В 2018 году в Дагестанском научном центре Российской академии наук начался процесс реорганизации. О том, почему происходит слияние и укрупнение академических институтов республики, а также о проблемах современной дагестанской науки в интервью «МИ» рассказал председатель ДНЦ РАН, доктор физико-математических наук, профессор, член-корреспондент РАН Акай Муртазаев.
РЕОРГАНИЗАЦИЯ БЕЗ УВОЛЬНЕНИЙ
– В настоящее время в Дагестанском научном центре РАН происходит реорганизация. Кто ее инициировал, каковы основные цели и что мы получим в итоге?
– С 2014 года по всей России идет процесс реструктуризации научных организаций и центров. 25 апреля 2018 года этот процесс был запущен и в академических институтах, ранее входивших в состав Дагестанского научного центра РАН. Он связан с тем, что академические институты, которые в свое время находились в ведении Российской академии наук, были переданы в Федеральное агентство научных организаций (ФАНО). Инициатива была озвучена в 2013 году и уже в 2014-м по предложению президента и правительства РФ было решено провести реструктуризацию в научных институтах, которая предполагала их укрупнение за счет объединения на шести различных платформах. Таким образом, был взят курс на создание крупных научных центров. Такие центры, как правило, включают в себя институты разного профиля.
В настоящее время в большинстве регионов России этот процесс либо завершился, либо находится на стадии завершения. На стадии завершения находится и процесс реструктуризации дагестанских институтов. В этом процессе у нас участвуют сам Дагестанский научный центр и восемь институтов, которые сейчас присоединяются к ДНЦ, после чего в итоге будет создан крупный комплексный научный центр – Дагестанский федеральный исследовательский центр Российской академии наук (ДФИЦ РАН). Мы предполагаем, что 1 апреля завершатся все юридические формальности.
– Что эта реструктуризация дает, кроме укрупнения? Может, увеличение объемов финансирования, углубление научно-исследовательской работы?
– Укрупнение, конечно, имеет как плюсы, так и, на мой взгляд, свои недостатки. Среди плюсов я бы отметил то, что укрупнение решает многие вопросы взаимодействия между институтами разного профиля. И не только по причине того, что они окажутся внутри единой структуры, но и с чисто хозяйственной точки зрения. Многие институты арендуют друг у друга помещения и площади, платят друг другу за коммунальные услуги и т.д. С научной же точки зрения многие вопросы, решение которых раньше требовало согласования между разными юридическими лицами, тоже отпадают. Ну и крупная федеральная структура, на мой взгляд, более жизнеспособна, она может решать вопросы более масштабные, чем небольшие институты, имеющие самостоятельность. Сейчас запущен масштабный национальный проект «Наука», появляется возможность выигрывать и получать дополнительное финансирование, обновить материально-техническую базу. Мне кажется, крупной организации сделать это легче. Кроме того, реорганизованные научные центры будут рассматриваться как организации первой категории и у них выше шансы на обновление и развитие инфраструктуры и технической базы. Наверное, есть и другие преимущества. Например, обещана финансовая поддержка на развитие.
Недостатком же здесь является очень сильно забюрократизированный процесс. Это происходит не только при реорганизации, но и при взаимодействии с руководящими структурами, хотя, казалось бы, в научной среде этой проблеме не место, т.к. наука – это творческий процесс, ученый должен заниматься исследованиями, а не писать бесконечно отчеты, но на деле мы имеем непрерывный поток бумаг и форм, которые надо немедленно заполнять. Причем все эти формы и отчеты непрерывно меняются. И конца-края этому не видно. Наверное, есть минусы и в том, что институты теряют статус юридического лица.
– Процесс укрупнения предполагает сокращение числа научных сотрудников?
– Напрямую – нет, но по завершении формальных процедур внутри вновь созданной структуры какие-то процессы оптимизации все равно будут. Здесь речь идет об объединении бухгалтерий, кадровых служб, создании единой хозяйственной службы, аспирантуры, что предполагает некоторую оптимизацию, но мы надеемся пройти этот процесс без увольнений.
ПРО ЖИЛЬЕ, ЗАРПЛАТЫ И БЮРОКРАТИЮ
– Предыдущий председатель ДНЦ Хизри Амирханов уделял большое внимание, скажем так, хозяйственной стороне функционирования научного центра, в частности, обеспечению жильем молодых сотрудников. Какова картина сегодня?
– Подход к этим вопросам у РАН, ФАНО и у Министерства науки и высшего образования РФ немного разный. Поддержка молодых ученых идет со всех сторон. Сегодня много возможностей – реализуются различные программы (в частности, через Российский фонд фундаментальных исследований), проекты, президентские гранты, которые нацелены именно на поддержку молодых, но чтобы их получить, молодые специалисты должны активно работать и иметь конкурентоспособные результаты.
Строительство жилья сейчас затруднено. Эту программу, насколько я знаю, Министерство науки и высшего образования России не поддерживает, но есть другая программа – выделение жилищных сертификатов для молодых ученых. Она работает. В свое время многие наши сотрудники получили поддержку и решили свои жилищные проблемы. Сегодня министерство эту программу снова запустило. На данном этапе у нас идет сбор сведений о молодых ученых, нуждающихся в улучшении жилищных условий и соответствующих предъявляемым требованиям, чтобы они могли получить жилищный сертификат.
И еще о поддержке. ДНЦ РАН получил 20 штатных единиц для молодых специалистов. Нами уже созданы две лаборатории (одна из них – в Институте физики), полностью укомплектованные молодыми специалистами.
– Какие основные проблемы, на ваш взгляд, стоят перед современной дагестанской наукой?
– Мы находимся в Дагестане, но являемся частью федеральной структуры, поэтому проблемы у нас общероссийские с дагестанской спецификой. Первая проблема – это, конечно, недофинансирование, необновляющаяся материально-техническая база, есть проблемы инфраструктурного характера. Мешает развитию и проблема чисто формального (чиновничьего) подхода к науке, когда все оценивается в нормо-часах, баллах и т.д. Зарплаты у нас сейчас подняли – Указ президента Путина с трудом, но выполняется, а на обновление приборного парка и материальных запасов ничего не остается.
– Повышение заработной платы… Сколько это в процентах?
– 200% от средней заработной платы по региону. В Дагестане, конечно, эта цифра не высока, но тем не менее…
Возвращаясь к общим проблемам. Вторая – процесс непрерывных изменений и преобразований, что мешает и очень сильно влияет на людей. И третья – то, о чем я ранее уже говорил – большая бюрократизация всей нашей работы. Сейчас финансирование мы получаем по нормо-часам на сотрудника, по которым планировать работу ученого, с моей точки зрения, нечто абсурдное. Но тем не менее, именно так все это происходит. Также нам выставляются плановые показатели. Допустим, к концу года нужно выдать определенное количество публикаций. Работать в науке в таком формате очень тяжело. Это создает дополнительную и ненужную напряженность в коллективах. Наука – это творческий процесс, а получается, что мы работаем как на производстве. Такой подход не предполагает творчества. Я часто говорю, что с таким подходом, как у нас в институтах, Альберт Эйнштейн давно бы «вылетел» с работы в первый же день.
НЕТ СЕРЬЕЗНОГО ЗАКАЗА
– Представители дагестанской науки часто говорят об одной важной проблеме – о том, что республиканские власти не проявляют большой заинтересованности в привлечении наших ученых к совместной работе. Вы согласны с этим?
– Отчасти. На данном этапе у нас неплохое взаимодействие с Аппаратом Главы и Правительства республики, с Минобрнауки, с Миннацем и Минпромом. Если говорить в целом, то мы с другими республиканскими министерствами и ведомствами тоже взаимодействуем, но это не тот уровень, который бы нам хотелось иметь. Практически не используется имеющийся у нас исследовательский и аналитический потенциал. Как правило, наше взаимодействие ограничивается какими-то справками, отчетами, участием в определенных мероприятиях, но, к сожалению, нет заказа на серьезную долгосрочную работу.
– В декабре 2017 года вы начали исполнять обязанности председателя ДНЦ РАН. До этого были избранным директором самого крупного академического института на Юге России – Института физики им. Х.И. Амирханова ДНЦ РАН. Возглавив научный центр, какие задачи вы перед собой ставили и чем лично вам на этом посту хотелось бы заниматься?
– Высшим руководством тогда еще ФАНО передо мной была поставлена задача – возглавить и провести реструктуризацию академических институтов Республики Дагестан – собрать институты в единую структуру. Основная работа в этом направлении выполнена. Я и мои коллеги – директора институтов, которые вместе со мной работали над решением этой задачи – старались пройти этот путь максимально аккуратно, оптимально, сохранить то, что мы имеем, и заложить основы дальнейшего роста. Как мне кажется, нам это удалось. Остался ряд формальных процедур, после которых единый механизм ДФИЦ РАН должен заработать.
Чего бы мне хотелось? Хотелось бы заниматься наукой, чтобы ситуация стабилизировалась и наши ученые могли спокойно посвятить себя исследовательской работе, участвовать в конкурсах, взаимодействовать с правительственными структурами, способствовать развитию науки в России и в Дагестане. И, пользуясь случаем, хотел бы поздравить всех научных работников с Днем российской науки, который мы отмечаем 8 февраля.
Бэла БОЯРОВА
