Говорят, что те, кто не был в городе лет 20, его не узнают. Неужели? А мне не верится. Мне кажется, что меня на любой улице может подстеречь острое, проникающее ранение в душу и сердце. Там все по-прежнему: «волны катятся на боку от Махачкалы и до Баку…», весной дуют затяжные холодные ветра, а в конце сентября стоят удивительные солнечные дни, даже в море можно окунуться. И сентябрьские вечера – теплые, с томным ароматом созревших фруктов.
Махачкала-порт и Махачкала сортировочная – так делился город географически. Но Махачкала-порт, конечно, это был город, а сортировочная станция звалась «Первухой», Махачкала I официально. Уклад жизни был сельский: множество частных домов, подворий, пастухи гоняли через всю Первуху коров на выпас. Мой папа был машинистом паровоза, потом тепловоза. Многие работали в паровозном или вагонном депо. Вот в таком рабочем поселке я и родилась, а родители были из раскулаченных семей, которые бежали на юг страны от колхозов.
Само слово «город» для меня всегда означало что-то цивилизованное, с красивыми, как мне тогда казалось, магазинами на улице Буйнакского, огромной площадью. Одним словом, «город» − это был город, а «Первуха» − так, что-то не дотягивающее до полноценного. Навсегда в памяти осталась фанерная кибитка, выкрашенная в синий цвет, запряженная лошадью, в ней развозили хлеб из пекарни. Особенностью Первухи было и наличие церкви. Ходить в нее побаивались, крестить детей тоже боялись – донесут. Но в пасхальную ночь Первуха оживала. В церковь приезжали из города, любопытствующей молодежи тоже было много, причем не только русские. Ждали крестного хода. Тогда о Махачкале первой ходили разные слухи, что там много баптистов, сектантов и прочей дряни. Но это были просто слухи. А еще по Первухе долго ездила старая «полуторка», за рулем которой была уже немолодая женщина, всегда в платке, с суровым лицом. Говорили, что она как села за руль полуторки во время войны, так и работала до пенсии. То, что Первуха – место особое, я поняла уже подростком, когда, к примеру, в день рождения пионерии приезжали на городское торжество, на площадь, а в спину кто-нибудь шипел: «Первуха приехала».
Небольшой садик на Привокзальной площади в Первухе, начиная с 50-х годов и до середины 60-х, был настолько притягателен для молодежи, что там порой разворачивались целые драмы между первухинскими пацанами и городскими. Из-за девчонок, конечно, из-за первухинских. Там же была и танцплощадка, и кинотеатр. Танцплощадка эта знаменитая, играли там всегда лучшие ребята. Рок-н-ролл пытались танцевать все, милиционеры выводили особенно ретивых. А потом на вокзале вывешивались карикатуры на них с фамилиями. А директором кинотеатра, а значит, и всего прочего, был Эйдельман, человек известный в то время всей Махачкале.
У меня была соседка, намного старше меня. Мать не отпускала ее по вечерам гулять, и она пару раз брала меня для прикрытия, обещая своей маме, что на танцы не пойдет. Но, конечно, ведя меня за руку, устремлялась туда, где музыка, огни, парни. Я глазела на все это снизу вверх, не понимая пока, почему здесь собралось много молодых и красивых людей. Почему многие из них прямо «прилипли» к решеткам танцплощадки и смотрят внутрь? Моя соседка мне объяснила, что многие пришли послушать саксофон, это Гарик играет.
Гарик Воронин – лучший саксофонист Махачкалы, он приезжал в Первуху из города со своими друзьями. Здесь у него была самая красивая девушка – Мила Новинская. Она сидела на лавочке и ждала окончания танцев, потом он ее провожал. Я навсегда тогда запомнила эти обжигающие звуки, и когда в 1957 году у нас дома появилась радиола, я постоянно просила купить пластинки, чтобы играл саксофон… А еще я запомнила парня – Гарика, Игоря Воронина. Удивительно красивый, с яркими голубыми глазами, модно одет. Настоящий стиляга тех времен.
Школу я окончила в 1966 году, номер 13, железнодорожную, в Махачкале первой. Мечтала о журналистике. Хотела ехать в Ростов, но подала документы на филологический в ДГУ и прошла только на вечернее отделение. Начала работать в многотиражке «Дагестанский университет», редактором был Роберт Мирзоев. Очень грамотный и талантливый, кстати, он поражал меня своей благовоспитанностью. Я-то – девочка из Первухи, без особых там полутонов. Вот белое, вот черное. И все! Немало Роберт мне преподал уроков, а родом он был из лезгинского села Ахты. Я сегодня, на склоне лет, благодарна судьбе, что мне попадались больше хорошие люди. Я очень стеснялась своей внешности, одежды, когда видела, какие фифочки учатся на дневных факультетах иностранного языка, филфака. Хотя и у нас на вечернем филфака тоже были свои «примы». Начинала, но так и не закончила учебу ведущая какой-то музыкальной программы на телевидении местном, не помню ее имя, помню только, что она стала женой оператора телевидения Швачко. Моими однокурсниками были: Салам Хавчаев − большой умница, впоследствии маэстро дагестанского телевидения. Валера Махарадзе, сделавший стремительную карьеру от заводского рабочего до соратника Ельцина. А я на первом курсе так «гэкала»! Папа мой, терский казак, так говорил, ну и я тоже. Многие, слушая меня, улыбались, а некоторые однокурсники откровенно посмеивались. С «гэканьем» я навсегда покончила, как только кто-то мне вслед сказал: «Да это та, которая гэкает». Стала следить за своей речью. И не напрасно. Двадцать два года проработала на дагестанском радио.
И в самые первые дни работы увидела того самого красавца, стилягу из моего детства – Гарика Воронина – артиста симфонического оркестра Даградио, выпускника Музыкального института им. Гнесиных. С этого момента в моей жизни начался новый виток. Все, что есть прекрасного в ней, связано с присутствием Игоря, моего незабвенного мужа. Он был замечательным профессиональным аранжировщиком, его кларнет и саксофон звучали божественно. Большим праздником были приезды гордости дагестанского искусства − Мурада Кажлаева. Мурад Магомедович в те годы такие удивительные вещи здесь устраивал, настоящие шоу. Многие еще помнят съемки с певцом Серебренниковым, касумкентских барабанщиков. А с эстрадным ансамблем под управлением Игоря Воронина Мурад Кажлаев записывал в студии дагестанского радио начинающих джазовых певиц Ларису Долину и Ирину Отиеву. Мурад Магомедович сам садился за фортепиано, Игорь играл на саксофоне.
С Магомедом Гусейновым, нынешним аксакалом дагестанской музыки, народным артистом, композитором, а тогда – редактором музыкального радиовещания, мы сидели в одном рабочем кабинете. Магомед Азизович – удивительно тонкой душевной организации человек. Я помню, как он всегда, готовясь к очередному худсовету, где выдавалось «да» или «нет» представленным композиторами Дагестана произведениям, хватался за голову. «Что будет, что будет!» – повторял он. А терзаться было от чего. В художественный совет входили такие авторитеты, как Сейфула Керимов, Наби Дагиров, Ширвани Чалаев. Певцов у каждой национальности было достаточно. Но фаворитами были, конечно, Бурлият Ибрагимова и Бурлият Эльмурзаева. У Керимова Асадулы, артиста эстрадного ансамбля, подружка была – Зумруд Атаева. Прекрасно перепевала песни «Миража», талантливая была девушка. И красивая. Игорь делал для нее аранжировки. Так вот она почти дошла до финала конкурса в Юрмале с песней, которую ей написал Игорь. Это транслировалось по ЦТ.
…Интересная тусовка была в те годы у махачкалинских музыкантов. Кажется, на улице Котрова супружеская пара снимала убогую лачугу в общем дворе. Музыканты прозвали эту съемную комнатку с тесным коридорчиком верандой. Воскресенье. 10 утра – на «веранде» уже кто-то есть. То ли после вчерашнего не уходил, то ли зашел по пути, а «по пути» было всем и всегда. Там можно было выпить, закусить. А самое главное – поговорить. О политике, об острых по тем временам статьях в «Литературной газете», «Огоньке» и передачах радио «Свобода», которые слушали сквозь ужасные глушилки. Завсегдатаем веранды был известный врач Геннадий Габибов. Он был удивительный собеседник, умница, благородных кровей и просто обожал быть среди музыкантов, слушать их байки. И сам авторитетом у них пользовался непререкаемым. Почти все жены музыкантов знали, где можно найти припозднившегося мужа. Но идти на веранду отваживались немногие. А вдруг там Геннадий Абдуллаевич? Неудобно, такой солидный человек.
Моим воспоминаниям о Махачкале нет конца. 45 лет моей жизни там, это – лучшие годы. Мой город у моря, с грезами и надеждами, любовью и разочарованиями… Это он вдохнул в меня силы и благословил жить при любых трудностях и невзгодах.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
