Лидеры партии считают, что консерватизм позволит сохранить положительный опыт прошлого, а модернизация – эволюционным путем преобразить существующие социальные и государственные системы. Давайте же разберемся в этом вопросе.
Современный российский консерватизм неприемлет революционного пути развития, популистских, нереалистических подходов в политической деятельности, абстрактного подхода к человеку, невнимания к реально существующим людям. Он привержен патриотическим ценностям, признает роль традиционных конфессий, поддерживает семейные ценности, проявляет особое внимание к таким базовым ценностям государства, как оборона, безопасность, правопорядок и справедливый суд. Это азбучная истина.
А как насчет модернизации? Насколько ново это понятие, о котором так много сказано и в недавнем Послании Президента страны Федеральному Собранию, и в материалах съезда «единороссов»? На самом деле, Россия весь XX век предпринимала попытки модернизации. Это были попытки сократить действительное и мнимое отставание от тех или иных образцов. Объявленная перестройка 1985 года тоже имела черты мобилизационного проекта. Однако, не имея стратегического плана и даже тактической программы, она превратилась в попытки мелких улучшений реального социализма, которые не удались. С начала 1990-х годов в России началась не столько модернизация, сколько реформирование, адаптация сложившейся к моменту распада Советского Союза экономики к рыночным условиям. Большинство экономических реформ 90-х годов было крайне непопулярно.
Процесс модернизации современной России во многом определяется балансом опыта мирового развития и особенностями национально-культурной самобытности страны.
В 90-е годы насильственное насаждение американской модели модернизации, презрение к традициям и обычаям собственного народа, ликвидация традиционных институтов ознаменовали собой глубочайший культурный разрыв между правящей элитой и основной массой населения. Распад привычного образа мира повлек за собой массовую дезинтеграцию — мир для человека и человек для себя перестали быть прозрачными, понятными, знакомыми, узнаваемыми. Проще говоря, если политика не учитывает имеющиеся в обществе исторические, национальные, культурные традиции, то она либо отторгается, либо искажается до неузнаваемости.
Да, сегодня настало время открытого провозглашения государственной, официальной идеологии, приемлемой для большинства населения и учитывающей культурные и исторические традиции страны. Нужна реалистическая программа экономического прорыва как основы перевода массовой политической психологии из состояния социального пессимизма в социальный оптимизм, уверенность в будущем. Реализация этих задач в сочетании с взвешенным использованием опыта мирового развития позволит вернуть веру и бороться за возрождение России, опираясь на тысячелетнюю культурную традицию и духовную мощь народа.
Политологи отмечают три взаимоисключающие концепции по отношению к вопросу о месте России в современном мире. Изоляционисты (коммунисты, «Патриоты России» и пр.) считают, что Запад несет России зло, а потому необходимо возродить железный занавес, реставрировав элементы государственного социализма. Они против модернизации страны, их идеал – светлое прошлое. «Западники» (СПС, «Яблоко») хотели бы скорейшей интеграции России в западную цивилизацию на любых условиях. Социал-консерваторы, то есть «единороссы», хотят дальнейшей интеграции России в мировое сообщество, но хотят, чтобы она произошла на достойных и выгодных для России условиях.
А как этого добиться? Каким путем? Похоже, что лидеры страны избрали не радикальный, а консервативный путь, ориентированный на последовательные изменения общественных взаимоотношений, и который носит осторожный, просчитанный по результатам характер. Иначе модернизация обречена на неуспех, возможно, даже на откат назад, или чревата революционными последствиями. Но определен не только консервативный, но и социальный путь. Почему же социальный? Ответ прост. Потому что важнейшим результатом политики, который определяет его успех и неуспех, является воздействие на общество. Если мы принимаем в качестве главной цели политики благосостояние народа, то политика должна преследовать цели достижения определенных показателей уровня и качества жизни, а все прочие показатели носят вторичный и подчиненный характер. Поэтому для нас важны, прежде всего, социальные, человеческие результаты модернизации. Очередного обмана, а если сказать мягче, разочарования народ не простит.
Россияне постарше прекрасно помнят, как «итоги» горбачевской перестройки породили неверие к любым попыткам «программировать» развитие общества в условиях распада единого поля смыслов и ценностей, цементировавших в недавнем прошлом геополитическое пространство бывшего СССР. Идеологи либерализма считали, что роль государства должна сводиться к минимуму. Оно выступает лишь гарантом необходимых для свободной предпринимательской деятельности правовых норм, служит инструментом проявления таможенной и валютной политики, осуществляет меры по социальной поддержке населения, защите окружающей среды.
В качестве главных целей социал-демократов декларировалось построение демократического общества, основанного на народном самоуправлении, гармоничном сочетании развитых производительных сил с общественными отношениями, гарантирующими каждому члену общества уровень жизни, достаточный для достойного существования. А средствами достижения перечисленного выступали: политическая, экономическая и социальная демократия.
Вторая половина 80-х и начало 90-х годов ознаменованы появлением на политическом горизонте серьезных оппонентов западникам – российского почвенничества, которое не приемлет цивилизованных концепций Запада, в том числе и идеи гражданского общества. В условиях обострения либеральной и национальной идей и конфронтации их сторонников в российском обществе появляется сила, которая пыталась примирить антагонистов, предложив обществу такую модель развития, которая не приемлет крайние взгляды на видение будущего страны. На роль такого центра тогда претендовал «Гражданский союз»- предвестник сегодняшних «единороссов», в который вошли ряд партий, декларирующих идеологическую неангажированность и прагматизм. КПРФ выступала за формирование планово-рыночного, социально-ориентированного, экологически безопасного хозяйства.
Тогда же развернулась полемика относительно того, а предполагает ли модернизация необходимость установления в России авторитарного режима, который возьмет на себя ответственность и сможет политически и конституционно гарантировать подлинное развитие России. Становится понятно, что только с помощью одних лишь экономических средств без сильной власти невозможно подавить активность мафиозных кланов, положить конец коррупции среди гражданских служащих, дисциплинировать маргиналов.
В середине 90-х годов XX века разгорелась дискуссия по поводу национальной идеи. Мне показалось симпатичным мнение А.С.Панарина о том, что российская национальная идея может складываться из трех слагаемых: социальной справедливости, социо-культурного консерватизма и высокого патриотизма. Вот так в новейшее время и появилось слово «консерватизм».
Дагестанские ученые-либералы на приоритетное место в шкале социальных ценностей ставят человека, независимо от его национальности, вероисповедания или индивидуальных привязанностей. Ученые «левой» ориентации уверены, что наше российское общество и в христианской, и в мусульманской, и в буддистской части является соборным. По менталитету народов мы – коллективисты. Поэтому они прогнозировали сложности переделки россиянина, а значит, и дагестанца, в индивидуалиста западного типа.
К числу основополагающих ценностных ориентиров, если хотите, к консервативным ценностям жители России (и Дагестана) традиционно относят обеспечение гражданского мира и национального согласия. Правовые традиции маслиата в настоящее время особенно востребованы. «Разве этот незримый кодекс не был мощным фактором единства? – задается вопросом профессор Р.Магомедов. – Надо только радоваться тому, что мы сумели, кажется, сохранить его до сегодняшнего дня, по крайней мере, осенние события 1999 г. (нападение международных бандформирований на Дагестан с территории Чечни) убеждают в этом».
По всей видимости, Дагестану, обладающему большим набором культурных традиций, больше присуще консервативное мировоззрение с иррациональным отношением к действительности.
Хотелось бы остановиться еще на одной консервативной идее. Нередко в интеллигентской среде раздаются голоса о том, что консерватизм – это национализм. Чушь! Не надо так плохо думать о народе. Кстати, именно он в своем подавляющем большинстве проголосовал 20 лет назад на референдуме за сохранение Советского Союза. Что это? Национализм, этноцентризм? Конечно же нет. Люди голосовали за сохранение суперэтнической общности. Кстати говоря, если представить невероятное, и в нашей республике провели бы референдум о сохранении Дагестана, то все ее граждане выступили бы за единство. Они проголосовали бы за единство и целостность республики в составе Российской Федерации, за многонациональный дагестанский народ, за дружбу народов, их согласие друг с другом, за то, чтобы проблема каждого народа стала бы проблемой всех народов.
И еще. Существует теория двух скоростей, по которым развиваются центр и регионы. Провинция – в медленном темпе, центр – в быстром. К кому обратятся консерваторы, выступающие за стабильность и устойчивость? Правильно! К тем, у кого скорость ниже, то есть, к провинции. И этот взгляд будет не глазами либералов, которые захотят быстрее переделать эту «темную» провинцию, перевернуть там жизнь верх дном, а взгляд консерватора, который постарается правильно «прочесть» потенциал региона и вывести его на более высокий уровень. Другое дело, готовы ли консерваторы к такой работе?