Снег выпал за ночь!
За ночь выпал снег!
Пришел пушисто, мягко
И без шума.
Все, что живет под небом, –
Все и всех –
Взял и закрыл большой и белой шубой,
Еще вчера – здесь каждый по себе
Росли в неподчиненности друг другу –
Цветок и куст, и дерево…
И вдруг он
Соединил их всех в одной судьбе.
Казалось – что травинкам до цветка!
Его судьба касалась их не очень.
И что цветку до кустика, пока
Он лишь своей судьбой был озабочен.
И что кусту до дерева любого,
А дереву до горного хребта.
И что горам до неба голубого!
У каждого своя есть высота.
Казалось, так идет из века век:
Ручей себе течет своей дорогой,
Родник себе клокочет понемногу.
Казалось…
Да вот за ночь выпал снег!
К цветку травинка потянулась вдруг.
Цветок – к кусту.
Куст – к дереву с мольбою.
И дерево взглянуло над собою,
Где склоны гор и неба полукруг.
И горный кряж, всю мощь свою собрав,
Подставил небу каменную спину,
Слились,
Сошлись,
Сложились воедино
Заботы гор и птиц,
Людей и трав.
Снег выпал за ночь! – я бегу, лечу.
Снег выпал за ночь! – я пою, кричу.
Снег выпал за ночь! – я плясать хочу.
Платок ползет по моему плечу.
Летят снежинки! Я их ртом ловлю.
Летят снежинки! Как я жизнь люблю.
Кидайте в меня, мальчики, снежками.
Я в «бой» вступлю. Я вам не уступлю.
О, белый свет! Ты – белый лишь зимой.
Снежинки тают, – тает возраст мой,
Пальто долой и варежки долой!
Я, как ребенок, не хочу домой!
Неслышный снег! Пушистый белый мох.
Ты помнишь след босых девичьих ног?
Тебя я с колыбели полюбила,
Как полюбить никто другой не мог.
Мой первый снег! Я помню первый снег.
Серебряный, искристый, как во сне.
И сердце мое вспыхнуло, как искра,
И запылало радостью во мне.
Как будто по ковру из серебра,
Я босиком сбежала со двора,
И на подол коротенького платья
Я огоньки снежинок собрала.
Слепит глаза от света впереди…
Губами к этим искрам припади.
Я встала на колени перед снегом.
Мир колыхнулся у меня в груди.
Я помню подмосковный уголок.
Сплетенье переделкинских дорог.
Вершины сосен – кучно устремленных
Под голубой высокий потолок.
Березовый печальный хоровод.
Снежинок нескончаемый полет.
Все выше снег ложится и ложится…
До талии березкам достает.
Простите мне
несдержанность мою,
Простите, что я чувства не таю,
Ведь говорят, что не к лицу горянкам
Не сдерживать
восторженность свою.
Но как мне быть с собой наедине,
Когда я вся как будто бы в огне,
От жара чувств, от пламени на сердце
Слова мои взрываются во мне.
Мне хитрая неискренность чужда.
Обман – душитель чести и стыда.
И черных слов с красивой позолотой
Я не произносила никогда.
Зачем он мне – притворно
ложный вид.
Коль я люблю — то вся душа болит.
И ненавижу – до разрыва сердца.
И говорю, как чувство мне велит.
Вот и тогда – в березовом кругу –
Застыв, ошеломленная, в снегу –
Я снег прожгла счастливыми слезами,
И слез сдержать сегодня не могу.
Родные подмосковные края,
Деревьев тонкоствольная семья.
Я прямо в небо крикнула с восторгом:
«Какое это чудо — жизнь моя!»
Какое чудо – солнца круг вдали,
Какое это чудо — жизнь самой Земли.
А как мы все могли привыкнуть к чуду
Рожденья человека?! Как могли?
Я крикнула. И шелохнулся лес.
И дрогнул голубой шатер небес.
Услышьте, люди, ведь мое рожденье
Одно из самых сказочных чудес.
Мне не хватало слов в тот светлый миг.
Свет радости слова мои затмил.
Я просто всех людей звала с собою
Восторженно смотреть на этот мир.
И женщины, шагая в стороне,
С улыбкой пошептались обо мне:
«Во как кричит! Сквозь горлышко такое
Джигит легко проедет на коне!»
О, вы тогда не поняли меня,
Что я кричу так среди бела дня.
А я кричала от избытка чувства,
Которое росло во мне, звеня.
Спасибо, мама, говорила я.
Бесценная, бессмертная моя, –
За то, что ты перенесла все муки,
Чтоб я возникла из небытия.
Но я б могла не быть. Могла б не стать.
На всех легла б преступности печать:
Мы все должны не только за рожденных,
Но и за нерожденных отвечать.
Я на любви замешана была.
Я жар любви в наследство приняла.
Восторженность и чувство удивленья –
Вот – изначально – два моих крыла.
Мир, не представ ни в людях, ни в вещах,
Лишь солнечно гудел в моих ушах,
И для какой дороги – неизвестно, –
Но вызревал мой самый первый шаг.
Сама шагнула я в свою судьбу. –
Вниз, по крылечку белому, к столбу…
Я приняла с достоинством и ласку,
И шишку свою первую на лбу.
Я стала понимать любовь свою.
И солнце, и прохладную струю
Люблю! Но всех сильнее – Землю
Люблю за то, что я на ней стою.
Как этот мир прекрасен и любим!
Я шла к нему из вековых глубин
И плакала от встречи с этим миром –
С чудесным нашим Шаром голубым.
Я к счастью шла и знала, что приду.
В библейский срок – в начальном том году –
Мое желанье позвало мужчину
Сорвать с куста запретный плод в саду.
Зачем нам рай, тогда решила я,
Пустынный сад, безлюдные поля,
Зачем нам рай, когда нас ждет планета
С таинственным названием Земля.
Да, это я – не кто–нибудь иной –
Была всему началом и виной.
Я первая сказала: «Жизнь
прекрасна!»
Поэты повторили вслед за мной.
Когда однажды, под крылом орла,
Тропинка двух возлюбленных свела
И молния сверкнула между ними,
То это я в той молнии была.
Я, расщепив ее на два конца.
Нацелила их – в горца-молодца
И в девушку. И молнии сказала:
«Хочу родиться! Разжигай сердца!»
Я все собой наполнила вокруг.
Во взглядах их я вспыхивала вдруг,
Как звездочка. И солнышком ложилась
В ладони их волнующихся рук.
Незримо их соединила я:
«Поите землю, словно два ручья!»
Я верила, что мой родник
пробьется,
Пробьется к жизни новая струя.
Пришел он ночью – тот счастливый миг.
И пламя страсти охватило их.
Мое желанье в этот мир явиться –
Они сочли желаньем их самих.
За то люблю я землю, что живу.
Живу на ней не в грезах. Наяву.
Я вечно знала: на земле родившись,
Я Родиной всю Землю назову.
