«Четыре России» Натальи Зубаревич

Миграция в остальной России также направлена в крупнейшие города, их доля в концентрации населения страны неуклонно растет. Разница только в том, что агломерации двух городов федерального значения стягивают мигрантов со всей страны, концентрируя в себе до 80% всей чистой миграции в России, тогда как другие крупнейшие города – в основном мигрантов из своего же региона. Таковы выводы профессора МГУ, известного регионоведа Натальи Зубаревич, которые легли в основу ее нового концепта «Четыре России». Наша встреча состоялась в рамках пятого модернизационного семинара Клуба региональной журналистики в г. Москве.
Начнем с «России-1». Итак, Москва и Питер – это каждый девятый россиянин. Да, в Капотне живут несколько иные люди. Но у этих людей растут дети, и они коммуницируют с другими сверстниками. Если добавляем Московскую область, получается, что каждый восьмой россиянин живет в двух крупнейших агломерациях.
Если вы хотите понять, как какой-либо из городов будет развиваться, пожалуйста, обращайте внимание на следующие вещи. Первое – человеческий капитал. Измеряйте его через образование. В Москве половина взрослого населения имеет высшее образование. Какими бы они клерками ни были, в какой бы «бюджетке» ни просиживали, все равно у них возможность реально воспринимать происходящие события (даже при нашем плохоньком высшем образовании) гораждо выше. В Питере – 44%. Если брать городское население России, то каждый четвертый горожанин с неплохим образованием – это уже немало. Средне-техническое образование, которое кует основную часть населения, занятого в индустрии, в различных секторах экономики, не требующих широкого кругозора, очень сильно тормозит гуманитарные навыки, необходимые для понимания происходящих в стране изменений. В Москве и в Питере это уже в целом преодолено.
Второй компонент – деньги. В Москве душевой валовой региональный продукт на душу населения скорректирован под уровень жизни, а в Санкт-Петербурге он пока еще в два раза ниже. Вот где вы можете видите эту мощную дифференциацию между Питером и Москвой, в основе которой заложена именно эта экономическая независимость, денежная самостоятельность (примерно 14-16 тысяч долларов по паритету покупательной способности ВРП).
Глобальные исследования говорят, что когда по этому показателю страна переваливает за 10 тысяч, в ней начинается запрос на демократию, на права, на нормативы и институты. Для России 10 тысяч долларов, конечно, совершенно недостаточно, потому что получены они не от общего роста экономики, а от продажи нефти. Малый и средний бизнес в Москве – составляет 30% всей экономики столицы, хотя и не растет. Народ побежал в «бюджетку», в госкомпании, потому что так надежнее. Плюс социальный состав населения: поскольку москвичи и питерцы живут дольше – это люди, «кормящиеся от телевизора» и поступающие соответственно.
Что происходит в российских городах-миллионниках? Здесь имеется очень четкий измеритель – скорость постиндустриальной трансформации. Поскольку по финансам, денежным доходам в них нет принципиальной разницы, в плюсы можно выделить только город Екатеринбург. Он реально богаче остальных, потому что это могучая область с наличием большого количества крупных экономических факторов. Очень важный момент – бюджетные деньги. Ни один из этих городов не имеет нормальных финансовых ресурсов для развития, потому что они – муниципалитеты. Это и подталкивает города к трансформации их социальной структуры, к децентрализации.
Города-полумиллионники: проблем еще больше. Все они совершенно разные. Есть чудный Томск, где каждый пятый житель – студент, где очень продвинутое телевидение. В свое время это был оазис по сдвигу в современное постиндустриальное общество, причем без особых доходов, ибо крупнейшие нефтяные предприятия с некоторых пор платят налоги в Питер. А на другом полюсе – Саранск. Все про него все знают. Пресловутые 146% по голосованию. Это город, «закатанный» до сих пор по полной программе.
Теперь про «Россию-2». Что такое средние и крупные промышленные города? Среди них много моногородов с единственным местом работы на производстве. Молодежь уезжает, но люди старше 40 остаются. Среди индустриальных есть и крупные города. Это Тольятти – 700 тысяч, Магнитогорск – 400, Череповец – 300, Нижнекамск – 400.
Вторая группа средних городов – это, если можно так выразиться, города бюджетников.
Системное сращивание власти и бизнеса принимает в небольших городах явные формы и там сохраняется единственный вид мобильности (помимо отъезда детей на учебу в другие города) – это мобильность трудовая, когда кто-то из членов семьи едет зарабатывать.
Что касается моногородов, то, по данным Минэкономразвития, инвестиции в них сокращаются на 30%. И это в стадии гигантского пиара по поддержке моногородов. Из всех денег, выданных на поддержку моногородов, процентов 80-90 ушло в Тольятти, а на выборах там проголосовали за «ЕдРо» – 25%, за КПРФ – 29%, за «Справедливую Россию» – 19%, за ЛДПР – 18%. И это в городе, который максимально поддержала власть.
Теперь – «Россия-3». Это особый мир маленьких городов и поселков городского типа, чаще всего – сонный мир.
17% населения – это немало. Плюс 26% сельского населения. То, что происходит в Москве, сельское население людей не очень волнует, есть одно «но». 13% деревень уже без населения. Там только летом появляются дачники, и то не всегда. 24% деревень – с населением меньше 10 жителей. И это означает, что свыше трети деревень России в рамках одного поколения могут исчезнуть. Только в трети деревень население свыше ста человек, и эту часть населения можно считать более или менее жизнеспособной. Сельская Россия сжимается. Поэтому тенденция такова: происходит расширение городского пространства, городского компонента. Кстати, экономика идет по тому же пути. Она реагирует на расстояние самым простым способом: нет человеческого ресурса – нет сельского хозяйства, ибо оно достаточно трудоемкое и без людей не выживает. А против экономики ничего ни сделаешь .
Эта удаленная от мегаполисов сельская местность должна переформатироваться. В дачное ли освоение, в рекреационные ли зоны, но уже не в сельскохозяйственные зоны. Стабильное население будет оттуда уходить.
И, наконец, «Россия-4». Это Северный Кавказ. Там идет мощнейшая трансформация, но я пока эти республики выделяю по иному признаку. Это экономическая слаборазвитость, незавершенность демографического перехода и очень сильная патриархальность социальных отношений. Эти три компонента фактически выламывают 6% российского населения: жителей северокавказских республик, Тывы и Алтая, в отдельный подтип. Если первые три типа концепта – это простая иерархия сверху вниз: от крупногородских, трансформирующихся в среднегородские и к периферийным сельским поселениям, то четвертый пронизывает все.
Есть агломерация Махачкалы. Формально – более
600 тысяч, реально – под миллион. Но это несколько иная агломерация, в ней есть своя специфика. Есть и село: оно растет, оно живое, с мобильным населением. По завершении происходящей трансформации: от патриархального, кланового общества к урбанизированному, а затем к постиндустриальному обществу эта «четвертая Россия» встраивается в «третью». Но пока она стоит отдельно.
И здесь главная проблема в том, что люди, ставшие уже городскими (их не так много, но это образованный городской класс), подпираются со всех сторон массовым притоком сельского населения и восстановлением патриархальных традиций. А в результате так же, как из Москвы, способные, талантливые люди уезжают за границу, из этих городов едут в Москву, Питер и какие-то другие города.
Что происходит в этих республиках? Их поддерживают 10% бюджетных трансфертов и 10% инвестиций из федерального бюджета. Меня уже достал лозунг «Хватит кормить Кавказ». Это запредельное, не верное понимание и даже не только по своей логике, но и по арифметике. По логике он неверен, потому что слаборазвитые в экономическом отношении территории надо поддерживать, чтобы в них воспроизводился человеческий потенциал, производственная сфера и капитал. Если этого не будет, если вы не будете давать возможность людям получать образование, иметь нормальное здравоохранение и т.д., то начнется одичание. И дополнительный доход повышает мобильность, а растущая мобильность позволяет людям перенимать новые социальные практики. Это очень важно.
10% всех бюджетных трансфертов идет на Северный Кавказ. Треть их забирает Чечня. Половину из оставшегося забирает Дагестан, – там идет гидротехническое и иное строительство. Но есть одно «но»: больше 10% всех федеральных инвестиций в прошлом году направлено в Москву. Так может, «Хватит кормить Москву?»:
10% – Москва и 10% – все республики Северного Кавказа. Чувствуете разницу?
Население Чечни и Дагестана растет быстрее, но оно очень активно и дисперсно распространяется. И этот рост закончится через поколение. Уже сейчас суммарный коэффициент воспроизводства городского населения Дагестана, а это половина населения республики– 1,8. Это означает, что следующее поколение уже себя не воспроизводит в городах, и чтобы воспроизводить, надо рожать 2,1. В селе коэффициент равен пока 2,3. Вот где встретили программу по поддержке рождаемости «Материнский капитал». В первую очередь, в республиках, еще не завершивших демографический переход, где еще не отучились рожать, в селах, где люди еще не до конца поняли, что деньги на руки не дают, а также в малых городах и поселках.
«Крот истории» нам говорит, что, если в 90-е годы в европейскую часть России приезжали из близлежащих территорий, то сейчас – Питер с агломерацией, Москва с агломерацией, Белгородская область, активно принимают огромное количеству мигрантов. Люди в них уже встроены, сети функционируют. 60% чистой миграции оседает в московской агломерации. То есть такая «городсковость» усиливается.
В этой конкуренции современных «Россий» уже назревает вопрос ребром: когда «Россия-1» победит другие? Вопрос можно поставить и по-другому, например, как найти компромисс с другими «Россиями»? Если у людей иная система ценностей, вы не можете в них вложить свои представления о верном и должном. И чтобы выйти из этого порочного круга, мы должны искать компромисс между всеми «Россиями».
Какие нужно преодолеть барьеры? Первое – бюджетная сверхцентрализация, второе – восстановление местного самоуправления, третье – инвестиционный дефицит.