Ко Дню неонатолога, который отмечается 5 апреля, мы решили поговорить о профессионалах этой буквально «ювелирной» работы. С нами согласился встретиться врач-неонатолог-реабилитолог Эльдар Шаихов – заведующий отделением реанимации новорожденных в Республиканском перинатальном центре, чтобы рассказать, как сегодня удается выходить и восстановить экстремальных детишек.
– Что провоцирует, дает толчок к преждевременным родам, к недоношенности плода? Или это стихийный, совершенно непредсказуемый и необъяснимый процесс, какой-то экстремальный случай, когда женщина вдруг начинает рожать? Это связано с болезнью или неожиданный стресс так влияет на организм матери и ребенка?
– Я всегда говорю: недоношенность сама по себе патология. Это не норма. К патологии, к этой «не норме» что-то приводит. Причин самых разных может быть масса. Может спровоцировать нездоровый образ жизни; так, скажем, кто-то курит, пьет, принимает наркотики и так далее. Или же какие-то постоянные эмоциональные стрессы, перенапряжения. Перечислять можно бесконечно: какие-то инфекционные заболевания или же механические повреждения – беременная упала, занималась слишком напряженной физической работой. Может, она мешки цемента таскала. Я всегда у мамочек спрашиваю: «Что-то было? Как вы думаете, почему у вас это случилось?». И они мне зачастую проясняют причину. По крайней мере, все, кто у меня здесь наблюдался, сами давали какой-то определенный ответ. «Я на живот упала» или «у меня инфекции были», «какие-то проблемы были», «выделения какие-то были», «я обращалась к врачу; я лечилась», «раскрытие пошло» или еще что-либо. Всегда что-то предшествует, бывает какая-то причина. Сами по себе преждевременные роды – это ненормально. Просто так они не происходят. Но это мое мнение.
ДАРИТЬ ПОЗИТИВ
– И вообще мы понимаем, что родовая травма очень часто дает очень отсроченный эффект, к примеру, может дать знать о себе лишь в период пубертации.
– Почему-то вы сразу выбрали такую фразу, как «родовая травма». Так обычно рассуждает среднестатистический обыватель, не медик. Как раз по этой причине в среде новых знакомств очень часто остерегаюсь говорить, что я – врач. Потому что зачастую начинаются жалобы и упреки в адрес медиков: «у меня не так приняли роды», или «мне анализ не так взяли», «и вообще всех врачей надо наказать-повесить». Когда вот это все со стороны видишь, невольно думаешь: «зачем это кому-то говорить». Но часто причина болезни младенца вовсе не связана с ошибкой доктора или «родовой травмой», а кроется гораздо глубже.
– Тогда уточним: речь идет о том, что после тяжелых или преждевременных родов часто последствия той же гипоксии дают о себе знать только много лет спустя. И тут может вообще не быть вины доктора. Но вы сказали насчет того, что у нас есть даже какое-то ментальное заблуждение о родовых травмах. Грубо говоря, сейчас, например, уже говорят о том, что ДЦП – это зачастую не ошибка врача, а внутриутробные патологии. Расскажите, а что может спровоцировать преждевременные роды.
– Ну, смотрите: любую патологию в организме можно списать на «ошибку доктора». Вот, допустим, тот же ДЦП, когда у матери были какие-то внутриутробные инфекции. Часто именно поэтому ребенок такой и родился у нас. И последствие – ДЦП. В итоге приходит мать: «а почему мне врач ничего не сказал на стадии женской консультации?» и так далее. А берешь тот анализ из женской консультации, а там все нормально. А в итоге: «если не врачи, значит, виновата лаборатория» – такая цепочка.
– Но это же не синдром Дауна, чтобы можно было выявить на стадии скрининга.
– Ну, вот это кто-то может понять, а кто-то – не может. Бывало и такое: женщина ко мне пришла с такой папкой – кипой анализов и документов и говорит: «вот, у меня все хорошо; все анализы показали, что у меня все в порядке. Я сдавала каждый анализ по два раза. То есть в государственной и частной клиниках. Я ездила в Астрахань. Я ездила в Ростов». Я ей тогда задаю вопрос: «мамочка, а что вы собственно искали? Вы же сдали анализ». Она говорит: «моя прошлая беременность закончилась не совсем благополучно, и родился ребенок с синдромом Дауна». Ну, во-первых, это генетическое заболевание. Ни вылечить я не могу его, ни чем-то помочь. Но вот по всей кипе анализов ей никто не сказал, что родится даун. Она к генетикам ходила, и здесь, и там, и тут… но никто же не сказал. А сейчас кого обвинять? Лабораторию или врача, что у нее ребенок родился с синдромом Дауна? Это невозможно. Но у вас такая генетика, никто не виноват в этом. Очень тяжело, я поэтому стараюсь в отделении дарить девочкам больше позитива.
– Работа с людьми в принципе очень тяжела. А когда она еще связана с жизнью, со здоровьем…
– …а теперь представьте себе – одно дело, когда ребенок может сказать: «у меня здесь что-то болит». И ты думаешь: «надо наверно почки посмотреть». А здесь у тебя новорожденный, который никаких эмоций не выдает и вообще не говорит. Не плачет даже. У него сил нет даже заплакать. И ты должен знать, что у него и как. То есть, это более такая тонкая, наверное, почти интуитивная работа. Ну и поэтому, наверное, неонатологов и реаниматологов мало, потому что это большая ответственность и в эту специальность мало кто хочет идти.
«БОЛЬШИМИ ШАГАМИ ИДЕМ К ЛУЧШЕМУ»
– Статистически, на ваш взгляд и по наблюдениям, ситуация с детской смертностью и выживаемостью улучшается? Как она вообще обстоит на сегодняшний день?
– Мы большими шагами идем к лучшему. Я так скажу. То есть, смертность уменьшается и осложнений все меньше. Я как-то разговаривал с нашим офтальмологом. Она говорит, что очень часто бывали раньше дети с ретинопатиями. Для профилактики отслойки сетчатки, во-первых, здесь у нас есть свой офтальмолог. Она исследует этих малышей. Кому надо – назначает определенное лечение. Кого надо – отправляет на операцию. И здесь мы эти кувезы специально накрываем чехлами, чтобы свет не попадал. На наших окнах есть электронные рольставни. Мы их закрываем. Как правило, у нас в палате бывает темно, тихо и тепло. Это «правило трех Т». Ребенок родился преждевременно. По сути, если сказать по-простому, наша задача создать более подобные, приближенные к утробе матери условия. Поэтому мы укладываем его в кувез. Там влажно, тепло, темно – как в животике. И стараемся выходить этих детей. У нас получается.
Есть дети с экстремально низкой массой тела – меньше килограмма. К нам приезжала из Алмазовского центра главврач. Я поинтересовался их статистикой. Она мне ответила: «около 50% мы выхаживаем, 50% умирают». То есть, речь идет о детях менее килограмма весом. Я говорю о них.
Наша статистика, конечно, по сравнению с Алмазовским центром чуть-чуть хуже. Но она намного лучше, чем в процентном соотношении, в промилле, была в прошлые годы. Вот сейчас 2020 год закончился, а в 2018-2019 годах я делал доклад на Северокавказском форуме. И у нас гораздо лучше цифры. Мы идем уверенными шагами к федеральным значениям и показателям.
«ПЛАНИРОВАТЬ СОВЕТУЮ ВСЕМ»
– Сейчас женщинам, особенно в возрасте после тридцати, медики советуют планировать беременность.
– Я советую не только женщинам и не только после тридцати, а вообще всем. А почему нет? Вообще – поженились, образовалась семья – идите, пожалуйста, по врачам. У нас, в нашей даже поликлинике есть прекрасные доктора. Настолько это открыто и доступно сейчас. Вам не надо идти, выстаивать в очередях. Идите, готовьтесь, планируйте беременность, беременейте. И это нормальное явление. Я думаю, потихоньку мы к этому придем. Конечно, пока еще наши мужчины немножко скептически к этому относятся. К примеру, вот так взять жену за руку, сказать: «давай проверимся». Как вы думаете, когда-нибудь от мужчины будет исходить такая инициатива? Но сейчас это большая редкость. В основном инициатива исходит от женщины.
Да, наверное, просто мужчина занимается больше работой, обеспечением. Ему надо дом построить, дерево посадить. Тогда как женщина более склонна к заботе о детях, о здоровье, к созданию уюта в семье. Здоровыми должны быть оба. Как муж, так и жена. Чтобы не было потом вопросов, кто виноват в болезни детей. Вы просто не видите, какие картины порой разворачиваются на наших глазах. Приходят сюда две бабушки: «А что случилось? А почему ребенок родился преждевременно?! Наверное, у нее инфекция!». Я говорю: «А может, у него». Начинают ругать вторых половинок, а своих детей выгораживать. Ну, разберитесь между собой, кто у вас какой, но поймите, что это отдельная семья. Или поддержите их, или отойдите в сторону. Зачем искать виновных?
Очень часто бывает, что приходят сами родители. Они вроде все понимают. А вот именно у бабушек начинается конфликт, обвинения в адрес врачей, что мы такие-сякие, нехорошие. Или звучит что-то вроде: «вот я знала с самого начала, что твоя дочка больной досталась моему сыну». Просто это доходит до абсурда и вообще – до комедии. Но с точки зрения медицинской этики приходится всех выслушивать: «да, конечно; нет, не так; не бывает, что один болеет – болеют оба»; или: «они вообще не болеют вовсе». Родственникам лучше поддержать в данной ситуации. Устраивать еще и в такой момент травлю этой бедной, несчастной мамочки просто бесчеловечно. У нее и так стресс. Она родила недоношенного ребенка; он лежит в реанимации. Ей и так тяжело, еще здесь две бабушки, еще муж. Она же психологически закроется, и ничего хорошего из этого не будет. А все это передается детям.
– В том числе и послеродовая депрессия.
– Конечно. Молоко пропадает. А я пытаюсь мамочкам дать поддержку здесь в отделении. Потому что у тех мамочек, которые приходят и возле ребенка постоянно плачут, – дети тяжело идут. А у той мамочки, которая приходит и говорит: «у моего ребенка все будет хорошо», и ребенок быстрее выходит из кризисных состояний.
Регина ГАДЖИБАЛАЕВА
