Креветки с треском подпрыгивали на сковороде, капли масла из-под них летели по всей кухне вместе с ароматом тертого чеснока и только что открытого домашнего грузинского вина, создавая в скромной Марининой квартире настоящий, почти семейный уют среднего класса.
– Паста будет готова через десять минут, девочки, в левом верхнем шкафу тарелки, приборы ниже… – скомандовала хозяйка.
– Да мы уже! – запищали мы, уже давно чувствуя себя у Марины,
как у себя дома.
Паста, и правда, была готова через десять минут. Ее Марина готовила отменно, как и все остальное, впрочем, но паста – это все же коронное. С салатом из листьев капусты, помидорами и огурцами, со множеством специй… Не знаю, ради посиделок и женских разговоров ли мы собирались или ради этой самой пасты, но собирались, почти каждые выходные.
ЖЕНСКИЕ ИСТОРИИ
– Слушайте, как вы считаете, это нормально, когда коллега просит моего поклонника подвезти ее до дома? Ну не то, чтобы уж поклонника, но он ко мне очень тепло относится… – Насте всегда есть о чем спросить или рассказать, «женских» историй у нее пруд пруди.
– Ну а что, попросила и попросила, ты тоже попроси, если надо. – А Марина всегда найдет кого и за что пожурить.
– Так она попросила, это одно, а он взял и повез! Ну фу, предательство.
– Так ты же всегда говоришь: «Мне детей с ним не крестить… бла бла…» Или тут все-таки крестить? – Марина не сдавалась.
– Да, не крестить, конечно, сдался он мне шибко! Но все же, раз ухаживает за мной, не должен никого другого подвозить! Это предательство, – заключила Настя.
– Предательство. Да что вы знаете о предательстве, – говорю.
НА ДУШЕ ВЕСНА
Было мне года четыре. Ходила я, значит, в детский сад, очень не любя, ходила. Почему не любя – не помню. Но филонила, как могла. Бросалась то в слезы, то в болезнь, то в нытье, то в обман, то… С переменным успехом все это то помогало, то не очень.
Помню, наступила весна, красивая, теплая, многообещающая. Набухали, а затем с диким треском распускались почки, и я слышала этот треск даже через шум, бум и крики остальных детей, бархатным голосом пели птички, в окна врывался бесподобный запах акаций, а я думаю сейчас, что акаций, но тогда это был самый вкусный запах, какой только мог быть на свете. Тем больнее мне было идти в сад. И пока мама вела меня строго, за руку, крепко ее сжимая, как будто я могу вырваться из нее, я «летала в облаках». Я воображала, как вырасту, вырвусь, наконец, и правда, из маминых рук и полечу, куда глаза глядят. А пока вырваться было нельзя, надо было что-то придумать со всей этой несправедливостью. Ведь пока я просиживала в саду, ела, спала, вынужденно играла с детьми, которые мне никогда не нравились, настоящая жизнь была за окном. Вроде так близко и в то же время – не про меня.
ПОПЫТКИ
Я совершала несколько попыток бегства из сада. Однажды спряталась в тележке нашего повара, привозившего кашу и прочую садовскую гадкую еду нам откуда-то в группу. Тележка была накрыта огромной темной скатертью, так что я легко и незаметно нырнула под нее, а когда вынырнула, уверенная, что мы уехали куда-то очень далеко, обнаружила, что никуда мы не уехали, а стоим прямо во дворе сада, просто с другой стороны. Так что мне пришлось распрощаться со своей «гениальной» идеей и идти пешком в группу, выслушивать выговор воспитательницы о том, что хорошие девочки так себя вести не должны…
Еще один раз я залезла на крышу нашего сада, думая, что можно будет перелезть затем на соседнюю крышу, ведь все они на первый взгляд так близко друг от друга стоят, и бежать куда угодно. Но когда я каким-то образом оказалась на крыше, не помню – каким, поняла, что до ближайшей от нас крыши, как до китайской стены. И на этот раз воспитатели стояли внизу, бранились, грозились вызвать маму и так далее. В общем, дело дрянь.
ДОЩЕЧКА ОТ ЗАБОРА
Потому на сей раз я решила все продумать до мелочей. Ну сколько можно идти на поводу у взрослых, которым, видимо, доставляло особое удовольствие сидеть в тесном помещении и контролировать детей? И пока мама вела меня за руку, потом, в саду, раздевала, переодевала, я, не сопротивляясь, обдумывала дело, пока, наконец, все не придумала.
Во время обеда я внимательно наблюдала в окно за тем, как тетя Надя метет наш двор. Она делала это, как всегда, без особенного энтузиазма, привычными движениями, кроме одной детали, которая заставила меня аж привстать, пнув девочку Анашку по голове, которая мне мешала. Когда тетя Надя подметала у забора, она приподняла одну из его дощечек и сгребла туда кучу, а затем дощечку опустила. После обеда, когда нас выводили во двор, я как бы случайно зацепила пальцами ту самую дощечку и она мне поддалась. Ага, значит, сюда я и пролезу, – решила я, и побрела с остальными детьми прочь.
Я дождалась, когда большая часть детсадовских уйдет в песочницу или разбежится по качелям, и, оборачиваясь, чтобы меня никто не выследил, пошла в сторону бракованного забора, за которым меня ожидало это яркое слово «свобода».
Оказалось, я не промах. Пролезла под дощечку, как влитая, и понеслась. В нос ударил прекрасный весенний воздух, пахнущий цветами, оладьями из соседнего дома и свободой! Я ее заслужила! Тропинка в тени молодых деревьев звала меня, открывала путь в волшебный мир, и никогда еще не казалась мне, четырехлетнему ребенку, такой манкой!
Я бежала по тропинке, как безумная, и безумие мое бы длилось еще долго, но тропинка внезапно оборвалась, закончилась, и я остановилась, не зная, куда же теперь себя девать.
МИЛЕЙШИЕ ЛЮДИ
Ноги понесли меня направо, потом налево… и я вспомнила, что мы с мамой иногда приходим в гости сюда, на эту самую улицу, в этот самый дом из красного кирпича, который находится недалеко от моего садика… Эти люди нам всегда рады, кормят меня вкусными булочками, шоколадками, дают поиграть с Карлсоном и лошадкой… Ноги сами привели меня к этим хорошим людям, которые, конечно же, будут рады меня видеть.
– Здравствуйте! Я пришла к вам в гости! – заявила я с порога тете Айшат и Гулжан, которая была дочерью тети Айшат.
– Ну привет! Заходи… – Казалось, они были не меньше моего рады. – А ты где была? Где мама?
Вопрос про маму мне сразу не понравился, как будто мне нельзя прийти в гости без мамы.
– Я была в садике, но мне там не нравится, там кормят противной едой, в которой всегда много лука, не дают сладкое, не разрешают выходить, когда тебе хочется, там тупые, шумные дети, и я пришла к вам.
И тетя Айшат с дочерью весело рассмеялись, глаза их светились, а по лицу расползлись мелкие морщинки.
«Вот же оно, люди, которые тебя понимают, любят, знают, как плохо в этом саду, в который меня каждый день мама приводит насильно», – думала я, и не могла нарадоваться тому, что оказалась тут, в этом чудесном месте, рядом с этими милейшими людьми.
– Вы же никому не расскажете, что я у вас? – на всякий случай уточнила я, хотя, конечно же, доверяла этим людям и верила, как никому в свои четыре года.
– Конечно, не расскажем, – продолжали весело смеяться тетя Айшат и Гульжан, – пойдем помоем руки, а потом будем кушать. Что ты больше всего любишь?
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
«Кушать. Что ты больше всего любишь…» Я не могла поверить своему счастью. Никакого обеда с луком, никаких воспитателей, детей и прочих ограничений. Я мыла руки с ароматным мылом, весело играя с пузырьками, когда услышала голос тети Айшат. Я выключила воду, прислушалась. Мне показалось, что она говорит серьезно, тихо, как-то иначе, чем до этого со мной. В этот самый момент дверь в ванной открылась, и чья-то рука силой вытянула меня. Это была рука Гулжан. Она повела меня в прихожую, где я с изумлением обнаружила своих воспитательниц. Имен я уже не помню, но прекрасно помню их лица. Они улыбались тете Айшат и Гулжан, мол, спасибо, что позвонили, сообщили, где «эта девочка». «Вы только никому не сообщайте, это первый случай, когда ребенок убежал из нашего садика. Детям у нас очень нравится, никто не убегает. Это просто такой ребенок… Никого не слушает, ничего не любит делать…»
Они говорили обо мне так, как будто меня там нет.
– Ну и вы следите, чтобы больше не убегала, – попросила тетя Айшат, а ее дочь ей поддакивала.
Воспитательницы сначала мягко, а потом, когда за нами закрылась дверь, жестко дернули меня за руку, шлепнули под зад и повели в сторону злосчастного садика.
А я горько плакала. Не потому, что получила под зад, даже не потому, что меня вели в этот сад, а потому, что мне было больно от того, как со мной поступили те милые люди. Так я о них думала. Они же мне обещали, что не сдадут, что покормят, а сами…
– Вот тебе, Настя, настоящее предательство, а не это вот все, – рассмеялась я, глядя на заплаканных девочек.
Майя ФАТАЛИЕВА
