Пожалуй, если бы мы выехали недели на две раньше, то впечатлений было бы намного больше. В 2005 году гора Шалбуздаг была очень гостеприимна. Будет ли она таковой сейчас? В этот раз, как и два года назад, в поход нас отправилось трое, но теперь попутчики со мной были другие: двое моих однокурсников. Один из них, живущий в Махачкале и никогда не бывавший в Южном Дагестане, гапшиминец Магомед, другой – каспийчанин Нариман, родом из села Каладжух Докузпаринского района. Он-то нас и пригласил в свое родовое село.
Утро 17-го августа. Махачкала. Погода облачная, ожидается дождь. На южной автостанции стоит автобус, в котором меня уже дожидаются мои товарищи. Автобус сначала был пуст, а потом очень быстро заполнился пассажирами. Но это ещё не всё. Нам предстоит останавливаться в Избербаше и Дербенте и там ещё набрать людей. Нормы приличия не позволяют моим товарищам сидеть, когда в автобус заходят старшие (а заходить они будут часто), и потому мы занимаем самые удаленные от входа места нашего ПАЗ(а), до которых новые пассажиры, как правило, не добираются. Заполненный пассажирами автобус тем временем начинает наполняться всевозможными коробками, сумками, пакетами с зеленью и прочим грузом. Справа от меня удобно расположился огромный телевизор. Поначалу он был дружелюбен, но через некоторое время и до самого конца пути телевизор сползал с подпиравших его поручней и пытался меня раздавить.
Наконец выезжаем. Через два часа мы в Дербенте. Простояв там около часа, только через три часа добираемся до Усухчая – районного центра Докузпаринского района. Теперь дорога идёт вверх вдоль реки Усухчай. Доезжаем до моста, и начинается незнакомая мне дорога. Поднимаемся по серпантину ещё метров двести и мы в Каладжухе.
Это село находится у самой границы с Азербайджаном почти за двести километров от Махачкалы. Слово «каладжух» в переводе с лезгинского означает «старая крепость». Первоначально это село находилось ещё выше, на одном из отрогов «Утренней горы» — хребта, тянущегося на восток от Ярудага, но оно было разрушено во время междоусобной войны.
В этот день мы проходили высотную адаптацию. А заключалась она в том, что мы сначала познакомились с семьёй Наримана, потом прошлись по окрестностям села и до самой ночи сидели перед телевизором, посматривая по спутниковым каналам всевозможные музыкальные клипы.
Небо здесь, как и в Махачкале, было затянуто облаками. Вершин, поразивших моё воображение, когда я приехал сюда в первый раз, тоже не было видно. Оставалось лишь стоять на балконе дедовского дома Наримана и рассматривать село. Потихоньку облака на юге стали расступаться. Быстро зову гапшиминского Магомеда. «Смотри туда», – говорю я ему. Он посмотрел на юг и увидел вдалеке высоко над землёй большое тёмное пятно.
— Что это? — с удивлением спросил он.
— Ярудаг, — ответил я.
— Что? Вот это тёмное пятно в небе – это гора?
— Да, представь себе.
Вскоре облака полностью расступились, и гигантская скальная стена предстала перед Магомедом во всей своей мощи. Если бы в старину на огромном плато её вершины построили бы село, то не нужно было бы, наверное, и крепости строить. Эта гора одним своим суровым, неприступным видом отгоняла бы врагов. Но почему-то воздух в тех местах отличается особенно низким содержанием кислорода, и жить людям там весьма затруднительно. Вершина Ярудага, по словам тех, кто там бывал,– это огромная равнина, на которой можно встретить даже болото. А когда одновременно идёт ливневый дождь и тает весенний снег, вода собирается и падает с одного из уступов гигантского размера водопадом.
— Ничего себе! Эти виды меня просто покорили. Гапшима находится достаточно высоко, но высота эта не чувствуется потому, что одна гора закрывает другую, да и такого перепада высот там нет.
Рано утром ещё до рассвета мы встали и наскоро позавтракали. Из нас троих на Шалбуздаг до этого поднимался только я, поэтому знал, куда отправляюсь.
— Наверху, скорее всего, будет очень холодно. Положите в чай побольше сахара – он разогревает организм.
Эффективность сахара я много раз испытывал на себе. Некоторые, правда, пытаются согреться разбавленным спиртом (то бишь алкогольной продукцией), чувствуют тепло, но в результате, наоборот, получают обморожение. Сахар же действует на организм, как высокооктановый бензин или закись азота на двигатель автомобиля.
«Заправившись» двумя стаканами приторно-сладкого чая, мы взяли заранее приготовленные рюкзаки и вышли на улицу. Через какое-то время на полузакрытом УАЗе подъехал родственник Наримана, потом к нам присоединились ещё трое сельчан, и мы на хорошей скорости, доехав до Мискинджи, стали чуть медленее двигаться по серпантину к вершине. Преодолеваем поворот за поворотом, и уже начинает закладывать в ушах. По пути встречаем людей, которые решили пройти все эти двадцать километров подъёма пешком. Дальнейший путь они продолжают в кузове. Ближе к базе паломников на дороге стоят бульдозеры. Вокруг нас становится больше скальных выступов и камней. Погода тем временем остаётся облачной. Проезжаем ещё несколько крутых поворотов и приезжаем на «Пир – Сулейман» — могилу шейха Сулеймана. Это — первая святыня. Дальше автомобили уже не поднимаются, так как нет дороги, да и двигатель уже из-за большой высоты вряд ли сможет работать. Теперь нам нужно подняться ещё метров на пятьдесят до основной базы паломников.
Это расстояние мы преодолеваем c длинными досками на плечах. Что называется, решили помочь, но, делая повороты на извилистой тропе, чуть было не прошлись концами досок по головам идущих рядом людей.
Первую половину дня мы сидели под одним из больших камней и думали, подниматься ли нам сегодня. Вершина была непредсказуема: она то открывалась, то опять закутывалась в облака. К обеду среди спускающихся оказался мой родственник.
— Если собираетесь подниматься – поспешите, — говорит он. — Наверху становится холодно, и начинает идти снег.
Решение принято: восхождение начнётся прямо сейчас. Нас шесть человек. Каждый одевает ветровку, берёт рюкзак и прихватывает пластиковую бутылку для того, чтобы набрать воду из священного озера. Нариман снимает обувь и идёт пешком. (Его предки говорили, что так человек получает от восхождения больше пользы). Я всё время почему-то иду впереди и не испытываю никаких трудностей, Магомед тут впервые потому не хочет тратить лишних сил и отбивается от проводников. Нариману не так-то легко подниматься по крутым скалам босиком. Почему же местные горцы идут тяжело? Останавливаемся на привал, и я получаю ответ на свой вопрос: горцы снимают рюкзаки и затягиваются сигаретами. При этом все кровеносные сосуды в организме каждого из них резко сужаются, и наступает кислородное голодание во всех органах и, прежде всего, в головном мозге. Неужели им не хватает высотного кислородного голодания? Ведь они и так вдыхают разреженный воздух с низким содержанием О2.
Привал закончен — идём дальше. Теперь группа дошла до места, где, по обычаю, тем, кто здесь впервые, полагается лечь на гальку, обложить себя камнями и вспомнить таким образом о том, что ты смертен. Сначала эту процедуру выполняет Нариман, потом Магомед. Первый осмотрел второго, лежащего в позе трупа. Чего-то не хватает. Ясно, чего: Наримана, сидящего рядом в позе скорбящего. Приняв соответствующую позу, он и попал в объектив камеры. Группа отправляется дальше и вскоре доходит до священного озера. Людей тут много, и вода уже не такая чистая и холодная, как раньше. Кажется, что она уже потеряла всю святость, однако…
— Тут происходят чудеса, — говорит Нариман, — когда бросаешь в воду камень, дует ветер.
Желая проверить это, я бросил в воду небольшой камень. Чувствую дуновение ветерка. Бросаю ещё камень – снова ветер. Наверное, случайность, и потому я бросаю камень побольше. Секунда – и снова ветер, но уже сильнее. Чем больше камень, тем сильнее ветер. Отрицательная реакция окружающих не позволила продолжить «эксперимент».
Воду пока набирать не стали и направились дальше к главной святыне. Там каждый по три раза прошёл через скалу-«грехомер», которая не пропускает через себя тех, у кого не чиста душа. Вокруг всё по-прежнему в тумане. С северо-восточной стороны от этого места находится большая яма. Там раньше тоже было озеро, но теперь на дне лёд. Он-то мне и нужен. Кажется, будто глубина ямы метров 7-8. Но я спустился в неё и увидел, что глубина этой ямы в действительности не менее двадцати метров.
Лёд этот оказался крупчатым снегом, перемешанным с землёй. Он постоянно тает, и подобраться к нему оказалось нелегко. Надо обойти с другой стороны. Я делаю лёгкий прыжок с камня на камень, и вдруг перед глазами всё поплыло и закружилось… Резко приседаю на колени. Пульс очень частый, дышать тяжело. В чём дело? Неужели здоровье подводит? Отдышавшись, начинаю потихоньку карабкаться по камням и таким образом подбираюсь к нужному месту. Затем я достаю из кармана стакан, набираю в него снег. Наверху на краю ямы показались мои товарищи. Через некоторое время ко мне спустился Нариман. Ему тоже стало трудно дышать.
— Это — кислородное голодание, — сказал он. — В этой яме почему-то особенно мало кислорода.
Сверху нам бросили пустую двухлитровую баклажку. Отворачиваю крышку, и из-под неё под давлением выходит воздух. Оказывается, её закрыли внизу – на базе паломников, а там атмосферное давление выше. В неё мы набрали талую воду. В это время пошел снег, и нам пришлось выбраться из ямы, взять рюкзаки, и вся группа в спешке стала покидать вершину.
При каждом торможении и повороте тяжёлый рюкзак разворачивал меня градусов на 90, и я, как, впрочем, и все остальные, рисковал сорваться в пропасть.
Добираемся до базы, заходим под навес, и в это время начинается сильный град. Через некоторое время вся гора становится белой. Уехать отсюда в этот день уже не удастся – дороги размыло. В подвале мечети мы быстро заняли место на шесть человек, а потом до ночи отогревались у костра. Думая, что сейчас здесь будет так же тепло, как и в позапрошлом году, я взял на Шалбуздаг не ту одежду, какую следовало бы, и потому начал постепенно замерзать. Сахар тоже негде было достать. Ночью в подвале мечети свободной площади не осталось. Было холодно. Каждый завернулся во что мог. На мне был плащ, который при любом движении сползал, и поэтому я лежал, не шевелясь. Магомед и Нариман даже забеспокоились — не замерз ли их товарищ окончательно.
Утром мы согрелись чаем и стали спускаться на восток в село Микрах. Все пятнадцать километров пути – постоянный спуск. Подниматься, оказывается, намного легче, чем спускаться.
Этот день тоже был облачным. Через Микрах мы поднялись в Каладжух, в доме у Наримана более-менее привели себя в порядок и поняли, что от усталости не способны больше ни на что. Однако под вечер мы всё же вышли из дома. Дело в том, что у каладжухцев, как и у всех лезгин, есть интересная свадебная традиция: днём играют саму свадьбу как таковую, а вечером всё село уже без жениха и невесты собирается на площади в большой круг, играют музыканты, и каждый, кто хочет, занимает очередь и потанцевать. Если ты находишься на свадьбе, то признаком хорошего тона считается поддержать молодожёнов танцем. Таким образом, село празднует заключение ещё одного брака. В других сёлах ничего подобного я не видел.
Рано утром, пока все спали, я вышел на балкон. Погода стояла абсолютно ясная. Солнце освещало Ярудаг сбоку, все его контуры были особенно четкие, и вид его от этого был особенно суров. Справа от него была видна высочайшая вершина Дагестана Базардюзи (4466 м). Верхушка Шалбуздага и сейчас была в тумане. Через пару часов небо снова затянулось облаками.
Выехать в город нам удалось только вечером. Транспорта не было. Из-за этого нам в поисках попутки пришлось дойти пешком до районного центра, потом поехать в соседний Ахтынский район, вернуться оттуда и только потом уехать в Дербент с паломниками. Да, в прошлый раз были впечатления, в этот раз – приключения. Как и два года назад, я, уезжая, посмотрел на вершину Эренлар – она была в облаках.
