Отношение к памятникам обнаруживает уровень той или иной цивилизации. Сегодняшняя встреча с директором Республиканского Центра охраны памятников истории, культуры и архитектуры Магомедом Ахмедовым и главным специалистом этого государственного учреждения Абдулмажидом Абашиловым — не просто дань календарной дате, а продолжение постоянно ведущегося на страницах нашей газеты обсуждения.
Под государственной охране в РЦОПИК около 6500 памятников истории, архитектуры, археологии, из них федеральное значение имеют 170 объектов. Под охраной ЮНЕСКО находится только крепость «Древний Дербент».
— Начнем обзор сегодняшнего состояния памятников с наиболее значимого для мировой культуры.
АХМЕДОВ М.: Если говорить о Дербенте — город богатых традиций, но то, что там творится, совсем не соответствует понятиям памятных исторических мест. В таком городе по закону все должно регламентироваться.
АБАШИЛОВ А.: Мусор в черте города, парк им. Низами завален бутылками. Недавно производились раскопки «Ворот ссудного дня», это памятник Средневековья, который был за пределами крепости. Теперь он в черте города и его тоже успели превратить в мусорный бак. Большие деньги вложили в создание развлекательного комплекса, а он поставлен с нарушением закона об охране памятников, подходит вплотную к Маяку — памятнику 19 века, который, кстати, является географическим пунктом Каспийской флотилии, то есть объектом Министерства обороны.
— Даже такое всесильное Министерство не может ничего поделать?
АБАШИЛОВ: Только руками разводят…
АХМЕДОВ: Очень сложно говорить с жителями, которые строят свои дома вплотную к городской стене, к которой в принципе уже нет доступа.
АБАШИЛОВ: Такое же положение и с северной стеной… Местное население забирает камни для строительства не только из стен, но и с кладбищ, надмогильные камни.
АХМЕДОВ: Кроме Дербента, в Дагестане в Союз исторических городов-поселений водят Махачкала, Буйнакск, Кизляр и поселок Тарки.
Любой снос в этих городах должен быть согласован. Махачкала входит в список исторических городов, и, естественно, все эти правила должны соблюдаться при решении вопроса градостроительства, по отводам земель и вообще при изменении облика памятника, есть историческая часть — улица Буйнакского и прилегающая к ней территория. До сих пор еще не разработан историко-архитектурный опорный план
— Кто должен его разрабатывать?
АХМЕДОВ: — Администрация города заказывает специализированным организациям, есть институт в Москве, который этим занимается.
— В ваши функции не входят производственные работы, только проверяете?
АХМЕДОВ: — Да, мы только контролируем, требуем соблюдения законодательства. Вот мы писали письмо по поводу ветхого жилья. Если в список ветхого жилья попадают памятники, это нужно согласовывать и публиковать.
— Когда человека поселяют в доме-памятнике, его не обязывают соблюдать определенные условия, следить за сохранностью?
АБАШИЛОВ: — Охранный договор должен быть, но часто игнорируется. А люди приспосабливаются, расширяют площади…
АХМЕДОВ: — Если сегодня говорят, средств не хватает, в это трудно поверить. После войны, поднимая страну из руин, одновременно восстанавливались памятники. Средства есть, нет просто людей, готовых помочь. В нашей республике, к сожалению, совсем не развито такое явление, как меценатство. Оно ограничивается только выделением денег на строительство мечетей.
— Строительство новых мечетей, а сколько заброшенных храмов и мечетей, требующих реставрации…
АБАШИЛОВ: — Хотя реставрация не по нашему ведомству идет, мы только контролируем сохранность, но с нами нужно согласовывать. Если реставрация ведется не в соответствии с первичным видом, то историческая ценность памятника теряется. Вот Джума-мечеть в Дербенте — над медресе надстройка второго этажа. Постепенно стены облицовываются. Среди подобных памятников, которые сейчас находятся в процессе реставрации, мечеть VIII века в Кумухе, мечеть XIX века в селе Цугни Акушинского района…
— А насколько тщательно охраняются христианские храмы? Они ведь тоже памятники нашей истории, вот в Шамильском районе есть храм…
АБАШИЛОВ: — Это грузинская церковь примерно второй половины X — XI веков — единственный сохранившийся христианский храм. В советское время был проект по его реконструкции, но он остался невыполненным. Сейчас там на стенах надписи типа «Я здесь был». Чабаны закоптили стены, от фресок ничего не осталось.
— Если храм грузинский, может, есть заинтересованные люди в этой стране?
АБАШИЛОВ: — Грузинские ученые готовы оказать нам методическую помощь. Историк, который участвовал вместе с нашими учеными в международной конференции, Гиви Гамбашидзе посмотрел памятник и вызвался помочь рекомендациями. При сложных отношениях между нашими государствами очень трудно рассчитывать на большее.
АХМЕДОВ: — Сегодня в России восстанавливаются усадьбы, в стране есть такие примеры. Их еще больше на Западе, где только 20 процентов выделяет государство, а восемьдесят вкладывают меценаты. Во Франции, Италии, Испании есть министерства, которые занимаются охраной памятников, собираются общественные советы города. Сами граждане часть своих средств тратят на то, чтобы поддержать облик дома, признанного историческим памятником. Все это воспринимается как само собой разумеющееся правило.
АБАШИЛОВ: — Такой опыт на Северном Кавказе есть уже в Ингушетии. По распоряжению правительства республики, все обязаны получать согласование. В Ингушетии несколько организаций этим занимаются. При правительстве республики действует Археологический центр, есть подобная организация при министерстве культуры…
АХМЕДОВ: — Сегодня трудно наказать нарушителей закона об охране памятников не только в республике, но и по всей России.
Из 800 выявленных нарушителей только трое привлечены к ответственности — это по всей стране. Если бы работал закон, если бы работали люди, стоящие на страже законов.
— Закон, на который ориентируетесь вы?
АХМЕДОВ: — 73-й Федеральный закон «Об объектах культурного наследия» от 25 июня 2002 года.
АБАШИЛОВ: — По этому закону обязательно должна проводиться историко-культурная экспертиза вновь отведенных земель. Раньше тоже было такое положение, но сейчас строго обязательно. Мы сами согласовывать не можем, для этого есть экспертная организация. Но мы контролируем, и нам приходится буквально охотится за людьми, которые нарушают закон.
Единственное место, где по нашим действиям отменили освоение месторождения, — это Кизил-Дере, где два памятника: Хновская крепость и Хновский могильник.
АХМЕДОВ: — Сегодня в Махачкале ведется строительство водоочистных сооружений. Это очень нужно городу. Но почему в обход законодательства? В нарушение законодательств расширяется дорога до Каспийска, строится стеклозавод. Дополнительные согласования кому-то, может, не нравятся, оттягивают введение объекта в действие. Но закон есть закон.
— И где-то он наверняка соблюдается?
АХМЕДОВ: — Федеральные структуры сразу приходят к нам, просят согласовать, представляют отчеты. Эффективно работают предприятия по оптико-волокну, линии электропередач, «Транснефти». Они знают порядок, а с нашими республиканскими десять раз переговоришь, докажешь необходимость согласования, и то через раз скрывают свои работы. Мы же не можем уследить за всеми.
— Кто самый серьезный нарушитель?
АХМЕДОВ: — Главы сельских администраций и в горах, и в равнинной части не согласовывают отводы земли под строительство. Едете ли на север к Хасавюрту или на юг к Дербенту — всюду одна картина: груды камней для строительства. Это же бывшие земли сельскохозяйственного назначения, там есть памятники, но уже сегодня эти территории помечены как собственные.
— Разбираться с нарушителями в Махачкале можно непосредственно, не имея машины. В какой форме вы ведете борьбу с нарушителями в районах?
АХМЕДОВ: — В основном пишем письма. Очень редко удается выезжать с сотрудниками Института истории, археологии и этнографии, они заинтересованы. Мы приостанавливаем работы, но не можем выявить непосредственных нарушителей. Узнав, что мы подъезжаем, работы все сворачиваются, администрация пытается убедить, что все происходит без их ведома, самозахват.
— Да, как вы сказали, археологические памятники на глубине, их не видно, и это усложняет их охрану, а вот к архитектурным памятникам у сельских администраций должно быть другое отношение, — это ведь достопримечательности их района.
АБАШИЛОВ: — Когда мы обращаемся в районные администрации, чтобы закрепили за кем-нибудь в отделе архитектуры контроль за памятниками, в лучшем случае поручают это отделу культуры, который, кроме как в художественной самодеятельности, ни в чем не смыслит. Мы отправили запросы во все районы республики. Только из Курахского района прислали доскональное описание. В Новолакском районе что-то сделали. В Шамильском районе Управление культуры знает свои памятники. Многое зависит от общественности.
АХМЕДОВ: — Раньше в законе за нами была закреплена функция популяризации. К сожалению, сегодня мы ведем работы, связанные только с охраной, занимаемся юридическими вопросами. С закрытием в 1992 году Общества охраны памятников мы потеряли многое. Эта общественная организация была подспорьем в нашей работе. Нужно возобновить общественное краеведческое движение, каждый человек должен чувствовать себя причастным к своей истории.
АБАШИЛОВ: — В сохранении и восстановлении должно участвовать население.
— Есть и такие примеры?
АБАШИЛОВ: — Местное население восстановило Мурухскую башню в Шамильском районе.
Сделано это ввиду опасности ее падения на жилой дом, находящийся рядом. Довольно высокая башня. В некоторых местах такие башни сносятся. Они построены без скрепляющего раствора, камни подогнаны один к одному. В последнее время памятники старины рядом с домом воспринимаются как символ, как своеобразный флаг, совесть рода. Ведь много тухумных башен в селах. В населенных селах люди еще как-то поддерживают памятники. А кто будет их восстанавливать в разрушенных селах? Сигнальные башни, которые обычно находятся на расстоянии от села, — кому за ними следить?
— Их даже неинтересно кому-то приватизировать. Новый закон уже реализуется?
АХМЕДОВ: — Закон о приватизации памятников еще не принят, но создание такой системы уже дает возможность приватизировать памятники. Но делать это можно, только после составления списков памятников, разрешенных к приватизации.
— И по каким критериям будут входить в этот список памятники?
АХМЕДОВ: — Нет смысла отдавать памятник, который находится в хорошем состоянии и не требует больших расходов, если он может быть использован государством для своих целей. Для приватизации будут предложены неэффективные памятники, требующие больших расходов и находящиеся на большом расстоянии от населенных пунктом. Если человек хочет сохранить памятники для своего народа, вписать свое имя в историю, это очень благородно. Он может разбить парк рядом, поставить кафе, чтобы люди приходили, пили чистую воду, смотрели на этот памятник. Есть в этом положительный момент. От памятников архитектуры идет такое веяние, что благотворно отражается на здоровье и настроении.
— Многие памятники признаны святыми местами.
АХМЕДОВ: — У каждого человека должно быть что-то святое… Если памятник стоит, значит, кто-то поставил его не просто так, и нет у тебя никакого права его разрушать… За тобой придут другие и то же могут сделать с творениями твоих рук.
