Шамиль Казиев пишет на двух языках: родном – табасаранском – и русском. Кроме того, с табасаранского удачно переводит на русский. Стихи Ш. Казиева – одна из ярких страниц в дагестанской поэзии.
Такого уровня творчества можно достичь тогда, когда оно есть генетический талант, лишенный морального и материального эгоизма, то есть настоящий поэт пишет не ради славы и гонорара, а потому, что он не может не писать: как говорится, талант рвется наружу. Для Ш.Казиева писать стихи не есть условный рефлекс, а осознанный поступок, за который нужно нести большую ответственность перед художественным словом и его идейным весом. Поэтому стихотворчество для поэта превратилось в трудный, но желанный экзамен. В стихотворении «Поэзия» он честно раскрывает истинную суть поэзии: «Поэзия – это чувств благородных и чистых вулкан. Поэзия – это от Бога венец, данный по Высшему праву».
Назначение поэзии Казиев видит в том, что она призвана возвеличивать в человеке человеческое. Стихотворение построено как художественная фигура, развернутая в виде сравнительного параллелизма. Здесь алхимик есть философский персонаж (в первой части стихотворения – Г.Н.), а во второй части философским героем выступает поэт. Персонаж и герой идейно разнятся. Алхимик искал магический камень, который мог бы превращать металл в золото. Однако этого не происходит – случается другое: магический камень разжигает в человеческих душах «алчности пламень», за что души предстают камнями.
Поэт – тоже волшебник, как и алхимик. Но цель у него другая: он ищет «заветное слово», а не магический камень – чтобы в человеческие сердца вернуть человеческое же страдание, не дать этим сердцам превратиться в камни («Алхимик»).
Ш. Казиев – внимательный к пейзажным красотам поэт. Например, ветви плакучей ивы ему кажутся «кудрями». В эту картину влюбляется ветер (уникальный «рисунок» – Г.Н.) – он соприкасается с этим «дивом», разводя кудри. Завершив свою миссию, ветер любезно продолжает свой путь. Но до этого поэт приметил удивительно тонкую игру ветра с ивой. Но здесь самое важное – эстетическая кульминация, так называемый «пиковый момент». Он уловлен поэтом метафорическим выражением: «ветер навеки потерял покой» — от встречи с ивой плакучей («Плакучая ива»).
Богата мозаика любовной лирики Шамиля Казиева. Любовь в понимании поэта – это двусторонняя ответственность за судьбы друг друга. Эту замечательную идею поэт формирует иносказательно, очень красиво и понятно:
Меж нами
Стена отчуждения стала,
Ее не разрушить
С одной стороны.
(«Мятежные чувства»).
В стихотворении «Ты, будто шутя» поэт описывает ситуацию разлада влюбленных «по ее вине». Она, надменная, резко отвергла его и быстро отдаляется. Лирическому герою кажется, будто ночь сменила день. Он в оцепенении. Эту душевную напряженность поэт удачно передает через реверсивную – ответную – метафорическую фигуру:
Пытался уйти,
Но покинули силы,
И стал я твоею
Невидимой тенью…
Он встречает — случайно – школьную любовь через много лет после окончания школы. И вновь нахлынул поток чувств. Он, как и прежде, не может к ней подойти. Но он в волнительном ожидании лучших перемен в ее чувствах к нему:
Окинь меня вновь
Тем божественным взглядом –
Мальчишкою стану,
Отбросив года…
Скажи – и за старую
Парту вновь сяду,
Чтоб все повторилось,
Что было тогда.
В памяти лирического героя тревожно возникают те счастливые школьные годы, когда он был страстно влюблен. Он через друга посылал ей письма – признания в любви. И случилась драма – как-то друг одно письмо ей не передал: вот и выпало из цепи одно звено. Это – предательство.
И вдруг лирический герой вновь слышит школьный звонок. Здесь возникает ассоциативная ситуация – чувства тех лет еще с большей силой вновь вернулись к нему потоками. Непримиримо встает и образ друга, ставшего предателем:
Но время идет…
Вот звонок прозвенел,
И в школе урок
Начинается вновь.
Учитель простит
Опоздавших детей,
Судьба не прощает
Предавших любовь.
(«Случайная встреча»).
Лирический герой Ш. Казиева тонко чувствует женскую красоту. Вот как он воспринимает внешний вид незнакомки: «Силуэт создан из божественных линий, стан соткан из нежности утренних лилий – и вся она изваяна феей в мире чудес». Она легко покорила его – «сердце его взяла, как крепость». Поэтому он готов на любой подвиг ради нее:
Замок из трав
Бирюзовый построю,
Трон изумрудный –
Из мха в твою честь.
Будет венец
Из цветов диковинных,
Редких, достойных
Осанки твоей.
Лирический герой напряженно переносит эту внезапную ситуацию – он весь во власти любви. Но осторожничает – а вдруг она откажет? Тогда душевная драма усилится. Да и сейчас лирический герой беспощадно раздираем пока что непонятой любовью:
Воля к свободе,
Как облако, тает…
Я эту муку
К чему же терплю?
Каждый день в сердце
Икар умирает…
Вечером с плачем
Его хороню.
(«Незнакомка»).
Таков красивый миг поэтической эстетики Шамиля Казиева, наполненный жаждой жизни. Этот миг, конечно же, вечен, потому что он повторяется для новых поколений.
Но хочется предостеречь этого талантливого поэта от мистического отношения к жизни, где автор местами увлекается изображением потустороннего мира – могильного мрака и мук Судного дня, которые, по мнению автора, приобретают статус вечности. Да, смерть может быть предметом поэзии, но при одном условии – когда поэзия романтизирует и героизирует смерть. А биологическая смерть никак не может быть объектом эстетической поэзии. Поэтому (вообще – Г.Н.) не следует пугать читателя обязательным наступлением смерти, потому что об этом каждый знает. И нечего бояться смерти – как она придет, нас уже не будет, как говорил один философ. Теофании – божественному откровению – подвержены и некоторые другие поэты. Поэт, конечно, имеет право веровать или не веровать. Это – частная проблема его души. Думается, что поэтому не стоит в творчестве выпячивать свои религиозные чувства.
Последние новости
