Вся моя семья – врачи. Один я не пошел по этой линии. Когда меня спрашивают – почему? – отвечаю – не хотел готовить себя к тюрьме. Тут история такая – моя семья перебралась в Петровск из азербайджанского города Шемахи в 1870-м после сильного землетрясения. Люди были торговые, быстро обжились, и в 1910 году тут родился мой дед Кадыр Нагиевич Алиев. Старший сын, продолжатель рода, надежда родителей – конечно, дед был страшно избалован и достатком в доме, и любовью друзей, и вниманием со стороны женщин. А 17 апреля 37-го за ним пришли в связи с «делом Наркомпроса». Забавное совпадение, спустя 70 лет, день в день, ко мне тоже заявились представители соответствующего ведомства и живо интересовались родом моих занятий. Только со мной просто побеседовали и распрощались, а дед отсидел 10 лет.
Прозвучит цинично, но в некотором роде Сталин моего деда спас. Вряд ли такой большой человек (а дед был огромный, двухметрового роста) уцелел бы во время войны. А вот выжить в воркутинских шахтах – ему удалось. Именно оттуда он вынес мысль, что лучше бы подстраховываться, получать профессию врача, врачу на зоне полегче. Оттуда и семейная традиция, которой я следовать не захотел. А вот мама моя, хотя была дочерью врага народа, советы приняла всерьез и исхитрилась поступить в мед, где и проучилась на каких-то птичьих правах.
Дальше буду скороговоркой – мама отучилась, вышла замуж, уехала в Азербайджан, там родился я, и вот этот самый я в 1966-м впервые приехал навестить деда в Махачкалу. Дед жил в старом одноэтажном доме на Герцена. Двор был общий и от других таких же отличался только тем, что все жившие в нем были родственниками, членами одной большой семьи. Мои детские воспоминания яркие и обрывочные, будто рассматриваю слайды. Наша улица, мощенная камнем; бабушки из Кумторкалы в пестрых клетчатых платках, по утрам приносившие молоко; осы, кружащие над янтарными кусками балыка, обернутыми марлей и вывешенными за окно, чтоб «доходили»; крики бродячих торговок «Рыыыба, рыыыба, икра!»; перестук поездов; густой запах моря; водоросли, которые прилипали к спине или ноге и, высыхая, становились ломкими и некрасивыми, бурыми.
Рядом с нами, на Буйнакского, был единственный на весь город «Детский мир», куда мы бегали хотя бы поглазеть на игрушки, а за ним – склад готовой мужской одежды. К нему подъезжали солидные люди и давали нам, пацанам, по 10-15 копеек, чтоб мы присмотрели за их машинами.
В 1974-м я уже окончательно перебрался сюда и пошел в 39-ю школу. Первое, что у меня спросили одноклассники – есть ли в Баку 5-этажные дома? Затем я услышал еще много интересного, к примеру, что мы, азербайджанцы, все какие-то странные – едим зелень, и мужчины наши не гнушаются работать кондукторами и заниматься торговлей, а также ходить по рынкам и тащить домой тяжелые сумки. В Махачкале это считалось делом женским. В общем, разница между двумя городами была ощутимой. В Баку, к примеру, считалось нормальным, встретив на улице приятельницу, дружески чмокнуть ее в щеку, а тут парни с девушками держались подчеркнуто грубовато и холодно. Да и здешняя мода на кепки-аэродромы, которые в Баку носили только уж совсем сельские люди, тоже обескураживала. А тут сельские, по большей части, появлялись во время осенне-весенних призывов и ходили по городу в лохматых белых папахах робкими группками – вдвоем или втроем.
Скоро я усвоил здешние правила и сильно подружился с соседскими ребятами. Дед к тому времени с Герцена перебрался в другой дом на Ирчи Казака, 8, рядом стоял большой 19-подъездный дом, где жили семьи пострадавших от землетрясения 1970 года, и двор наш был очень шумный, многолюдный, обжитой. Только одно место все обходили стороной. Там, прямо возле нашего дома, около киоска, красавицу Марьям Дандамаеву, известнейшую лакскую певицу, из ревности убил муж. Застрелил из ружья. И дворовые ребята никогда там не играли, говорили – кровь видна.
Но жизнь шла, мы взрослели, и, как ни странно, наша дворовая компания не распалась со временем, просто позже образовались еще две – университетская и «чайханная». Так я и существовал в трех измерениях одновременно. Про университетскую пусть кто-нибудь другой расскажет, а я про «Чайхану».
Если бы человеку непосвященному сказали, что в этом невзрачном заведении в Городском саду бурлит своя, особая жизнь, что это своего рода клуб – он бы, наверное, покрутил пальцем у виска. Одноэтажное строение с деревянными стенами, выкрашенными серо-зеленой краской, как в паспортном столе или ЖЭКе, с большими окнами и 10-ю грязноватыми столиками выглядело довольно… убого. Но так вышло, что туда сходились в обеденный перерыв и журналисты из разных редакций, расположенных рядом на Пушкина, и чиновники из Наробраза, что напротив, и даже «люди с площади», комитетчики. Тут за одним столом сидели сторож из гороно Гасан Салтинский и Мигзар – младший брат крупного обкомовского работника.
Как-то я неправильно начал. Нужно было с Клары. Вообще-то смены в «Чайхане» было две. В одну выходили Патя – добродушная немолодая аварка и Хачита – так мы называли ее помощницу за огромный рост, орлиный профиль и суровое лицо гуронского воина. А в другую – Клара и Соня. Соня даже во внимание не принималась, тихая старушка, как в мультиках рисуют. А вот Клара… Она цвела в этих убогих декорациях, как дивная роза. Все в Кларе было чересчур – ярко-рыжие, крашенные хной волосы, много пудры, много румян, громкий командный голос и красные сапоги. Ей бы быть хозяйкой портового кабака, глушить ром и одним ударом сворачивать челюсти буянам – а вот пришлось управляться с тонкими стаканами-армуды и с заварочными чайниками – большой чайник – 30 копеек, маленький – 20, плюс лимон, сахар… В общем, без размаха. Может, потому у Клары время от времени случались приступы плохого настроения, тогда могла и матюгом… Но если хорошее расположение духа – чай заваривала, как никто.
В общем, «Чайхана» слыла опасным местом – там был рассадник как вольнодумства, так и неизбежно следующего за ним стукачества. Иногда спорили так жарко, что к следующей встрече готовились, читали специальную литературу. Главными темами были имам Шамиль и сталинизм. Некоторые беседы из застольных перетекали и в периодику – так Саша Торба начал спор с Зубаиром Османовым в чайхане, а потом продолжил на страницах родного «Комсомольца Дагестана», предоставив слово и оппоненту. Как-то все это легковесно звучит, мол, говорильня, бездельники собирались, поэтому, забегая вперед, сообщу, что многие из «чайханщиков» стали очень удачливыми предпринимателями.
Ходили в «Чайхану» удивительные люди. Например, Витя Бондарь, он как-то угодил под поезд, потерял руку, ногу, но был крутой программист. В 90-е за ним чеченцы настоящую охоту устроили, им хакер нужен был. Так он вышел из дома и уехал, в чем был. Леша Шмелев – половине универа дипломные писал. Замечательный рассказчик Тагир Гайдаров, он умел заурядную историю рассказать так, что все падали со смеху. Гена Пейсахов – он тогда был единственным на Северном Кавказе, кто закончил Ростовскую консерваторию по классу ударных, такой фанат барабанов был. Айдемир, который один из первых поднял «шамилевское знамя» и как-то явился в «Чайхану» в папахе, после чего долго ходила шутка – мол, следующим шагом должен быть торжественный айдемиров въезд на коне. Дима Горбанев, Мирза Айдунбеков, Бахтияр Ахмедханов… Можно долго перечислять…
И уж без Мурада Тамадаева «Чайхана» не была бы «Чайханой». О, он был широкий человек! Ходила байка, как они с приятелем по имени Сепа (прозвище образовалось от «сепаратизма», о котором Сепа любил порассуждать) отправились к девицам. Да-да, в то время тоже были такие места. Вошли. Впереди Мурад – здоровенный такой, из-за его спины выглядывает маленький Сепа, спрашивает: – Сколько? А в кредит можно? А Мурад, узнав, что все удовольствие стоит всего 10 рублей, отчеканил: «Я не имею дела с дешевыми женщинами!» – и протянул две четвертные. Другая история, связана с приездом в город актрисы Елены Цыплаковой – они с Тамадаевым оказались в одной компании, и Елена спросила насчет обрезания, мол, зачем? Тамадаев пожал плечами и начал: «Во-первых, это красиво…». Никакого «во-вторых» уже не понадобилось. Все рыдали!
Мурад умер несколько лет назад. От рака. И многих других уже нет. Нет и самой «Чайханы», на ее месте стоит ресторан «Теремок». Мне часто приходилось слышать насмешки по поводу этой странной конструкции, но мало, кто знает, что автором проекта был Шапи Гусейнов, один из чайханщиков. И он, работая над проектом, мало думал об эстетике, а больше заботился о том, чтоб при постройке не было вырублено ни одно дерево из тех, что окружали нашу «Чайхану».
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
