Джалалудин Саидбегов о родине, переезде в Италию и мире без границ
Известный советский и итальянский невролог, специалист по патологии позвоночника, эксперт по нейровертебрологии и артротерапии, профессор Римского университета Сапиенца (Sapienza) Джалалудин Саидбегов – в интервью «МИ».
– Джалалудин Гаджиевич, скучаете по Дагестану?
– Конечно. Но, к сожалению, отсюда я уезжаю совершенно больным, измотанным. Перед тем, как приехать сюда, я сказал друзьям: «Никому не говорите, что я еду». В Москве, в каждый мой приезд в Россию, начинаются звонки. Всех больных, приезжающих из разных концов России: Санкт-Петербурга, Казани, Грозного, Екатеринбурга и т.д., а также из Дагестана, я всегда принимаю у себя в квартире – приспосабливаю журнальный столик и там лечу. Хотелось бы подчеркнуть, что всех этих больных я всегда лечу совершенно бесплатно. Думал, ну, хоть в Дагестане, наверно, не знают, что я здесь. Приезжаю сюда: первый день – пять человек, на следующий – пятнадцать или двадцать, на третий день – уже тридцать. Сегодня принял порядка 35-40 человек. Это очень тяжело, ведь я приезжаю в Россию отдыхать, после более чем десяти месяцев работы по лечению сложнейших больных, приезжающих в Рим из многих стран мира.
– Дагестанцы всегда гордятся достижениями своих земляков, особенно, если они чего-то добились за пределами республики и страны. Вы – человек, на месте которого мечтал бы оказаться любой дагестанец. Не чувствуете себя воплощением «дагестанской мечты»?
– Если я скажу, что совершенно равнодушен к лести, – это будет неправда – я такой же дагестанец, как и все остальные. Но мне нравится, когда про меня говорят правду. Когда немного преувеличивают, я стараюсь сразу останавливать. Недавно зашел в интернет посмотреть, что обо мне пишут. Смотрю – я появился в Википедии. И там написано: «российский невролог», хотя я советский невролог (потому что переехал в Италию, когда еще существовал СССР) и итальянский, наверное. Так вот, меня причислили к знаменитым выпускникам и преподавателям Римского университета Сапиенца. Тринадцатым в списке нахожу себя. Я, честно говоря, начал краснеть. Мне было стыдно. Знаете почему? Потому что этих людей знает весь мир и чуть ли не каждый школьник. Показал своей невестке Барбаре, коллегам по работе, говорю, как же так?! А они отвечают: «Это же хорошо». Но я же не чувствую себя достойным находиться в списке лауреатов Нобелевской премии. Прошел по ссылке – мне, кажется, удалось найти авторов этого раздела статьи в Википедии о нашем университете Сапиенца, которые внесли меня в этот список. Написал по-итальянски, чтобы меня исключили из него.
– Вы следите за тем, что происходит в республике?
– Конечно, слежу!
– Как сторонний наблюдатель или..?
– У меня здесь родственники, и если мне дорог Дагестан, как я могу быть сторонним наблюдателем? Я слежу за тем, что происходит в медицине, политике. Переживаю. Итальянское телевидение давно не смотрю, газет не читаю. Иногда читаю «Дагестанскую правду», «Новое дело», «Черновик». Когда летел сюда из Москвы, читал и «Махачкалинские известия».
О ПЕРЕЕЗДЕ ДАЖЕ НЕ МЕЧТАЛ
– Вы живете в Италии с 1991 года?
– В апреле 1990 года я туда уехал уже окончательно. До этого ездил туда – сюда и даже не предполагал, что могу там устроиться – это была недостижимая мечта для гражданина СССР. В Москве, будучи заведующим неврологическим отделением Московской городской клинической больницы №40, я лечил пациентов, был (без ложной скромности) довольно известным специалистом своей области медицины в Советском Союзе. Ко мне приезжали из разных уголков СССР и из-за рубежа: бизнесмены, дипломаты из Германии, Италии, Испании и других стран мира. Так получилось, что я лечил одного итальянца, друг которого был генеральным директором самого крупного частного банка Италии, который назывался тогда Ambrosiano Veneto. Я его вылечил, потом лечиться у меня захотели его друзья, коллеги. Обо мне стали писать самые популярные итальянские журналы и газеты, постепенно начался поток пациентов. Думал, что поработаю год, полтора, два, а затем вернусь. Но мне пришлось поступить там в университет, так как наши советские дипломы об окончании вуза, получении ученой степени, прохождении специализации на Западе, в том числе в Италии, не признавали и, кстати, до сих пор не признают. И вот в 41 год мне пришлось почувствовать себя студентом, сдавать многочисленные экзамены, которые сдавали ровесники моего сына. Мне было даже стыдно. Когда я поступил в медицинский институт в Дагестане, я был самым младшим на курсе среди более двухсот человек. Вообще я мечтал стать астрофизиком, но родители уговорили, сказали, что я должен стать врачом.
Когда я был маленьким, знаете, как меня называли? ЦIeд цIeдав. Знаете, что это значит? Синеглазый. Я жутко не любил это прозвище и много раз дрался, когда меня так называли.
– В детстве не понимали, что это достоинство?
– Не понимал. Когда уже поступил в институт, и на меня начали обращать внимание девочки, я понял, что это выгодная вещь (смеется).
Мне ставили пятерки женщины-профессора. И тут же однокурсницы смеялись и говорили: знаем мы, за что тебе пятерку поставили.
Потом, когда поехал в Ленинград на специализацию по неврологии, я понял, что мне надо учиться очень серьезно, чтобы стать хорошим врачом. Купил самые важные институтские учебники и заново стал «штудировать» их. На кафедре неврологии и физиологии мне предложили участвовать в научной работе. Все спали, я вставал в 4 утра, ходил собирать мочу у больных, находящихся в клинике Ленинградского института усовершенствования врачей, чтобы исследовать водно-солевой обмен при поражении так называемого гипоталамуса (части мозга). Опубликовал свою первую научную статью в сборнике, когда мне было всего 23 года. Меня оставляли в аспирантуре, но медицинское руководство Дагестана того времени не захотело этого. Как говорится, все, что ни делается, все к лучшему. Так начиналась моя карьера.
– Готовясь к интервью, я прочитала, что среди множества своих научных премий и наград Вы больше всего цените Международную премию фонда академика Н.А. Касьяна при Украинской академии наук, присужденную Вам в 1997 году. Это правда?
– Это чистая правда. Сейчас молодежь, даже украинская, о нем мало знает. Вы слышали об офтальмологе Федорове?
– Конечно.
– Слышали об ортопеде Илизарове, нейрохирурге Коновалове?
– Да.
– Касьян был такого же уровня, как они. Я всегда искал способ, как помочь больным, и будучи завотделением больницы в Москве, изобрел так называемую «смесь Саидбегова». Врачи в России и бывших республиках Советского Союза знают ее и используют. Но я видел у себя в отделении, что и эта смесь не всегда помогает. Как-то у нас была пациентка, которой никак не могли помочь с большой грыжей межпозвонкового диска. Ее соседка поехала к какому-то костоправу и вернулась чуть ли не здоровой. Я поинтересовался, после чего началось мое увлечение мануальной терапией. В очередной раз, когда меня пригласили на 1-й канал для интервью (в те времена меня довольно часто приглашали туда), и очень известный тогда тележурналист Владимир Молчанов мне говорит: «После тебя будет давать интервью Касьян. Ты бы не хотел с ним познакомиться?» Я сказал, что, конечно, хотел бы. Так мы познакомились с ним. Много лет, пока он не умер, я ездил к нему, он приезжал в Москву. Так я увлекся этим методом. Считаю, что это самый эффективный метод лечения суставов и патологий позвоночника. Первую премию им. Касьяна вручили мне. Она для меня самая ценная. Буквально за 16 дней до смерти в своем последнем интервью он назвал меня своим лучшим учеником среди многих сотен врачей, приезжавших учиться у него методике мануальной терапии. Это для меня была большая честь. Используя его методику, модифицированную мной с учетом достижений медицинской науки и техники последних лет, мы разработали свою методику НИРПИС – неинвазивная репозиция позвонков и суставов.
О МАХАЧКАЛИНСКОЙ АРХИТЕКТУРЕ, РОССИЙСКОЙ КОРРУПЦИИ И ДАГЕСТАНСКОЙ БЛАГОДАРНОСТИ
– Вы давно не живете в Дагестане, но каждый год приезжаете сюда. Дагестан сильно изменился за эти 30 лет?
– Да, Дагестан сильно изменился. Он стал богаче. В ресторанах полно народу, везде поют, танцуют, веселятся. Но, вместе с тем, честно говоря, молодые люди мне не очень нравятся. Во время приветствия молодой человек может позволить себе несколько фамильярно похлопать по плечу старшего. На Западе себе никто такого не позволяет, а в Дагестане тем более этого не должно быть. Они, конечно, это делают не от того, что не уважают, например, меня. Просто утеряны дагестанские традиции, обычаи, которые существовали сотни лет: умение разговаривать со старшими, правильно вести себя при них. Многие вещи стираются.
– Вы – почетный гражданин Махачкалы. Приезжая сюда, что Вас здесь больше всего удивляет, поражает, может, разочаровывает?
– Архитектура домов, улиц. Если это вообще можно назвать архитектурой. Я не знаю, был ли в этом городе когда-то архитектор.
– Как вам кажется, куда уходят корни коррупции в дагестанской медицине, о которой не говорит только ленивый? В чем причина? В низком уровне жизни или всему виной эта пресловутая дагестанская черта – отблагодарить?
– Отблагодарить можно по-разному. Пятью килограммами тляратинского сыра, цумадинским медом, гергебильскими абрикосами или еще чем-то – это благодарность, а если деньгами – это уже не то. Дагестанская черта «поблагодарить» была испокон веков, а медицина, по моему мнению, в последние десятилетия коррумпирована не только в Дагестане. Так во всей России. Знаете, в чем причина коррупции? Врач ждет денег, потому что ему мало платят. На Западе это самая уважаемая и высокооплачиваемая профессия, потому что у врача лечатся президенты, артисты, политики… Все вынуждены обращаться к нему. Самая большая беда России – это коррупция. Россия – это богатейшая, красивейшая, талантливейшая страна. Вы знаете, кто придумал идею создания аппарата МРТ? Это революция в диагностике, которую придумал советский физик, но не реализовал ее до конца – и об этом мне рассказал один из знаменитых физиков на Западе. Но все портит коррупция, которая в России существовала веками. Достаточно вспомнить «Мертвые души» Гоголя. Но современная коррупция во всех областях превзошла по своим масштабам историческую. Особенно печально, что она есть в таких важных областях человеческой жизни, как образование, медицина и т.д. Не зря же у Тютчева
есть строки: умом Россию не понять, аршином общим не измерить…
– Прожив 30 лет в Италии, Вам сложнее умом понимать Россию?
– Очень. В Москве приходишь в магазин, кафе, любое заведение, говоришь: «Здравствуйте», а в ответ – ничего. В Дагестане люди приветливее, отвечают, но все равно культура оставляет желать лучшего.
– Чувствуете, что стали другим человеком, европейцем?
– Ну, понимаете… Я с детства такой. Да и отец у меня был таким.
Будучи председателем колхоза, он мог, но никогда не воровал, не брал взятки. В детстве, когда мне было лет 5-6, меня как-то для смеха проверили на «вшивость» старшие подростки. Захожу в комнату – темно, вижу на подоконнике рубль. Думаю: взять, не взять? Мне не удалось себя перебороть, и я засунул в карман этот рубль, вспомнив, что за него можно купить кучу конфет. Не хочу себя идеализировать, и если бы я здесь остался или был бы каким-нибудь большим начальником в Махачкале, удержался бы я от того, чтобы не воровать? Не знаю. Хотя, не думаю, что воровал бы.
Итальянский вкус
и горские традиции
– Вы выглядите как итальянский дизайнер, вышедший на поклон после модного показа. Вы всегда так одевались?
– (Улыбается). У меня эта слабость с детства. Послевоенное время, 50-e годы. Продавали детские кирзовые сапоги. Отец мне их привез из города. У меня одного были такие в селении. Я их клал под подушку, чтобы никто не украл (смеется).
Хотя, я должен сказать, когда я ездил в Италию первые годы, привозил оттуда одежду. Через много лет, увидев эту одежду в гардеробе моей московской квартиры, я понял: у меня не было вкуса. Думаю: во что я одевался?! Какие-то цветные рубашки… Потом, по прошествии лет, я понял, что любил хорошо одеваться, но вкуса у меня не было. Вкус тоже нужно вырабатывать.
– Несмотря на то, что живете в Италии, Вы идентифицируете себя как аварец из Дагестана. Не переживаете о том, что Ваш сын, внуки уже не будут считать себя так же, как и Вы, аварцами из Дагестана?
– Вы знаете, я иногда спрашиваю у моих внуков: «Ты откуда, Валерио?» Он сразу говорит: «Дагестан». У Флавио спрашиваю: «Кто ты по национальности?» Он отвечает: «Аваец». Они с детства так приучены. К сожалению, мне не удалось сюда их привезти. Хотелось, чтобы они приехали в Дагестан.
– Жить на родине, чтобы сохранять свою национальную идентичность, или смириться с неизбежностью глобального мира? Что Вам ближе?
– Я вообще считаю, что границы между государствами надо полностью убрать. Что такое мир, наша Земля? Это бесконечно маленькая единица во Вселенной. Зачем тратить деньги на вооружение, атомные бомбы? Зачем все это? Мы же люди! Я убрал бы все границы, но вместе с тем сохранил все языки и даже диалекты, хорошие традиции и обычаи всех народов. Мы же не сжигаем фотографии наших родителей. Точно так же нужно хранить и язык.
Бэла БОЯРОВА
