Из страны восходящего солнца

При немалом содействии Управления Правительства РД по делам архивов мне все же удалось поговорить с японским историком Норихиро Наганава, который при знакомстве представился как просто Нори.
– Нори, для начала я спрошу у Вас о двух вещах, которые меня интересуют больше всего: предыстория Вашего приезда в Дагестан и откуда у Вас такой прекрасный русский язык?
– В 1995 году я поступил в Токийский государственный университет. Тогда, в постперестроечное время, у нас был большой интерес к тому, что происходит в постсоветском пространстве. Так я заинтересовался Россией, поэтому и начал изучать русский язык. Еще до поступления в университет у нас была очень хорошая программа «Шелковый путь», которая мне очень нравилась, из-за чего у меня и появился интерес к исламу. В университете я стал специализироваться на изучении ислама в России. В то время у нас не было сведений по Кавказу, а по татарам были. Поэтому я начал изучение ислама в Поволжье и Приуралье. В 1999 году я поступил в аспирантуру Токийского университета, в 2001-м – в докторантуру, и в этом же году начал стажироваться в Казанском государственном университете. Сейчас он как-то по-другому называется: Приволжский федеральный университет, по-моему. Там я работал два года и за это время выучил язык. После этого переехал в Уфу, затем в Оренбург. В 2007 году защитился и с этого же года начал работать в Центре славянских исследований при Университете Хоккайдо.
– Вы родом из Токио?
– Нет. Я с острова Сикоку. Префектура Токушима, расположенная на восточном побережье острова.
– Вы были в других республиках Северного Кавказа? Или целенаправленно приехали именно в Дагестан?
– Нет, я не был в других республиках. Я впервые на Северном Кавказе и приехал изучать развитие ислама в Дагестане.
– Почему именно к нам? У нас он как-то по-особенному развивается?
– Я скажу, да. Как раз я занимаюсь проблематикой по хаджу. То, что среди всех регионов России Дагестан – лидер по квотам на хадж – это очень интересно. Я собирался заняться изучением современной ситуации, но так как я и по образованию, и в душе историк, я начал копаться в архиве.
– В Чечне эти процессы проходят не менее своеобразно. Почему Ваш выбор не пал на Чечню?
– О! Чечня – это, конечно, интересно, но ездить туда нельзя (смеется). Объективные обстоятельства не позволяют.
– Но я так понимаю, Чечня – интересна, но Дагестан интересней?
– Да (смеется). И к тому же Дагестан более открыт для иностранных специалистов, тут легче работать.
– Вы сказали, что, как историка, Вас интересует еще одна тема, помимо хаджа.
– Да. Я изучаю развитие ислама в Дагестане, начиная с имперского периода – второй половины ХIХ и начала ХХ века, включая советский период и по сегодняшний день. Меня интересуют взаимоотношения духовных лидеров Дагестана и местных властителей с российскими властями, как они налаживали контакт, механизм переговоров и договора. Я сделал для себя вывод, что Российская империя была такой огромной, потому что она умела вести переговоры с теми, с кем воевала. Поволжье было присоединено к России в ХVI веке, поэтому ислам, взаимоотношения татарского и башкирского духовенства с правителями царской России были иными. Поэтому сравнивать те знания, которые у меня уже есть, с тем, что я сейчас изучаю о Дагестане, – это очень интересно.
– Вы нашли в архиве то, что Вас интересовало?
– Конечно. Очень много информации. Поэтому, я думаю, что смогу и дальше изучать и развивать эту тему.
– Многие (и некоторые жители России в том числе) думают, что мы – соседи Пакистана с Афганистаном. Насколько Дагестан известен в Японии как субъект Российской Федерации?
– Хоть мы и соседи, Россия для нас – очень далекая страна в силу своей протяженности. Пока у нас очень низкий интерес и вообще уровень знаний о Северном Кавказе. Мы знаем только то, что слышим о вашем регионе в новостях: война, теракты и другие неприятные вещи. К сожалению, это так. Но в вашей республике есть некий механизм, который стабилизирует обстановку, возможно, фактор поликонфессиональнальности и многонациональности.
– Вы уже неделю здесь. Напряженность ощущаете?
– Знаете, нет. Мне очень приятно здесь находиться. Я работаю с моим куратором — профессором Магомед-Расулом Ибрагимовым. Он заместитель директора Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН. Он для меня налаживает различные связи и общение с интересными людьми. Жалко, что я приехал всего на две недели. До приезда сюда неделю я был в Казани.
– Еще планируете приехать?
– О! Конечно! Мне бы очень хотелось. Все зависит от начальства. То, что меня отпустили с работы на три недели – это великое чудо! (смеется). Если получится, я приеду летом. Очень хочу посмотреть горные районы Дагестана. Как историк-востоковед я бы хотел тут изучать арабский язык.
– Понятно, что синтоизм и другие восточные религии – это нечто совершенно иное, нежели ислам или христианство. Это больше философия, чем религия в нашем классическом понимании. И все же: японцы – религиозные люди?
– Япония исторически долгое время находилась в изоляции, поэтому у японцев нет страха экспансии со стороны других религий, как, допустим в Европе. Мы ровно относимся к религиозным темам и равнодушны ко всем религиям. А религиозны ли мы…да, но у нас это больше мировоззренческое понятие, если не говорить о религиозных обрядах погребения и т.д. Вот, допустим, у вас принято совершать зиярат. Японцы тоже ходят в храм. Если Вы приедете в Японию, то можете увидеть большую толпу верующих в храме и подумаете, какие же все-таки японцы религиозные люди. На самом деле, у нас это больше привычка, дань традициям или предкам.
– Когда собирались в Дагестан, наверно, у Вас были готовы какие-то стереотипы, что-то ожидали или не ожидали увидеть. Так что Вас тут приятно или неприятно удивило? Может, повергло в шок?
– (Смеется) Дорога. Никто не соблюдает правил! Словно их и не существует! (смеется). Я часто бываю в России и, конечно, знаю, что в России не любят соблюдать правила на дороге. Но в Дагестане…(смеется). Я беседовал с одним человеком. Он сказал, что национальный характер дагестанцев так устроен, что они даже не смотрят на светофор (смеется). Когда я ехал сюда, у меня был стереотип о вашей гостеприимности. Но это оказалось на самом деле так (смеется). Допустим, я сижу в кафе, и совершенно незнакомый мне человек подходит, угощает меня чаем, кофе (смеется). Очень приятно бывает.
– Нори, сейчас я буду задавать Вам классические, самые «оригинальные» вопросы: понравилась ли Вам наша кухня и красивые ли у нас девушки?
– Кухня, конечно, несравнимо отличается от японской (смеется). Очень вкусно. Мне очень понравилась. И хинкал я тоже ел.
– В Японии вообще есть рестораны с кавказской кухней?
– Нет, в этом плане у нас все достаточно однообразно. Из азиатских есть вьетнамские и тайские рестораны, а из европейских – французские, итальянские.
– Кухня понравилась. Как Вам девушки?
– Раньше, когда я жил в Поволжье и на Урале, я думал, что татарки – самые красивые. Но, оказывается, нет (смеется). Я хожу, прогуливаюсь по улице: очень красивые девушки.
– Значит, мы красивее татарок?!
– Да, да, да (смеется). После того, как я видел татарок, девушки из Москвы и Петербурга на меня никакого впечатления не произвели. Поэтому я думал, что красивее татарок никого нет.
-– До нашей республики тоже добралась мода на восточное, в частности, японское: статуэтки, предметы интерьера, вазы, сувениры, посуда. И у многих могут быть стереотипы, что Япония – это самураи, девушки в кимоно под тенью цветущей сакуры. Насколько все это имеет место в современной Японии?
– Дело в том, что люди воспринимают Японию или как страну самураев, или как страну автомобилей, компьютеров и самой передовой электроники. Но нет усредненного представления, как реально живут в Японии. Японцы живут по принципу практичности и рациональности. Например, девушки не носят кимоно, потому что в современных условиях и ритме жизни это просто не удобно. Ради практичности мы принимаем даже то, что чуждо нашей традиционной культуре.
– Я слышала, что из-за нехватки территории в Японии очень маленькие квартиры.
– Да, это действительно так. У меня квартира как тюрьма (смеется).
– На Западе люди любят своих монархов как некий элемент культуры или национальное достояние. Как японцы относятся к императорской семье?
– Думаю, это похоже на то, что существует в той же Великобритании, Нидерландах или других европейских государствах. Но я вижу во всем этом некое противоречие: мы, допустим, должны уважать членов императорской семьи и относиться к ним с каким-то особенным почтением. Но, с другой стороны, члены современных монарших семей стремятся быть ближе к народу, их образ жизни во многом мало чем отличается от образа жизни подданных. И чем больше они стремятся к этому, тем с меньшим пиететом к ним относится народ, и императорская семья опускается в глазах людей на ступеньку ниже. Думаю, везде это так. Но другого выбора модели поведения у монархов в демократических странах нет.
– То есть японцы тоже интересуются тем, кто из императорской семьи женится, болеет и так далее?
– Конечно! Интерес к событиям в императорской семье – это как чтение желтой прессы и глянцевых журналов (смеется).
– Завершая нашу беседу, разрешите снова перейти к моим «желтым» вопросам?
– Конечно, конечно (смеется).
– Раньше японскую марку автомобиля называли «Мицубиси». В последнее время я замечаю, что называют «Мицубиши». В какой-то из передач я узнала, что это все потому, что в японском языке «с» и «ш» – это один звук, поэтому правильны оба варианта. Теперь я спрашиваю вас: так «Мицубиси» или «Мицубиши»?
– (Смеется). Да, это действительно так. Правильно и так, и так.
– Я вижу у вас кольцо. Вы женаты?
– Да. К сожалению, в апреле прошлого года я поставил в холостяцкой жизни точку (смеется).
– Но почему «к сожалению»?!
– Как говорят в России, хорошую вещь не называют браком (смеется).
– А супруга историк?
– Она специалист по международным отношениям и сейчас стажируется в Оксфорде.
– Нори, спасибо Вам за то, что отложили свои архивные поиски и согласились уделить мне время. Было приятно с Вами беседовать. Привет Японии и приезжайте в следующий раз с женой.
– Спасибо и Вам. Приедем обязательно!