Благословен сентябрь в Железноводске.
Еще смеется озорное лето.
Еще тепла вода в озерах плоских
И спины тихих гор в леса одеты.
Благословен сентябрь в Железноводске.
Фонтан поет мелодию Орфея,
И
лестница,
сработанная броско,
Сбегает вниз, теряется в аллеях.
Благословен сентябрь в Железноводске.
Грохочут тучи грозовые где-то,
А здесь друзья из Ржева, Курска,
Орска Встречаются, как прежде, у бювета.
Благословен сентябрь в Железноводске,
Пора щедрот душевных и природных,
Пора, когда людей роднит не водка,
А гроздья чувств благих и первородных.
Благословен сентябрь в Железноводске,
Здесь пахнет резедой, фиалкой, воском,
Здесь воздух пьют, а не вдыхают вовсе…
Скажи, ты испытал его блаженство?
Благословен сентябрь в Железноводске.
Под вой ветров, под шум дождей
Ты в муках строишь жизнь,
А мотылек вокруг свечи
Танцует вальс “Каприз”.
То вверх взберешься весь в поту,
То устремишься вниз,
А мотылек вокруг свечи
Танцует вальс “Каприз”.
Тебе не мил ни пенный вал,
Ни бирюзовый бриз,
А мотылек вокруг свечи
Танцует вальс “Каприз”.
Ты долго ищешь жизни смысл.
Жизнь — красочный сюрприз.
Вот даже мотылек в свой миг
Танцует вальс “Каприз”.
Я вздрогнул, увидев знамение в небе
Горит горизонт, умываясь в крови,
И шляпа земли накренилась нелепо,
На смуглые плечи сползти норовит…
Что значило это знамение свыше?
За что устрашало? И было ль оно?
Я тихо сидел под соломенной крышей,
Пил кофе с водой и глядел на гумно.
Темнел, угасал в странных
росписях запад,
И в озере дальнем чернела вода,
И белой акации сладостный запах
Струился в окно, как в былые года.
Уведи меня в желтую осень,
Где деревья плетут паутину,
И небесная тонкая просинь
Нам с тобою споет сонатину.
Уведи меня в золото леса,
Опаленного нежной печалью.
Он волшебствует, старый повеса,
Шумным вздохом и звоном венчальным.
Уведи меня в желтые степи,
Где трава умывается охрой,
И туманы молочные стелят Покрывала
И в воздухе мокро.
Уведи меня в желтые степи…
Голос разума ангела просит
Я прилетел к тебе из дали дальней,
Сошел на землю. И увидел червя.
Не червь, а малый червячок ленивый.
Он извивался, уползти желая.
Над нами дождик моросил печально,
Раздумывая, лечь или растаять,
Хотя земля была уже умыта Дождем,
хлеставшим сильно накануне.
Над нами дождик моросил печально,
И червячок бессильно извивался,
Желая побыстрей от света скрыться
И уползти от человека дальше.
Неужто сознавала эта кроха,
Что может раствориться под
подошвой?
Ведь разум дан лишь человеку.
Только?
Но почему щенок глядит в глаза мне
И мысленно мои читает мысли?
Но почему слезами плачет лошадь,
Когда ей больно, нестерпимо больно,
И долго смотрит на меня в надежде,
Что я пойму и облегчу страданье?
Но почему бездомная собака
Бездомного котенка тихо кормит?
Ну как понять все это наважденье?
Инстинкт? Рефлекс? Защитный код
природы?
Над нами дождик моросил печально,
И червячок бессильно извивался,
И я стоял в печали и в раздумье
О нашем непонятном мирозданьи.
Я прилетел к тебе из дали дальней
На мощном и красивом самолете,
Взрывая воздух, обгоняя время,
Любуясь синим и безбрежным небом,
И снежными в сугробах облаками,
И чашами морей и океанов,
И изумрудом островов и рифов,
Полей, лесов, непроходимых
джунглей.
Я прилетел к тебе из дали дальней
С желаньем рассказать о красках мира
Моей планеты
И твоей планеты,
О чувствах, затаенно спящих
в сердце.
И вдруг застыл под небом
моросящим.
А червячок так тяжко извивался,
Желая побыстрей куда-то скрыться,
Чтоб не попасть под жесткую
подошву…
Все сказано.
Все спето.
Все описано. И все же сердце требует творить.
Как будто кем-то все тебе
предписано,
И он велит все снова
повторить.
Все прожито, объезжено,
все видано,
И кажется, душа давно уж спит,
Но что-то или кто-то в ней невидимый
Скорбит
и нам с тобой скорбеть велит.
Быть может, за загадочными звездами
Судьбу твою твой грозный Зевс вершит?
Мы жили и живем благими грезами,
Да в горле остро истина першит.
Плачет альт за холодной стеной
Без рыданий, без громких стенаний.
Изливая из сердца страданье,
Плачет альт за холодной стеной.
А под бледной и старой луной
Воет ветер неистово волком.
Не капризно, а с чувством и с толком
Под шершавой и старой луной.
Что заставило в тихую ночь
Растревожить безумного альта?
Бита
или припрятана карта
В эту странную лунную ночь?
Судьбы рушатся с первой звездой.
Судьбы крошатся не по заказу.
Где-то там, где никто и не лазал,
Мы обвенчаны все со звездой.
Кто строчит нашу книгу судьбы?
Кто нам пишет духовную песню?
В этом мире безбрежном
так тесно,
Что никак не уйдешь от судьбы.
Колокола гудят, колокола,
Малиновым переливаясь звоном,
Ветшают годы, превращаясь в пепел,
И уползают в жесткие морщины,
И покрывают голову венком
Тончайшим из безвременья слепого.
А на холме, под небом голубым,
На перекрестке жесткой тьмы и света,
Колокола звонят, колокола,
Малиновой переливаясь песней.
И подпевают в роще соловьи,
И ласточки у озера шныряют,
И высоко над степью беспредельной
Тяжелый воздух ястреб сторожит.
А над землей, притихшей от работ,
Сопящей сладко перед пробужденьем,
Колокола поют, колокола,
Малиновой переливаясь скорбью
И словно плачут по твоим годам,
Готовящим себя для перегноя,
Чтоб по весне опять взошла трава,
И яблони оделись белой пеной,
И муравьи сплотились в легионы,
И черный жук над кочкой пролетел…
Над временем,
Над жизнью,
Над тобой,
Над верою,
надеждою,
судьбою,
Колокола кричат, колокола,
Малиновой переливаясь болью.
Колокола поют, колокола..
Неспокойная моя душа
-Словно вылили воды ушат,
Словно еж прошелся по спине,
Словно небо голосит по мне.
Все вокруг и мрачно, и темно.
Может, не темно — угнетенно?
Тяжко стонет изумрудный лес.
Тяжкий войлок гонит синь небес.
Ветер скрылся неизвестно где.
Сыч тоскует по своей судьбе.
Неспокойна и моя душа.
Знаю: молодость навек ушла.
Ну, ушла. Ну что поделать с ней…
Нет на свете вечных снегирей.
Нет на свете вечной мерзлоты.
Нет в помине вечной доброты.
День и ночь в борьбе
добро и зло…
Что пришло, то вовремя ушло.
Что цвело, то тихо отцвело.
Что дремало, нежно расцвело.
Знаю ведь — всему и всем свой срок.
Это жизнь, а не небесный рок.
Но не мирится со мной душа
-Рвется, стонет, жизнь мою круша.
Тем она, видать, и хороша.
