ТЕНИ И ПЫЛЬ

«Ранним утром я вышел на верхнюю палубу. Был густой туман. Вверху послышался тихий шум самолёта, судя по звуку, он покружил над нами и улетел. Позже мы поняли, что это был разведчик. Когда стало светло, туман рассеялся, но было пасмурно. И вдруг слышу — нарастает зловещий гул. Впереди из облаков проваливаются самолёты и направляются в нашу сторону. Оказавшись почти над нами, двое впереди летящих перевернулись на спины и резко пошли вниз. Они буквально падали на голову зенитчиков, при этом мало того, что они издавали страшный вой, так ещё и сирену включали. Их целью были корабли сопровождения. Вижу, как штурмовик, почти падая на сторожевой корабль, резко берёт вверх и одновременно сбрасывает авиабомбу. Мимо. Сторожевик начинает маневрировать, уходя, то вправо, то влево. Налетает следующий самолёт, и он заколачивает авиабомбу прямо в двигатель. В это же время зенитки всех трёх кораблей работают, издавая рявкающий звук, и от их выстрелов две машины всё же падают в воду. Бомба очередного штурмовика переворачивает и топит судно. Теперь я смотрю в другую сторону и вижу, как дьявольская карусель поочерёдно налетающих самолётов расправляется и с другим сторожевиком. Чувствуется, что наше судно начинает поворачивать вправо. Люди на нашем корабле пока ещё не совсем понимают, что творится. Теперь карусель берётся за нас. Самолёт заходит сбоку, выбрасывает бомбу, а сам уходит вверх. Она ударяет в борт, палуба сотрясается, и наш двигатель, доселе работавший, смолкает. Судно начинает останавливаться. В трюме пожар, начинается паника. Люди высыпают наружу. Следующая бомба прокатывает по палубе, и летящие осколки едва не задевают нас. Только теперь мы опомнились. «Давай залезем под танк!»-кричим мы с Василием друг другу.
Удары следуют один за другим. Этот танк пока ещё спасает нас от осколков, но вдруг его гусеницы со скрежетом начинают ползти вбок, слышно, как рвутся тросы, удерживающие танк на месте. Корабль накренился. По громкоговорителю объявляют: «Спасайтесь, кто может, корабль тонет!» Я — человек, знающий море, как и полагается по инструкции, снимаю всё снаряжение и прыгаю в море. Остальные же — горцы, никогда не видевшие моря, прыгают со всем снаряжением и камнем идут на дно. Изо всех сил пытаюсь отплыть от корабля подальше — он скоро начнёт затягивать. Подплываю к куску фанеры, за него же цепляются и другие уцелевшие, он переворачивается. Отплываю дальше. Цепляюсь за бревно. За мои ноги кто-то ухватился, пришлось высвободить одну ногу и ударить… «Груз» снят… Смотрю на тонущее судно — в его борту огромные дыры. Через какое-то время оно затонуло. Следующая цель штурмовиков — мы, барахтающиеся в холодной февральской воде. Они пролетают низко над водой и расстреливают уцелевших. Я ныряю под бревно, пережидаю обстрел и выныриваю. Людей с каждым разом становится всё меньше. И так раз десять. Наконец после того, как совершенно безнаказанно нас бомбили два часа подряд, появляются советские самолёты. Завязывается воздушный бой, и все они улетают на северо-запад. Забираюсь на бревно, на него же залезают ещё несколько. Постепенно многие замерзают и падают в воду. Два часа назад все эти пять тысяч трупов были живыми, молодыми и здоровыми людьми, надеющимися вернуться домой. Но их дом был здесь. Мои силы тоже закончились, и я тоже в воде. «Вот тут ещё один!» — вижу рядом спасательный катер. Меня вынимают… Я в госпитале.
В этой катастрофе из пяти тысяч в живых осталось сто семьдесят три человека. Судно это было поднято в 1948 году. В числе выживших и рассказчик — мой дед Салих Раджабов, воевавший потом на Южном фронте, одновременно работавший связистом, дошедший к концу войны до австрийского города Грац.
Один французский писатель говорил, что война — это не атаки и наступления, война — это развороченные трупы, кровь, смерть, гниение… Казалось, что уж после Второй мировой люди окончательно образумятся, и никогда больше не будет никаких войн, но сегодня стало ясно, что для тиранов простые люди — это тени и пыль, и никаких войн не будет только тогда, когда не будет никаких людей.