Это интервью у Гамзата Гамзатова я брал еще в бытность его председателем Общественной палаты РД. Готовилась к изданию книга о деятельности Госсовета РД, поэтому основная часть вопросов, так или иначе, касалась деятельности этого коллегиального органа республики, упраздненного в 2006 году.
Потом, через несколько лет, при содействии
Сатмара Амирова мы встречались еще несколько раз в 2018 году, доуточняли кое-какие моменты. Последний раз – в конце мая. Гамзат Магомедович был уже смертельно болен, фактически прикован к постели, но сохранял удивительную ясность ума и твердость духа. Он подробно расспросил меня про семью, интересовался судьбой моей сестры Патимат, которая работала у него в пресс-службе еще в период существования нереформированного «ДагЭнерго». Я предлагал смягчить кое-какие ответы, но Гамзат Магомедович был непреклонен: «Ни одну букву не меняй, ты понял меня? Дай в таком виде, в каком мы договорились. Это моя позиция и я за нее отвечаю!» «У меня много раз брали интервью, но это, на мой взгляд, лучшее, что я видел», — говорил он, вгоняя меня в краску. Когда мы прощались, он на несколько секунд дольше, чем нужно было, задержал слабеющей рукой мою руку. Мы смотрели друг другу в глаза, понимая, что больше не увидимся. «Успехов тебе, парень», — сказал он таким же уверенным голосом, каким говорил и до болезни. Исполняя политическую волю видного общественно-политического деятеля Дагестана, настоящего патриота республики, страны Гамзатова Гамзата Магомедовича, публикую в СМИ полную версию интервью. Возможно, не лучшего. Но БЕЗ КУПЮР.
— Гамзат Магомедович, как поступило предложение войти в состав Госсовета РД? Как вы к этому отнеслись?
— Меня выдвинули, и я дал свое согласие.
— Были ли конкуренты на выборах?
— Конкурентов было много. В первый раз было много, во второй раз вообще никто не выставлял со мной. Даже альтернативу не могли подобрать.
— А до избрания членом Госсовета у вас были какие-то предпочтения: партийные, идеологические? Были ли сомнения: идти или не идти?
— Абсолютно никаких сомнений у меня не было.
— Время было непростое – 90-е годы… Были ли угрозы в ваш адрес? Все-таки вы представляли фактически самую многочисленную народность Дагестана и наверняка были люди…
— Никаких угроз в мой адрес никогда не было. Я сам никогда никому не угрожал и мне никто не угрожал…
— А какими вопросами в Госсовете вы занимались в большей степени?
— Как и все члены Государственного совета – решением вопросов общественно-политического и социально-экономического развития республики.
— Вам запомнился какой-то наиболее важный вопрос?
— Самым важным вопросом вообще в жизни Государственного Совета РД при моем 8-летнем нахождении в его составе – это было решение вооружить дагестанский народ в 1999 году, которое я предложил на заседании ГС РД.
— Как принималось это решение?
— Единогласно. Абсолютно единогласно и Магомедали Магомедович (Магомедов) имел мужество без колебаний принять это решение.
— А не было ли тогда опасения, что федеральная власть воспримет это как-то не так..?
— Мы тогда об этом не думали, потому что именно в эти дни в республике никаких войсковых соединений и т.д., занятых отражением нападения банд международных террористов, не было. Они появились только спустя три дня. И первые удары на себя приняло дагестанское ополчение, куда вошли абсолютно все слои населения: и депутаты Народного Собрания, и депутаты других уровней, и главы администраций, и имамы мечетей. Абсолютно весь народ был возмущен этим нападением и встал на защиту своей республики. И надо было вооружить свой народ. Поэтому какие могут быть колебания, когда речь идет о судьбе собственного народа?
— На Ваш взгляд, во время работы за эти 8 лет соблюдался ли принцип коллегиальности при принятии решений?
— Безусловно, соблюдался. По крайней мере, со мной всегда советовались, и я всегда имел возможность высказать свое мнение. И не было случая, чтобы это мое мнение не учитывалось.
— А было ли так, что какое-то решение, например, не утверждалось, то есть кто-то из членов Госсовета выступал против?
— Было. Ну, например, не поддержали предложение, поступившее тогда, об утверждении текста гимна в переводе Марины Ахмедовой. Госсовет отклонил, потому что содержание, слова этого гимна не соответствовали сути менталитета, образа многонационального дагестанского народа. И таких случаев было много, когда какие-то предложения отклонялись.
— А в какой мере на Ваших решениях сказывался авторитет Магомедали Магомедовича?
— Магомедали Магомедович (председатель Госсовета РД), естественно, пользовался авторитетом и, прежде всего, потому, что при любых экстремальных ситуациях он всегда принимал правильное решение. В том числе в 98-м году, когда здание Госсовета и Правительства РД было захвачено. Когда все уговаривали его организовать резервный Дом правительства в аэропорту или еще где-то в Каспийске и так далее.
— А были такие предложения?
— Да, были. Он отклонил их и принял сам единоличное решение освободить здание правительства и продолжить работу в своем собственном кабинете. Как такой авторитет, такие поступки не ценить?
— Вообще этот 1998-й год… Собирались ли члены Госсовета на какое-то экстренное совещание? Был ли организован какой-то штаб? Как вообще реагировали на ситуацию с захватом Дома правительства РД?
— Вот так и отреагировали. Госсовет принял решение. Сам председатель Государственного совета принял решение продолжать свою работу в своем собственном кабинете и обуздать зарвавшихся, скажем так, «манифестантов» и экстремистов. Вот это и было решение Государственного совета, но оно было принято единолично председателем ГС, который только за это заслуживает всеобщего уважения в Дагестане.
— Были ли решения Госсовета, которые Вы считаете ошибкой, с которыми не согласны?
— Я таких решений не знаю.
— Каково Ваше отношение к решению отказаться от принципа ротации на должности председателя Госсовета по национальному принципу, принятому в том же 98-м году?
— Ну, я вообще даже не думал на эту тему, потому что меня не интересовал принцип ротации. Меня, как и сегодня, интересовало будущее Дагестана. Меня интересовало, каким образом нужно и можно создать благоприятные условия и благоприятную среду жизни для подрастающего поколения, для благополучия будущего Дагестана, для дальнейшего развития дагестанской государственности. Мы в условиях, когда практически по всей стране ничего нового не создавалось, вместе с Госсоветом при непосредственном участии его председателя Магомедали Магомедовича продолжали развивать энергетическую отрасль республики. Мы это сделали тогда, когда рухнули отрасли, которые процветали еще со времен царской власти. Например, уже тогда рыбопромышленная отрасль, объединение «Дагрыба» скатилось до нуля, нефтяники стали добывать вместо 2 млн 260 тыс тонн нефти, всего 120 тысяч тонн в год. А ведь нефтяная отрасль создавалась еще при Российской Империи. Уничтожили текстильную отрасль, которая была при царе. А энергетика была ноль, не было вообще этой отрасли в Дагестане. Мы ее создали и продолжали развивать в годы, когда страна рушилась, экономика в стране рушилась. Мы были единственные, которые вводили мощности, реконструировали Гергебельскую ГЭС с применением нового оборудования, с увеличением мощности в два с половиной раза; продолжали строительство Ирганайской ГЭС, построили Гимринский тоннель. Это мы, энергетики, его построили, не дорожники. Дорожникам и в дерзких снах не приснилось бы построить вот такой тоннель. Его 10 раз Госстрой СССР выбрасывал из сметы Ирганайской ГЭС. Столько же раз мы его возвращали.
— А зачем, кстати, он был построен?
— Как зачем? Мы обосновывали его строительство необходимостью технологического обеспечения хода строительства Ирганайской ГЭС, для провоза крупногабаритного оборудования, которое нельзя было транспортировать по водохранилищу Чиркейской ГЭС. Это невозможно было сделать через Араканский перевал. Но мы обосновали, доказали, несмотря на то, что при этом выпадала экономическая эффективность Ирганайской ГЭС и сделали то, на чем сегодня, можно сказать, зиждется завтрашнее развитие нашей республики. У нас сегодня в Унцукульском районе дороги как в Австрии. И мы создали отрасль, которая обеспечивает и общественно-политическую и социально-экономическую жизнь нашей республики и зимой, и летом, не сжигая ни одного килограмма органического топлива. Таких регионов в нашей стране всего 5. Нас никто не может заблокировать с точки зрения электроэнергетического потребления…
— Мы энергетически самодостаточная республика?
— Абсолютно самодостаточны. Причем самодостаточны и в области проектирования, и в области строительства, и в области пусконаладочных работ, и в области развития строительства, развития этой отрасли и объектов, включая генерирующие мощности, электрические сети, подстанции и так далее.
И уже тогда на всех соревнованиях наши монтеры, наши диспетчера, наши сменные инженера были чемпионами России, понимаете… И о дагестанской энергосистеме говорили так: чем труднее, тем крепче она становится. Вот это мы делали вместе с Магомедали Магомедовичем Магомедовым.
— Не совсем, может быть, относящийся к теме вопрос. По прошествии определенного периода времени Ваше отношение как энергетика, управленца к разделению энергетической отрасли на генерацию, на сети?
— Это решение федерального правительства правильное в принципе, потому что, например, в нашей стране до разделения никто не имел права построить гидростанцию на свои деньги. А может быть он не хочет ресторан строить, а хочет гидроэлектростанцию? Не имел права построить ТЭЦ. То есть не разрешалось законом. Не имел права заниматься сбытовой деятельностью. И именно с этой целью было сделано разделение. Кроме того, так называемая «распаковка отрасли» дала возможность уйти от взаимозачетов внутри отрасли, которые вообще-то служили узаконенным способом ухода и увода от налогов объемов производства. И именно по этой причине объединенный «Дагэнерго» платил 280-320 миллионов рублей налогов в год, а после разделения, вот сегодня, например, платит 2,5 миллиарда рублей. Это, можно сказать, 10 процентов от всего, что собирает наша республика сегодня. Это только генерирующая компания платит, не считая других пяти энергетических предприятий. Поэтому все было сделано абсолютно правильно. У нас, скажем, есть «Дагэнергосеть», в которой есть проблемы, но это проблемы не из-за разделения, а из-за бездарного управления этим предприятием со стороны МРСК Северного Кавказа, которые все время ссылаются на какое-то мифическое «перекрестное субсидирование» и т.д. Кстати, им покрыли это перекрестное субсидирование тоже. Я сам эти расчеты представлял и провел через Федеральную службу тарифов. И при этом у них рос тариф, получили деньги перекрестного субсидирования и… росли убытки. Они вообще первооткрыватели в экономической науке, потому что с ростом тарифов у них выросли убытки. Такого феномена больше нигде нет. Обычно, когда тариф растет и есть спрос – убытки снижаются. Мы им передали «Дагэнергосбыт» с нулевым балансом задолженности по населению! Никакой дебиторской задолженности по населению в момент реформирования не было. Абсолютно! А у них сегодня миллиарды рублей долгов по населению, которые они навязывают нам и декларируют, что это наша, дагестанская проблема. Это их проблема! Проблема их, мягко говоря, неудовлетворительного управления. Поэтому, конечно, все было правильно сделано, но для того, чтобы это все функционировало, надо, чтобы все занимались своим делом. А они, например, нарушили закон. По закону энергосбыт не должен подчиняться сетевым компаниям, а они и сегодня продолжают им управлять. Это грубое нарушение законодательства реформирования электроэнергетической отрасли. Энергосбытов в республике должно быть как минимум 10, чтобы между ними была конкуренция. Как это есть везде. Вот, например, Ставропольэнерго. Оно тоже входит в состав МРСК, но их энергосбыт не входит в состав МРСК, он отдельно. У них все прекрасно, они нормально живут, никаких долгов, ничего нет.
— А куда делась инвестиционная программа? Ее же фактически нет…
— Как это фактически нет? Благодаря этой программе Гоцатлинскую ГЭС ввели.
— Я говорю про сети…
— Вот туда и делась… У них же убытки, якобы денег нет. Мы Гунибскую ГЭС построили за счет прибылей «Дагэнерго». Ни одной копейки ниоткуда не получали. Мемориальный комплекс «Ватан» построили за счет прибылей. Гельбахскую ГЭС мощностью 44 мегаватт построили за 18 месяцев за счет прибылей. Все подстанции, линии электропередач… Эшелонами опоры получили, а они три опоры не могут месяцами получить. Это все вот наше выдающееся МРСК. Все встанет на место, как только энергосбыт уйдет в свободное плавание, как ему и положено, либо, если уж можно нарушать закон о реформировании, передайте его в Дагэнергосеть. А то все деньги туда, а все хлопоты сюда. Так же нельзя.
— Получается, одним вершки, другим – корешки?
— Вот так примерно и получается.
— К Госсовету вернемся… Мог ли Госсовет провести земельную реформу в Дагестане? Имеется в виду введение частной собственности на земли сельхозназначения. Вообще, поднимался ли такой вопрос?
— Такой вопрос не поднимался ни разу. Это было ранее принятое решение в Народном Собрании РД до моего появления в Госсовете. Если бы я участвовал в обсуждении этого вопроса, я естественно настаивал бы на безусловном принятии закона о частной собственности на землю сельскохозяйственного назначения. Все, что сформировано вокруг взаимоотношения человека с землей в Дагестане – сделано под девизом, что мы малоземельная республика. Это неправда, под которой прикрывается лукавство отдельных чиновников. Они этим самым прикрывали, скажем, собственную неуспешную деятельность, поскольку в Дагестане на душу населения мелиорированных земель больше, чем в Краснодарском крае. На Северном Кавказе мы самые самодостаточные по земле. Пахотной земле я имею в виду на душу населения. Например, в Бельгии на душу населения приходится 0,11 га. На этих 0,11 га атомные станции, химические комбинаты. Там оборона, заводы, реки, моря, все 0,11. А у нас только пахотных земель 0,76 га на каждого человека. Только пахотных! Не считая гор, рек, поймы рек, морское побережье и т.д., и т.д. Мы развращены ресурсами, которыми Аллах наделил нас. Вот именно поэтому у нас сотни тысяч га не возделывались. Когда я был в Общественной палате РД, мы выступили инициаторами и первыми провели форум земледельцев Дагестана. Можно сказать, дело сдвинулось с места. Стали появляться тепличные комбинаты, значительно сократилось количество невозделываемых земель… Картошка подешевела, перестали жевать египетскую картошку, понимаете? Мы ведь живем в климатических условиях, где можно получать два урожая в год. А южный Дагестан вообще получает по три урожая в год.
— Гамзат, Магомедович, сравните, пожалуйста, уровень коррупции во времена Госсовета и сейчас. Выступал ли Госсовет, как коллегиальный орган, сдерживающим фактором? Приходилось ли Вам выполнять надзорные, так скажем, функции или выступать с какими-то инициативами?
— Я могу сказать только одно. Когда я возглавил «Дагэнерго» там было 2860 человек, когда мы разделялись, работало уже 6 тысяч. Я каждого их них знал в лицо, и они меня знают и сегодня тоже. Что такое коррупция мы не знали. Хотя кругом это все процветало, у нас коррупции не было никогда. Но каждый из наших работников, и рядовой электромонтер, и директор предприятия, знали, что их дети будут учиться в том вузе, в каком они захотят, что 100-процентно будут обеспечены детскими садами. Мы построили 11 детсадов в Дагестане. Один из них до сих пор функционирует в составе генерирующей компании, остальные мы передали. Мы создавали все условия своим работникам, использовали все формы социальной защиты, доступные Совету директоров, за счет прибыли наших предприятий. У нас никогда ни одного совещания не было, на котором была необходимость обсуждать вопросы коррупционности. Для нас это была абсолютно потусторонняя тема, и это знают все.
— Расскажите о случаях, когда Вам, как члену Госсовета, приходилось участвовать в урегулировании каких-то конфликтных ситуаций.
— Бывало несколько таких конфликтных ситуаций, но, как правило, меня воспринимали доброжелательно. Это было, когда около Кизилюрта перекрыли железную дорогу в связи с конфликтом между двумя населенными пунктами. Мы встретились там со всеми участниками. Мы выслушали друг друга и решили, что железная дорога ни при чем, что этот вопрос можно решить без ее перекрытия. Как-то раз, как член Государственного совета, я проводил сход в Цумадинском районе именно в день, когда там начались боевые действия, в августе 1999 года. Первых раненых мы на том вертолете, на котором я прилетел, отправили в Махачкалу. Сам я ночью вернулся. В это время в районе было 82 дагестанских милиционера во главе с покойным генералом Магомедом Омаровым (тогда он был еще полковником). Он сидел в президиуме, когда начались боевые действия, ему позвонили и он отпросился. Весь народ тогда вышел на улицы, в основном молодежь, с требованием оружия. И говорили молодые люди, наши цумадинцы: нам не надо никого, никаких армейских подразделений, вы дайте нам оружие – мы сами с ними разберемся. Вот такой у нас красивый народ и молодежь такая же замечательная, хотя кто-то ее иногда поругивает совершенно незаслуженно.
— Проблемы клановости в органах власти республики…
— Не знаю, что это такое. Например, я сталкивался с тем, что министр промышленности и торговли РФ был Христенко, а его жена – главой Минздравсоцразвития РФ… Один получал квоту на импортные лекарства, а другой производил их и выдавал лицензии аптекам… Если это не называется клановостью, то тогда вообще в нашем обществе никакой клановости нет. А то получается так: там муж с женой управляют вот такими потоками, а клановость присваивают Дагестану.
— На Ваш взгляд, почему Госсовет, Народное Собрание РД не смогли действенно противостоять проникновению на высокие республиканские должности лиц, так скажем, с околокриминальным прошлым или даже настоящим…?
— Только потому, что рассчитывали каким-то образом вовлечь их возможности, их желания в созидательное русло. Они же позиционировали себя как патриоты Дагестана, которые хотят полезно трудиться. Была попытка использовать их возможности, может быть, именно поэтому они и просочились. Мы, например, у себя в отрасли таких людей как можно дальше держали. С людьми, которые по своему повседневному поведению, по своим устремлениям не соответствует общедагестанскому нравственному уровню, не надо кокетничать. Наверное, были допущены какие-то ошибки, по-другому и не скажешь.
— Госсовет был упразднен в 2006 году. Вы считаете это правильное решение?
— Я думаю, неправильное. Вообще-то, Госсовет – это та форма управления, которая абсолютно состоялась в республике. Например, Татарстан сохранил свой Государственный совет. И мы могли бы сохранить. Этот орган для нас важнее, чем даже для Татарстана. Потому что в Государственном совете РД были представители всех 14 титульных наций республики. И Госсовет тогда обсуждал наиболее наболевшие вопросы и принимал коллегиальное решение. Он мог бы и сейчас продолжать такую же деятельность. Причем в рамках самостоятельного органа. В Конституции РД можно было бы прописать такого рода функции. Это было бы не вредно, а полезно. Тогда у нас фактически во всех формах управления, безусловно, присутствовали бы воля и интересы всех народов Дагестана. Я думаю, это было бы правильно. Но в Народном Собрании РД приняли другое решение и его надо уважать.
При Госсовете у каждого народа появляется шанс непосредственно участвовать в управлении республикой в качестве первых лиц и при этом установить очередность по алфавиту… Потому что мы прошли период, формирования из народностей в народы и говорим, что мы многонациональная республика, где живет столько то народов. Кроме того у нас в Конституции написано, что мы государство в составе Российской Федерации. А раз мы государство, значит, у нас должны быть задачи формирования государственной нации из тех этносов, которые сложились в Дагестане. В том числе и русских, потому что русские вошли в Дагестан со своей землей. Скажем, Кизляр никогда не принадлежал Дагестану. И русские, проживающие на Кизлярщине, это дагестанский этнос. Этого, кстати, нельзя сказать ни о какой другой республике. Русские, безусловно, являются одним из народов Дагестана. И, безусловно, имеют право на исполнение управленческих функций в качестве первых лиц точно так же, как и все остальные народы Дагестана.
То, что сегодня делается через назначения, через не совсем внятные формы выборов – это не имеет никакой перспективы. Мы должны вернуться к Государственному Совету. В 99-м году самостоятельно президент или глава республики никогда не принял бы решение вооружить народ. Он не взял бы на себя такую ответственность. А Государственный совет, в котором были представители всех народов, всех этносов Дагестана, мог и принял это решение. Потому что в этом случае мы имеем факт принятия коллегиального решения представителями всех народов Дагестана. И ответственность за принятие такого решения брали бы на себя все народы Дагестана. И таких примеров можно привести очень много. Поэтому нам надо вернуться к формату управления Дагестаном через Государственный совет, который будет обеспечивать функцию первого лица в управленческой сфере социально-экономического и общественно-политического развития Дагестана и развитие признаков государственности в Дагестане. Прежде всего – это самодостаточный бюджет. Как представить себе государство, которое не зарабатывает средств для того, чтобы лечить своих стариков и учить своих детей?
— А за счет чего мы можем выйти на самодостаточный бюджет?
— Я уже говорил выше, что за счет освоения невозделываемых земель. Сегодня 140 тысяч гектаров земли на равнине (практически большая из них – это орошаемая земля) — не возделывается. Чтобы возделать 140 тысяч га земли нужно 3 человека на 1 гектар без учета хранения, переработки, логистики. Это значит 420 тысяч рабочих мест! Никакие заводы нам никогда не обеспечат такое количество рабочих мест. А земля готова принять людей. Земля и есть самый эффективный завод, поскольку мы Дагестан, не Якутия. Мы должны признать, что у нас есть колоссальное климатическое преимущество перед регионами, которые имеют всего 2-3 месяца для занятия сельским хозяйством. До перестроечных времен мы собирали в Дагестане 360 тысяч тонн винограда, правильно? А сегодня мечтаем о 180 тысячах. Наша главная проблема не в том, что мы бедные, а в том, что мы неудовлетворительно управляем собственным богатством. Мы на глазах у всех разгромили, ликвидировали рыбную отрасль республики. Такое процветающее предприятие как «Дагрыба». Ликвидировали «Дагтекстить» и много других отраслей, которые были успешными еще до революции. У нас многие боятся впасть в сепаратизм.
Вообще самодостаточный бюджет – это не сепаратизм, это объективная борьба за будущее своей государственности, потому что, если мы будем и дальше жить с протянутой рукой, то какая это республика? И Жириновский, получается, прав, когда делает всякого рода рискованные заявления в адрес дагестанцев и северокавказцев. Я думаю, что нельзя допустить даже мысли такой…
— А на Ваш взгляд, какое национальное самочувствие народа Дагестана в настоящее время. Был Госсовет, и каждая нация знала, что она будет гарантированно иметь своего представителя в этом, можно сказать, высшем, коллегиальном органе управления республикой. Сейчас, например, проецируя на Народное Собрание, на Государственную Думу, есть народы Дагестана, представители которых никогда не были в Госдуме, табасаранцев, например. Сейчас насколько остро это ощущается? Когда Вы были председателем Общественной палаты РД, обращались ли к вам по этому поводу люди?
— Чувствуется, что в каких-то отдельных случаях декларируется такой дискомфорт в общественном сознании тех или иных представителей национальностей Дагестана. А с другой стороны, присутствует и понимание того, что есть закон, который не позволяет обеспечить представительство всех народов Дагестана в Государственной Думе. И об этом, конечно, стоит только сожалеть. Но зато мы не имеем таких пробелов в Народном Собрании РД, в котором присутствуют абсолютно все: и те, кого мы называем титульными, и те, которые претендуют на такую «титульность». Абсолютно все районы у нас представлены в парламенте и остается пожелать только одного – чтобы они были продуктивными. Они все разные, но у них должна быть одна, объединяющая все интересы идея. Идея будущего нашего Дагестана. Идея формирования такой благоприятной, творческой среды, в условиях мира всех, для проживания будущих поколений. Это не высокие слова, это просто попытка напомнить каждому, что завтрашний народ – это наши дети.
— Как Вы считаете, политика федерального центра по отношению к республике изменилась со времен Госсовета в лучшую или худшую сторону?
— Федеральный центр стал крепче и в экономическом, и в политическом отношении. Нам очень важно, чтобы был мир. Потому что в условиях мира будет все. Надо только трудиться. В условиях мира для того, чтобы быть успешными, достаточно проливать пот. А когда нет мира, приходится проливать совсем другие вещи, непопулярные. Поэтому приветствовать надо федеральное правительство, федеральное руководство, которое обеспечивает мир для своей страны. И обеспечивает, я считаю, в целом достаточный уровень и пенсионного, и инвалидного содержания. Хотя, конечно, надо стремиться к большему. И надо не только говорить, но и наращивать это содержание. Например, если смотреть на нашу республику, бурно развивается дошкольное образование, развивается вообще школьное образование. Десятки школ вводятся каждый год в эксплуатацию в дотационной республике за счет привлеченных бюджетных инвестиций от федерального центра. Развивается здравоохранение, строятся больницы, перинатальные центры, успешно функционирует кардиологический центр. Перестали уже дагестанцы ездить в Астрахань по «сердечным» делам. Наш Кардиоцентр под руководством Османа Махачева сейчас делает по 150-200 сложнейших операций в месяц. Все зависит от человека, от нас с вами.
— Кадровый состав правительства Дагестана в тот период, территориальных органов федеральных органов власти, республиканских министерств и ведомств и сейчас… Шел определенный подбор кадров по национальному принципу. Соблюдалось национальное представительство. Такая же работа велась при подборе чиновников республиканского уровня. А сейчас как Вы эту работу оцениваете?
— Ну, я вообще не считал нужным давать оценку этому делу в Дагестане…
Мы в Госсовете не влияли на это, оно само собой складывалось. Например, у меня в дагестанской энергосистеме не было никаких проблем с процентным соотношением той или иной национальности среди работающих. Вообще, у нас было всего две национальности, которые мы знали, — это трудолюбивый человек и бездельник. Если подбирать хоть дурака, но лишь бы был той же национальности, которая нужна, – это неправильный подход. А если подбирать по талантам, вообще не обращая никакого внимания на эту строчку (национальность) в личном деле – и выполнить все замещения вакантные, а после этого посмотреть национальную структуру, получится то, что надо. Потому что когда мы говорим, что нет народа преступника и нет народа таланта, это точно так же. Перекосы бывают только там, где занимаются этим вопросом. У нас все нормально было.
— А сложнее управлять республикой было тогда или сейчас?
— Я думаю, всегда непросто управлять обществом. Другое дело, что в некоторых отдельных случаях руководители общественных организаций, главы администраций городов и районов и других более высоких уровней считают, что тут можно применить приемы управления каким-то крупным заводом или корпорацией. Абсолютно нельзя. Управлять обществом – это совершенно другое дело, это, значит, круглые сутки отвечать за это общество. На заводе или в корпорации вы отвечаете за персонал только 8 рабочих часов. Даже несчастный случай за пределами заводской стены не имеет уже никакого отношения к обязательствам завода по отношению к этому человеку, который там, может быть, не один десяток лет проработал. А человек, который управляет обществом, отвечает за него круглые сутки. Абсолютно за все стороны его деятельности, за все перемены и события, которые там происходят. Все победы его, и все поражения тоже его, вот этого самого руководителя. И если такой ответственности, такого чувства сопричастности ко всему, что происходит в доверенном тебе обществе, нет, то естественно деятельность управленца не будет настолько успешной, насколько это требуется для гармоничного развития этого общества. Безусловно, это очень высокая ответственность, требующая пристального внимания, требующая от этого самого человека высокой нравственности, духовной чистоты, может быть даже надо, чтобы он воспринимал себя как человека, который является предводителем, а значит, он отвечает за все. А когда он просто работает, это совсем другое дело. За судьбу, доверенную обществом, надо отвечать. Вот, например, Данко, когда вырвал свое сердце, он так и поступил – как человек, который отвечает за свой народ.
— «Дагэнерго» под Вашим руководством активно участвовало в жизни республики. Хотя, может быть, не обязано было это делать. Все-таки у руководства того периода, получается, было больше ресурсов для того, чтобы влиять на ситуацию…
— Больше желания было. У нас был такой же бюджет как и у всех. И они сейчас на бюджете. Было министерство энергетики СССР – был бюджет у всех энергосистем, было РАО ЕЭС – был бюджет у всех энергосистем. Но бюджет надо правильно расходовать – это раз и потом, бюджет надо наращивать своей эффективной деятельностью. Надо наращивать прибыль. Только и всего. А они жалуются, у нас бюджет, нам не разрешают ни одну копейку расходовать. И министр энергетики и электрификации СССР Петр Непорожний мне тоже не разрешал. Но мы однако строили Чиркейскую ГЭС, Ирганайскую, Миатлинскую и т.д. Это все в бюджет мы включали. Мы ходили к нему, доказывали, что это надо в бюджет включить, что надо выделить на это средства. Например, у них там 200 с лишним миллионов оказывается заложено почти в каждом году на капитальный ремонт электрических сетей. А сети не ремонтируются. Когда мы заканчивали разделение, мы там заложили 10-летний запас прочности в электрических сетях. 10 лет прошло. И если они и дальше будут вот так к этому относиться, то сети начнут разваливаться. И разваливаться они начнут не с опор… Это ерунда. Ни одна опора еще не упала. Начнут разваливаться в системах автоматики, в системах управления, в системах защиты, понимаете? Именно вот эта часть, управленческая часть, которая обеспечивает жизнестойкость энергосистемы, обеспечивает взаимное резервирование, взаимное замещение линиями в случае аварийности и т.д., они, прежде всего, выйдут из строя. Это важно понимать. Вот, например, есть предприятие межсистемных электрических сетей, куда входит линии мощностью 330 кВт и выше – прекрасно функционируют, у всех на виду, и все хвалят. От человека зависит… Пожалуйста, генерирующая компания, ни один человек оттуда не уходит, никакой текучки нет, все нормально работает. И станция в каком состоянии. Поезжайте, посмотрите… Я радуюсь… Они лучше, чем были раньше. А сети почему хуже стали? Вот вопрос в этом. В людях вопрос. Когда мы чем-то недовольны, прежде всего, надо умыться и посмотреть в зеркало на самого себя…
— Помните, существовали планы использования и развития потенциала дагестанских рек.
— Они существуют и сегодня.
— А почему не реализовываются?
— Очень даже реализовываются. Построено множество малых ГЭС.
— Но это при Вас еще построено…
— При мне построено, потом Цудахарская ГЭС находится в стадии строительства, завершили строительство Гоцатлинской ГЭС. Фактически и дальше идут переговоры о том, чтобы продолжать строительство крупных и средних ГЭС в республике. У нас даже есть вопрос, который принял и рассмотрел техсовет на «РусГидро» – сделать из Чиркейской и Миатлинской ГЭС гидроаккумулирующий каскад. То есть ночью грузить Чиркейскую ГЭС от атомной станции в Ростове, которая нуждается в таких нагрузках, и перекачивать воду из Миатлинской ГЭС в Чиркей наверх, а потом оттуда в дневное, утреннее, вечернее время – в часы пик, когда потребление становится в два раза больше – сбрасывать эту воду. Вот эта гидроаккумулирующая станция. В других местах строят двумя водохранилищами, а у нас в готовом виде есть, не надо ничего строить. Надо одновременно увеличить мощность Чиркейской ГЭС. Без нашей Чиркейской ГЭС, без нашего каскада Ростовская атомная станция нормально работать не может. Они не могут обеспечить необходимый уровень надежности, потому что перепады нагрузок недопустимы для атомных станций. Они должны работать ровно. А это можно обеспечить только в тех случая, когда есть мощности, которые можно мгновенно вводить. Например, за минуту мы набираем на Чиркейской ГЭС миллион киловатт. Поэтому и есть единые экономические советы и единая энергетическая система Северного Кавказа. А она вообще-то закладывает основы единой экономической среды на Кавказе, которая с древнейших времен еще сложилась, а сегодня почему-то разделена. Надо ее развивать. Например, раньше дагестанцы возили продукты животноводства в Чечню, а из Чечни зерно получали, ну и так далее. То же самое было и во взаимоотношениях с Азербайджаном.
— Вы сейчас заняты в том числе и издательским бизнесом. Хотя, точнее не бизнесом, а делом. С чем это связано?
— Ну, это абсолютно не бизнес, потому что бизнес – это то, что приносит доходы, а мне издательство приносит только хлопоты, ну я уже не говорю о том, что приходится вкладываться… Но мы можем себе это позволить для того, чтобы говорить и писать дагестанцам о хорошем Дагестане, о хороших дагестанцах. Это то, что мы обязаны делать.
— Как складываются Ваши личные взаимоотношения с коллегами по Госсовету и с кем из них Вы поддерживаете отношения?
— Со всеми, они приходят… Абсолютно со всеми у меня ровные отношения, никаких проблем. С Магомедали Магомедовичем мы часто встречались за шахматной доской. С остальными тоже встречаемся время от времени. Бывают случайные встречи. Случайные или не случайные – они всегда бывают приятными.
— Гамзат Магомедович, не могу не задать вопрос… Сегодня в Дагестане глава республики, председатель правительства, руководитель администрации – это люди не с дагестанской «пропиской». С какой повесткой они пришли, куда мы идем, как Вы считаете?
— Это хороший вопрос… Но его надо им задать. Хороший вопрос, особенно во второй части. Да, действительно, мы не видим того, о чем вы говорите и о чем мечтает молодежь. Здесь нет проблемы, что вот русский (его надо считать, как русского, Васильева) стал главой республики. Я уже говорил, что русские – такой же дагестанский этнос, как и все остальные этносы Дагестана. В Государственном совете никто не задавал вопроса, почему там присутствует русский…
— Но это был наш, «дагестанский» русский…
— Какая разница, «наш» или «не наш». Русский – вот и все. Важно второе… Ожидания. А ожидаемое не понятно, когда будет и в какой форме. На это ответить могут только они. Именно и по этой причине надо вводить Государственный совет. Формат управления Республикой Дагестан через Государственный совет, то есть коллегиальный президент. Это самое оптимальное решение, потому что тогда и цахуры, и агулы, и лезгины, и кумыки, и все остальные народы Дагестана будут уверены, что если не сегодня, то завтра они будут нести ответственность первых лиц в развитии социально-экономической и общественно-политической жизни республики. А это уже делает человека и общество уверенным в себе. Именно такая уверенность нам нужна для того, чтобы консолидировать силы дагестанского общества в целом.
Расул ХАЙБУЛЛАЕВ
