— Первым из нашей семьи в Махачкалу, вернее в Порт-Петровск, приехал мой дед Павел Егорович Володин. Он был уроженцем села Большой Карай, что в Саратовской области. Дед был непоседливый. Служил в 10-й роте лейб-гвардии Кексгольмского полка, дважды Георгиевский кавалер, получил кресты за взятие двух крепостей — Эрзерума и Карса. Он после окончания кампании остался на Кавказе, сначала жил в Баку, служил там околоточным, но Баку лихорадило, да и служба деду была не по душе, так что он уехал обратно в деревню и уже оттуда ушел на Гражданскую. Вернулся с отмороженными ногами, но дома не усидел. Поехал искать новой жизни. Добрался до Махачкалы, тут и остался. И семью вызвал к себе в 1929 году, жену Василису Павловну с тремя детьми — Машей (это мама моя), Таней и Сашей.
Дед работал сначала путевым обходчиком на железной дороге. Его участок был от станции Тарки до станции Уйташ, это шесть километров. Потом он перешел стрелочником на УЗК — это так узкоколейка называлась, она соединяла все рыбные промыслы, построенные еще до революции промышленником Алихановым, и шла от рыбоконсервного комбината до 6-х Туралей и от 1-й Махачкалы до промыслов Лопатина. Где это? Ну, через пролив от острова Чечень, понятно теперь? А помимо этого, он возил начальника УЗК, кажется, Шереметов была его фамилия. Возил, понятное дело, не на автомобиле, а на так называемой линейке. В нее были впряжены два орловских рысака, и дед, мужчина под два метра ростом, косая сажень в плечах, с кулаком как два моих, говорил, когда его хвалили: «Не я молодец, а вот они». И уважительно кивал в сторону рысаков.
Я родился в Махачкале в 1935 году в первом роддоме на улице Фабричной, ныне Батырая, и до 1971 года жил в бараке № 1 от Дагрыбтреста. Там, в этом бараке, жили 28 человек, плотники из Саратова, Воронежа, Ульяновска и их семьи. Это было длинное деревянное строение, и семьи поначалу жили, отгородившись занавесками. А потом уже поставили деревянные перегородки. Во дворе стояли курятники, которые потом Хрущев распорядился снести. Сейчас на этом месте завод шипучих вин. И когда мы с друзьями детства — а нас двое осталось — собираемся, то шутим, мол, надо бы пойти, пусть выдадут нам по бутылке шампанского, ведь на нашей земле стоят. В то время школы были раздельные, мужские и женские. 1-я мужская считалась элитной, а 5-я была фабрично-заводской. Было принято дружить класс на класс. И мы дружили с девочками из 13-й школы. Дружба эта проявлялась, в частности, в том, что они нас, а мы их приглашали на вечера. По такому случаю изготавливались специальные пригласительные. Писались они на ватмане, потом перепечатывались на фотопленку. Всем этим занимался Виктор Носов, единственный в нашем классе счастливый обладатель фотоаппарата. К девочкам отношение было рыцарское, вот, скажем, на углу 26 и Котрова во время дождей разливалась целая река. Ее надо было по камешкам переходить, и часто девчонки фабрично-заводские стояли, не решаясь на такую переправу. И мы, мальчишки, переносили их на руках.
А почему улица Котрова так называется, знаете? Котров был бондарь, член ревкома, и когда в 1918 году Порт-Петровск заняли то ли белогвардейцы, то ли бичераховцы, он из окон своего дома отстреливался, а последнюю пулю пустил себе в висок. Дом до сих пор стоит. То ли 108-й, то ли 128-й, сейчас уже точно не скажу.
Ну так вот, после 8-го класса я из школы ушел. Стал матросом. В семье было еще двое младших, а мама сильно болела и с 1939 года работать не могла. Кстати, тогда и узнал, что крест на колокольне Никольской церкви (она до 1936 го года стояла на Пушкина) был «створным огнем», а на территории порта, у причала, был второй. Не понимаете? Это для кораблей, входящих в порт. Они до сих пор стоят: тот, что был на колокольне, теперь на крыше дома номер 3, там сейчас ресторан в этом доме, «М Шат», кажется.
Ничего, что я так перескакиваю, с темы на тему, а не подряд рассказываю? Вспомнил сейчас, как осенью 1942-го мы, четверо пацанов, Коля Егоров, Сашка, я и еще кто-то, стояли и круглыми глазами смотрели, как по улице Комсомольской (сейчас проспект Гамзатова) идет конница. Потом уже узнали, что это был 4-й казачий корпус под командованием Кириченко. Коней собирали со всего Кавказа и шли с Кубани через Осетию, Грузию, Азербайджан, Дагестан. Были они как на подбор! Целый день под дождем шла и шла конница. И мы не могли оторваться, смотрели на коней, подобранных по масти: вороные, гнедые, белые по четыре в ряд, и на всадников в кубанках, в папахах, в фуражках.
Война, конечно, все изменила. Не только судьбы переломала, но и город. Была в Редукторном поселке грязелечебница. Люди там бултыхались в целебной грязи, а вокруг был разбит парк, посажены деревья. И за всем этим хозяйством присматривал садовник, маленький, низенький, шустрый. Ну, а в 42-м парк вырубили. Махачкала же была перевалочным пунктом, тут переформировывались полки, и на территории парка солдаты разбивали палатки. А летом там же тренировались девчонки, призванные в связисты, телефонисты. Среди них и моя двоюродная сестра Полина. Они там в галифе, сапогах и гимнастерках, смешные и молоденькие, ползали, бегали, одним словом, проходили полный курс молодого бойца. Время от времени старшина, который ими командовал, объявлял перекур, для себя, конечно, потому что девчонки не курили, а тут же падали на землю и отдыхали. И просили нас, пацанов (а мы там всегда рядом околачивались): «Мальчишки, спойте, пятачок дадим!» И мы затягивали: «Расцветали яблони и груши. Поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой…».
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
