи забили тревогу, вызвали родственников. У нас зачастую ведь бывает так, что родственники положили пациента и говорят: «Все! Держите его здесь!». Так и случилось – уложили и подумали – сейчас психоз пройдет. А врачи заметили, что это уже не относится к нашей болезни. Впоследствии оказался гнойный менингит. Он употребил вместе со своей девушкой мефедрон, в связи с чем начались очень сильные головные боли. В контакт пациент вообще не вступал, не спал, потел очень сильно. Но это был не классический психоз. Мы за ним наблюдали и уже поняли, что это не наш профиль. Вызвали сюда на консультацию терапевта. У терапевта его состояние тоже вызвало вопросы. В результате пришлось вызвать частную «Скорую». Некоторое время он находился в реанимации, во 2-й городской больнице, в коме. К сожалению, все закончилось летальным исходом. И все, кто употребил в тот день с ним вместе этот мефедрон, кто понюхал, получили осложнения. У кого-то открылось кровотечение из носа.
Я думаю, что чрезвычайно важно, чтобы те, кто читает нас, понимали, с чем они сталкиваются. Вы знаете, здесь иногда приходится воспитывать родителей. Потому что культура воспитания очень низкая. Я думаю, что когда-нибудь мы придем к тому, чтобы проводить терапию для родителей таких пациентов. Потому что здесь врачи иногда назначают дополнительную терапию мамам или другим родственникам пациентов, которых трясет. Потому что они не знают, как общаться с зависимым человеком. И я искренне восхищаюсь нашими врачами, особенно в последнее время, когда пациенты стали очень сложными. Почти у всех есть нарушение психических процессов вплоть до того, что наблюдается продуктивная симптоматика в виде галлюцинаторных и бредовых состояний.
– То есть это именно последствия длительного употребления наркотиков последнего поколения?
– Именно. Хотелось бы добавить напоследок насчет так называемых «реабилитационных центров». Людей, очевидно, вводят в заблуждение – пациентов и родителей – что наркоманов там лечат. И зачастую такие центры открывают бывшие наркозависимые, которые сами в данный момент находятся в ремиссии. Но там врачи не работают.
Важно понимать, что пациента с бредовыми галлюцинациями необходимо лечить медикаментозно. Если же не купировать подобное состояние более трех месяцев, оно переходит в хроническую форму. И очень много наркозависимых именно в таком состоянии поступает к нам именно после «лечения» в подобных центрах.
– Что значит «хроническая форма»?
– Бредовые идеи и изменение психики уже носят хронический, а не перманентный характер. Это паранойя – недоверие, подозрительность, психопатия.
Регина ГАДЖИБАЛАЕВА
