Человек – существо необыкновенное, талантливое… Он, как цветок, растет в разных условиях по-разному. У каждого времени свой цветок, у каждого цветка свой аромат. Поэт -цветок с особым ароматом… глубинным, сверхъестественным, влюбленным… в жизнь. Аромат, воспевающий жизнь. Каждый человек – великая тайна жизни. Жизнь цветет в каждом своим особым цветом. Великая тайна жизни раскрывается на земле своими волшебными красками. Встречаешь человека, удивляешься его миру, так не похожему на твой собственный, но близкому тебе… И чем больше не похожих, но близких тебе духом людей, тем многомернее, многограннее, многообразнее кажется мир вообще. Мир вокруг. Поэзия. Наверное, все-таки это не род занятий, не профессия, а уровень открытости миру человека, его сердца. Понятия сердца, середины или даже соприкосновения, средоточия двух миров в человеке… Ясного, как день, и темного, как ночь… Есть основное понятие. Понятие, от которого отталкивается жизнь через каждое живое человеческое существо. Ведь не зря говорят: сердце невозможно обмануть… Оно мудрое. Любящее. Сильное. Светлое. Чувствующее. Видящее. Творящее добро. Поступки, продиктованные сердцем, должно быть самые правильные. Так рассуждает жизнь в нас. В людях. И много нас таких, поступающих сердцем… Встречаемся иногда. Общаемся. Говорим друг другу обыкновенные добрые слова. Слышим и видим любовь в каждом взгляде, отражающем солнце. Чувствуем дыхание друг друга, не задевающее мироздание. Любим жизнь жизнью. Поэт, он ведь возвращает миру его красоту, умножив её любовью своего сердца; насытив ароматом собственного воображения… Добавив по своему вкусу и цвет, и звук… Музыка, звучащая где-то в глубине души одаренного, начинает звучать во всеуслышание, чтобы удивить тех, других, кто также видит, слышит, чувствует, любит, только не может высказать… Немая симфония обретает звучание благодаря одному из немногих, кто отважился излить душу.
Арбен Кардаш, поэт. Правда, сам он так не считает. Он считает себя стихотворцем. Почему? Да, наверное, просто потому, что быть скромным – это тоже талант. Тихая улыбка. Доброе сияние глаз. Мягкий чистый голос, спокойные, выверенные, как размер стиха, движения. Мы решили, что будем сидеть в парке. На пеньке. Он и я. И будем говорить о том, что думаем, чувствуем, знаем, воображаем о поэзии. Беседа была спонтанной, как и сама жизнь, но искренней, светлой. Наверное, по-другому в поэзии нельзя. Да и в жизни тоже. Впрочем, судить вам.
– Арбен, откуда начало?
– Поэзия всю жизнь сопровождает человека, даже когда он об этом не подозревает. Начиная с колыбели и заканчивая смертью. Сама жизнь и есть поэзия. А то, насколько человек это видит и слышит, это уже другой вопрос. К сожалению, человек, увязнув в мирской суете, не замечает поэзии жизни, дышащей во всем живом…
– Когда ты услышал поэзию?
– Мне кажется, я слышал её всегда. В прабабушкиных песнях, в тоне её грудного голоса, в словах родного языка… Когда пишу, думаю, мечтаю, перед глазами всегда встает эта картина и слышится этот голос. Тогда, в детстве, мне многое было непонятно, но я чувствовал, что это нечто такое, что дает мощь, силу, рост человеку, что окрыляет его бессмертную душу… Думаю, что это было правильное чувство.
– Время не изменило твое восприятие?
– Время для меня – это вся поэзия, с которой я соприкоснулся с тех пор, как живу, это годы учебы в Литературном институте имени А. М. Горького, полные поисков форм выражения себя и встреч с уникальными людьми, это вся мировая литература, изучению которой придавалось огромное значение в Литинституте. Это слава одних и бесславие других поэтов, причем не менее талантливых. Это имена, которые открыл для себя: Георгий Иванов, Александр Одарченко, Кирилл Померанцев, Георгий Адамович, Арсений Тарковский, Варлам Шаламов… Великих поэтов не может быть много. Их единицы. Очень переживаю смерть Юрия Кузнецова, русского поэта.
– Как ты сам себя оцениваешь, как поэта?
– Для меня поэт – это понятие очень высокое, недосягаемое, человек одаренный свыше. Пушкин, ведь, сам того не осознавая, выплескивал все свои гениальные произведения, стихи… У него была такая высокая организация духа, что самые гениальные вещи он высказывал самыми простыми словами. Себя я так не чувствую. Мне нужен опыт, который надо прочувствовать, который даст мне возможность достичь какого-то определенного уровня, для того, чтобы быть причастным к поэзии.
– Ты поэт?
– Нет. В истории дагестанской литературы, в лезгинской поэзии, есть два понятия, обозначающие поэта. Первое – это назим, упорядочивающий слова, второе – шаир – поэт, знающий тайный смысл слов. Назимы не умели выражать глубину души человека, они этого вопроса даже не касались, были заняты выведением красивого узора из слов. Шаиры были «органами поэзии», как выразился в свое время Горький, говоря о Есенине. Так вот, они были истинные поэты. Это те люди, которые в любом своем прикосновении к природе рождали нечто такое великое, прекрасное, необъяснимое. Это, действительно, такая высокая организация души, когда в любом своем выражении поэт выдает глубинное… Я – стихотворец. И именно это чувство, что я не ощущаю себя поэтом, развило во мне желание обратиться к прозе. Поэзия – это уровень, который не всегда досягаем. Он подобен суфийскому опыту слияния с Богом. Не каждый достигает его в своих стихах. Есть борзописцы, есть медленные писатели. Так вот, я медленный писатель. Пишу только тогда, когда чувствую потребность высказаться и когда есть что сказать. И, скорее, читатель, чем писатель.
-Откуда уверенность, что нужно высказаться? Что твой внутренний мир будет звучать на фоне многих других великих, не затеряется?
-Думаю, что если мне есть что высказать, то обязательно найдется тот, кто выслушает это. Это какой-то невидимый энергетический обмен. Я, почему-то, думаю, что это кому-то нужно. Хотя мне и непросто об этом говорить. Для этого есть читатели, критики. Да и уверенность эта приходит вместе с читателями, которых, в принципе, ты в глаза и не знаешь, просто невидимо ощущаешь их присутствие в своей жизни, их интересы, потребности, все это на уровне интуиции. Потом они приходят к тебе, благодарят за что-то, что они нашли у тебя в произведениях. Каждый находит что-то свое. Отсюда и уверенность.
-Что скажешь о современной дагестанской литературе?
-К сожалению, ничего хорошего. В Дагестане наблюдается очень интересная тенденция соревновательного характера. Почему-то, если у соседа есть автомобиль марки «мерседес», обязательно должен быть и у тебя. В поэзии то же самое. Все почему-то хотят быть народными поэтами Дагестана. Хотя, если помните, Б. Пастернака за то, что ему присудили Нобелевскую премию, которую он так и не получил, исключили из Союза писателей СССР. Менее талантливее от этого он не стал. Мне кажется, что это звание (народный поэт Дагестана) надо упразднить. Был такой прецедент и в Грузии в 30-е годы XX века. Для того чтобы присвоить звание народного поэта Грузии великому Галактиону Табидзе, грузины ввели это звание. Дали ему его и упразднили. Больше народных поэтов в Грузии нет. Нам стоило бы поучиться.
– Любимые стихи из собственного сочинения?
-«Арарат».
– Любимый поэт?
– Райнер Мария Рильке:
Я все читал. Уже в теченье дня прошли дожди незримо для меня.
Я только с книгой был наедине, понятной не вполне.
Слова то прояснялись, словно лица, то снова меркли, мысли затая, и время шло, отстав от бытия, и вдруг застыло: вспыхнула страница, и вместо слов, в которых жил и я, горит закат и в каждой строчке длится…
– А свои? Любимые?
– В потопе одиночества бездонном Устал ковчег мой устремляться вдаль:
Скитаться тяжко с грузом многотонным, Куда ни глянь – промозглой мглы печаль.
Над откровеньями, над чудесами Не властен я, но нет моей вины:
Спасаю я дары, что небесами В день судьбоносный были мне даны.
Все тяжче груз – до трещин и до вмятин?
Душа неутомимее стократ.
Мой зов упорный только мне и внятен:
«О, где же ты, где ты, мой Арарат?!»
Неразличимо спутались, сомкнулись
И дни мои, и ночи невпопад.
Вновь мне на плечи голуби вернулись:
Я сам обетованный Арарат.
Если поэт, написавший и издавший несколько поэтических сборников, прозу, из всего написанного выделяет одно-единственное стихотворение, думается, стоит обратить особое внимание на это стихотворение, ведь это – ключ к сердцу поэта, открывающий мир его души с тех самых позиций, которые он сам лично для себя определил. Да, все мы путники, ищущие себя самих. Раскрываемся в том, чем заняты. Мыслями, словами, поступками, характерами, судьбами. Все это мы. Все знания, обретенные нами извне, мертвы без нашего живого внутреннего участия, без нас самих, тех самых глубинных, тонко чувствующих, истинно знающих, духовных. До новых стихов.
