Продолжение. Начало в № 1-6.
Вместе с ним она переехала в Махачкалу. И стала домохозяйкой, так как надо было не только готовить, шить, стирать, ходить на базар, принимать и провожать гостей, но и заботиться о своих шести детях. Ее терпеливости удивлялся даже муж, что редко встречается среди нас, мужчин. Люди привыкают к тому, что делает рядом с тобой близкий человек, считая, что так и должно быть.
Вот так, в заботах и работах, шла жизнь до одного зимнего дня, когда Асият, нагруженная кошелками, возвращаясь с базара, неудачно упала. Врачи определили: перелом тазобедренного сустава. Ей назначили операцию, массаж и еще массу вещей.
Так устроена женщина – это вечная труженица, без которой, кажется, перевернется земной шар. Такой была и Асият. Все как будто шло к выздоровлению. Ей хотелось скорее встать на ноги, включиться в круговорот жизни, но все кончилось внезапной смертью.
Их сын Магомед Мурадович родился в Чохе в 1940 г., подготовительный класс окончил в Гунибе. До 7-го класса учился в Махачкале, а 10-й завершил в Каспийском интернате горцев.
Призывная комиссия определила его на другой конец света: Петропавловск-Камчатский, где его после краткосрочных курсов определили водителем машины. Летом покоя не давали комары и гнус, а зимой – снег, пурга, метели, 30-40-градусные морозы. И что интересно: солдаты выдерживали такие перегрузки, а машины нет. Бывало и так: их часть неожиданно грузили на платформы и доставляли на уборку целинного хлеба. Пока адаптировались к среднеазиатской жаре, страшно теряли в весе. На место службы возвращались исхудавшие и почерневшие.
Иногда однообразие службы сменялось праздниками – спартакиадой округа. Наш земляк не устанавливал рекорды, но результаты все-таки впечатляли: 100 метров – за 13 секунд, прыжок в длину – за 5 метров, диск – за 30 метров.
Так мотался из одного конца СССР в другой три с половиной года, пока однажды Нахибашев, козырнув, не доложил отцу, Мураду, что он честь-честью по демобилизации вернулся на Родину.
– Покажись-ка, покажись-ка, – сказал родитель, чуть отстраняя сына от себя. Он с удовольствием разглядывал, щупал, гладил многочисленные значки на гимнастерке сына, полученные на армейской службе. Окончив осмотр, старший произнес только одно слово: «Спасибо!»
На гражданке Магомед Нахибашев завершил учебу на радиотехническом факультете ДГУ, а затем в Махачкалинском горгазе прошел дорогу от водителя, мастера, главного инженера до генерального директора ОАО «Махачкалагаз».
Он руководил коллективом почти в 300 человек – и это только по городу Махачкале.
Боюсь ошибиться, но Нахибашев мне показался молчуном, из него слова клещами не вытянешь. В то же время я чувствовал в этом человеке такие крайности, как стеснительность и сдержанность, решительность и такт.
Устроены и все сестры: Тухбат, Тавус и Жавгарат.
Мне еще импонирует и то, что Магомед Мурадович с интернатских времен до сегодняшнего дня по утрам делает зарядку с хорошей нагрузкой на все мышцы. Семья моего героя состоит из супруги Любови Ивановны (экономист) и взрослых детей – Сулжи (бухгалтер) и Эльмиры (инженер). Старший брат Магомеда Семурден был прекрасным зубным врачом, его не стало в 1992 г. Младший брат Шагабудин трудится в горгазе.
ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ
Более 30 лет проработал врачом скорой помощи в г. Буйнакске младший сын Абдулмажида Муртуз Нахибашев. А до этого прошел великолепную медицинскую практику в таких населенных пунктах, как Чарода, Мехельта, Чох, Гуниб, Карата, Ботлих. Он имел плотное сложение, средний рост, рыжеватые волосы, серые глаза, курносый нос и всегда выбритое лицо. У меня с ним было шапочное знакомство: «Здравствуй – до свидания!» Он умер несколько лет назад, а супруга Мукминат еще раньше скончалась…
Я решил встретиться с людьми, которые многие годы работали с ним, делили с ним проблемы и радости. Около 10 медсестер-фельдшеров расселись вокруг стола и приготовились слушать меня. Они улыбались. На второй фразе я понял, что им доставляет удовольствие вспоминать Муртуза Нахибашева, с которым каждая из них проработала более 20 лет. Моя беседа с ними превратилась в своеобразную пресс-конференцию: я задавал вопросы – они отвечали одной или двумя фразами, подтрунивая друг над другом, шептались или заливались хохотом над чем-то своим.
Вот короткая стенограмма той памятной мне «пресс-конференции».
«Был невероятно чистоплотен, на работу приходил всегда опрятным и аккуратным».
«В саквояже он приносил хлеб, колбасу, вареное мясо, бутерброд, чеснок, лук. Никогда за еду не садился один. Он не пренебрегал и нашей пищей».
«За 20 лет работы, даже в праздничные дни, мы не видели его хотя бы раз выпившим».
«У больного мы задерживались минут на 30, а то и больше. Человек жалуется, скажем, на боли в животе, печени или еще на что-то, а он улыбается, кивает головой и обследует, начиная от мизинца на ноге до темени, и ставит точный диагноз».
«У моего мальчика с рождения была водянка. Доктора все уши прожужжали: необходима операция! Муртуз Абдулмажидович будто отрезал: “Ни в коем случае!” Его я послушалась. Сыну 13 лет, все в порядке».
«Мой муж, разнимая дерущихся, получил кинжальные раны обеих рук. Привезли его в хирургию, дежурный приготовился ампутировать 8 пальцев. Я в плач, ищу помощи у нашего Муртуза, а он куда-то запропастился. Хирург надел халат, руки обрабатывает. В это время как ангел-хранитель появляется наш врач с известным в городе хирургом. Кончилась эта история тем, что мужу сохранили все пальцы, кроме одного. Сейчас он трудится на стройке».
«Приехали к больному, тот упорно жаловался на сердце, и участковый согласен с ним – сердце. Не стал их Муртуз Абдулмажидович разуверять и заново собрал анализы, едем к больному.
– Скажите, у вас с желудком все в порядке?
– У меня хронический гастрит, а что?
– А то, что у вас не сердце, а язва желудка. Больного к вечеру оперировали. Диагноз подтвердился…»
«Иные врачи, не в обиду им будь сказано, сдадут человека в больницу и умывают руки. Муртуз Абдулмажидович обязательно проведывал их. И вовсе не для того, чтобы убедиться, правилен ли его диагноз или нет, а оказать человеческое внимание».
«Психотерапией он пользовался блестяще. Вызывали нас по адресу: ул. Ленина, 70, кв. 2. Приближаясь к подъезду, слышим дикий плач, вопли, стоны. Мы подумали, что запоздали к больному. Однако идти все равно необходимо. К нашему изумлению, человек еще жив. Муртуз Абдулмажидович вдруг как закричит: “Тихо!” Все замерли, закрыли рты, женщины перестали рвать на себе волосы. В наступившей абсолютной тишине врач спросил у человека, которого за минуту до этого уже считали покойником:
– Слушай, друг, это у тебя или у меня в животе урчит?
– У меня не урчит, – сказал больной.
– Значит, у меня? – хлопнул по своему животу Нахибашев. – А знаешь почему? Не знаешь? Жена утром накормила гороховым супом – вот и прет!
После этих слов он начал смеяться, засмеялся и больной, а состояние обоих, как зараза, передалось окружающим, начался шум и гам, пока доктор опять не подал команду: “Тихо!” Затем велел всем освободить комнату и оставить их с больным. Сейчас не помню, чем тот страдал. Мы даже не госпитализировали его. Провожая нас, родственники благодарили Муртуза как спасителя. А Нахибашев на самом деле достигал эффекта, искусно сочетая обширные знания по медицине со знаниями менталитета буйнакцев».
«Бывало и так. Приезжаем по вызову. Больной ждет, готовится к встрече с ним. А Нахибашев, думаете, чем был занят? Восторгается паркетом, коврами, обстановкой, какой-либо картиной. А то остановится перед “гирляндой” колбасы и на полном серьезе задает вопрос:
– Где сушили такую красоту? Нет, нет, не говорите – только в Чохе можно сотворить такое чудо!
Обескураженные таким поведением врача, хозяева бросаются объяснять, а пока Нахибашев основательно занимается пациентом, воздух наполняется ароматом варящейся сушеной колбасы. Наш доктор никогда не отказывался от трапезы. В эти минуты он очень напоминал Леонида Якубовича. Он умел учитывать настроение людей, умел наладить с ними интуитивный контакт, словно знал нечто такое, что недоступно простому смертному».
«Было время, когда мы обеспечены были всем: инструментарием, лекарствами, перевязочным материалом. Нахибашев являлся истинным хирургом. Он устраивал нам экзамены: “Как поступите в такой-то ситуации?” Если мы мешкали, он не читал лекцию, а на своих жизненных примерах готовил нас к встрече с больными».
«Он выписывал журналы, газеты по медицине и делился с нами. Он всегда был в курсе медицинских открытий. Если пожелал, стал бы ученым, но Бог, видимо, сотворил его человеком, который по первому зову должен явиться страждущему на помощь».
«У этого волевого, сильного, никогда не устающего человека была одна слабость, даже смешно сказать: очень боялся собак. Однажды по вызову едем по ул. 40 лет Октября, 96. Частный дом. Стучим в ворота, никто не отзывается. Входим. Зовем: “Хозяйка!” Вместо нее из-за куста появляется собака. Доктор мгновенно очутился на улице, мало того, закрыл калитку. Я кричу ему: “Откройте калитку!” А он мне: “Сначала убери собаку”. Появление хозяйки спасло меня. Тот день остался в памяти еще и тем, что вызов был ложным. Слабость в отношении собак объясняется очень просто: в детстве он не раз страдал от них».
«Нас иногда спрашивают: “Наверное, привыкаете ко всему?” Мы же люди, как можно быть спокойным, видя своими глазами умирающего человека? Раз после такого вызова едем мимо мусульманского кладбища, и Муртуз Абдулмажидович говорит:
– Девушки, знаете, когда меня вперед ногами понесут туда, то, думаю, назначат там тоже главным врачом».
«Он знал массу анекдотов. Бывали случаи: больному надо сделать инъекцию, а, услышав из уст врача смешинку, он заявляет: “Я выздоровел, не надо делать укол!”»
«Больные всегда просили, чтобы именно он приехал по их вызову. Мы говорим: “Его сейчас ждут в трех местах. Выезжает другой врач”.
– Нет, нет, – раздается в телефонный трубке жалобный голос. – Вы говорите, что его ждут в трех местах, пусть я буду четвертым, пожалуйста».
«Сколько лет прошло, как он скончался, до сих пор требуют его».
«На днях звонят из дома по ул. Чкалова, 21. Это наша знакомая Балшекер спрашивает: “Муртуз бугун ишлейму?” (“Муртуз сегодня работает?”) У нас язык не поворачивается сказать, что Муртуза нет в живых. Даже после простого общения с врачом по телефону Балшекер сразу становилось легче. Разве мы можем ее разочаровать, может дело плохо кончится».
Продолжение следует
