С тех страшных лет «сталинских чисток», названных в истории нашей страны «большим террором», в годы которого, по утверждению исследователей, число приговоренных к смертной казни, лишению свободы, выселению и ссылке достигло десятков миллионов, прошло много лет, уже нет этой страны, нет товарища Сталина, но сталинское «наследие» осталось. Это миллионы загубленных жизней, искалеченных судеб, осиротевших детей, выросших без родителей, повзрослевших, проживших долгую жизнь, но так и не узнавших, где покоятся их родители. В их числе и мой собеседник Ахмед Мужаидов, который до сих пор не теряет надежду найти место, где захоронен его отец.
– Мой отец родился в 1890 году в селе Нижнее Казанище в семье алима. Он был единственным ребенком в семье, родители скончались рано, и в 6 лет он остался круглым сиротой. После смерти родителей он жил в семье дяди по отцовской линии. Когда ему исполнилось 8 лет, к себе на воспитание его забрал дядя по материнской линии, известный тогда в Темирхан-Шуринском округе алим Мустафа-Кади. Он его воспитал, выучил и отправил на дальнейшее обучение к Али-Гаджи Акушинскому в село Кака-Шура. Окончив курс обучения, отец начал преподавать в медресе родного села Нижнее Казанище, затем в медресе Верхнего Казанища, Халимбек-аула. У отца осталось много учеников, и впоследствии как только узнавали, кто мой отец, люди не могли скрывать своей радости, вспоминали о нем.
Когда Магомед Мавраев, который был первым дагестанским издателем, стал издавать в Темирхан-Шуре газету «Танг Чолпан», отец стал работать там, вместе с ним и известным дагестанским просветителем того времени Абусупьяном Акаевым. Но началась «смута», газету закрыли, и в 1926 году отец с семьей – женой и двумя детьми (моими старшими братьями) – переехал в село Аркас Темирхан-Шуринского округа, купил там дом-зиярат Асельдер-Шейха и решил полностью посвятить себя служению Всевышнему. Но спустя два года, в 1928 году, его арестовывают. Основанием для ареста, как написано в документах, значилось то, что после революции он был кулаком, мюридом, обучался на арабском. В это время со всего Дагестана было арестовано 70 ученых алимов, из них
50 человек были приговорены к расстрелу, двадцати трем дали 10 лет лагерей, а двум из них дали по 6-7 лет. В числе «десятилетников» был и мой отец. Среди осужденных оказались Абусупьян Акаев и дядя моего отца Мустафа-Кади. Да что тут перечислять… многие ученые и просветители той эпохи оказались в списке приговоренных.
Отец отбывал наказание в Котласе, на строительстве Беломорканала. Как рассказывала мать, отбывая наказание, отец работал в лагере завскладом, постоянно отправлял письма домой. С начальником лагеря у отца завязались дружеские отношения. Отец вспоминал: когда он находился на рабочем месте и, зайдя к нему, начальник заставал его за совершением намаза, он молча ждал или выходил, пока отец закончит молитву. Наверно, заслужить такое уважительное отношение руководства лагеря к заключенному, тем более иноверцу, было не легко, но по отношению к отцу оно было именно таким. Спустя шесть с половиной лет отец был оправдан. После этого начальник лагеря позвал его и сказал: – Мужаид, ты не уезжай домой. Сейчас очень трудное время. Оставайся тут на несколько лет. Если надо, мы сделаем так, чтобы сюда приехала твоя семья, поживете здесь. Но отец решил ехать домой. Шел 1935 год. Сойдя с поезда в Махачкале, отец сразу отправился в Тарки, где на тот момент жила семья дяди Мустафа-Кади. Наша семья тогда продолжала жить в Аркасе. Отец вернулся домой. В нашей семье тогда уже было четверо детей – трое моих старших братьев Магомед, Али, Абдулла и сестра Аминат. Я родился в 1937 году
1 июля, а 28 июля отец снова был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности. После мы не получили ни письма от отца, ни каких-нибудь вестей о нем. Он исчез. Попытки мамы узнать, где отец, что с ним, были безрезультатны. В 1956-1957 годах, когда мы стали расспрашивать, нам ответили, что он умер в местах лишения свободы в 1945 году от язвы желудка (показывает справку. – прим. ред.). А на самом деле оказалось, что после его ареста, 16 сентября 1937 года «тройка» НКВД ДАССР на своем заседании приняла решение о расстреле с конфискацией лично принадлежащего ему имущества, и 16 ноября приговор привели в действие. Впоследствии мы получили письма из Прокуратуры, Верховного суда, КГБ СССР о том, что он безвинно пострадал, а потому реабилитирован. Затем в течение 90-х и начале 2000-х годов я несколько раз получал справки о том, что мой отец реабилитирован, признан жертвой политических репрессий, а я, как его сын, оставшийся без попечения отца в несовершеннолетнем возрасте, признан подвергшимся политической репрессии.
Детство Ахмеда и его старших братьев и сестры, наверно, было бы таким же, как у всех советских детей, если бы не одно «но» – они были детьми врага народа. – То, что я «сын врага народа», я постоянно чувствовал на себе, – делится воспоминаниями мой собеседник. После первого ареста отца в 1928 году нас собирались депортировать в Сибирь или Среднюю Азию. Спасло нас то, что мать носила девичью фамилию Багаудинова. Тату Булач и ее брат Гаджимурад, известный тогда офтальмолог, долгое время работавший в Крыму, затем вернувшийся на родину, – они из нашего тухума. Благодаря их содействию нам удалось избежать высылки.
Они не были приняты в пионеры, но то ли возымело действие «золотое правило» того времени: «сын не в ответе за отца», то ли по каким-то другим причинам, но в комсомол Ахмеда Мужаидова все же приняли, более того, во время службы в армии ему предложили вступить в партию. В целом жизнь нашего героя шла так, как и у обычного жителя СССР: школа, техникум, работа мастером цеха в Гергебиле, слесарем на Приборостроительном заводе в Махачкале, поступление на радиотехнический факультет Политехнического института и дальнейшая трудовая деятельность.
В 2007 году Ахмед Мужаидов написал письмо начальнику Управления ФСБ по Республике Дагестан Н. Грязнову следующего содержания:
«Мой отец Алиагаев Мужаид
В связи с изложенным прошу Вашего разрешения на ознакомление с делом, по которому был осужден мой отец.
Впоследствии, 29 июля
В
Но ответа от кого бы то ни было из ФСБ Ахмед Мужаидов до сих пор так и не получил. Уже много лет собирая документы, он обратился в Управление соцзащиты г. Буйнакска, показал им бумаги и спросил, могут ли они чем-то ему помочь.
– Меня спросили: – Что Вы хотите? Я ответил, что хочу, чтобы так же, как и всем жертвам политических репрессий, поставили памятник и тем, кто родом из Буйнакского района. Меня попросили прийти потом, а спустя время, сказали: – Денег у нас пока нет. Так это и тянулось. В начале этого года я узнал, что Разия Исаевна Джамбулатова тоже занимается этим вопросом, и мы решили объединить усилия. Написали письмо исполняющему обязанности Президента Республики Дагестан, запросили в органах соцзащиты списки пострадавших от политических репрессий. На основании их обращения Глава Дагестана марафон по сбору средств для установки памятника дагестанцам – жертвам политических репрессий включил в свою президентскую программу, и марафон в республике уже начался.
Ахмед Мужаидов совместно с Барият Гамринской и Разией Джамбулатовой образовал инициативную группу, главная цель которой добиться увековечения памяти жертв политических репрессий, а также совместно с участием ученых подготовить и издать серию книг о жертвах политических репрессий в Дагестане.
– Я не хочу, чтобы вы акцентировали внимание на мне и моем отце. Он лишь один из миллионов, кто попал под жернова сталинских репрессий. Я до сих пор не знаю, где покоится мой отец. Мы хотим знать, чтобы хотя бы поставить памятник. Но порой мне кажется, что этот вопрос никогда не решится, и лучше я сам просто поставлю памятник в селе, где родился мой отец.
