ЗРЕЛОСТЬ ПОЭТА

Вышедшее не так давно «Избранное» Бадрутдина Магомедова для любителей кумыкской поэзии стало событием. Двухтомник разошелся очень быстро, его невозможно найти на прилавках книжных магазинов. И это не случайно, если учесть, что поэт пользуется большой популярностью среди читающей публики,он желанный гость многих вечеров поэзии и различных встреч с читателями. Он один из самых любимых поэтов кумыкского народа, к тому же в этом издании поэт собрал лучшее из написанных им за сорок с лишним лет работ над поэтическим словом, что дает повод бросить взгляд на его творчество в целом.
Бадрутдин начинал свой поэтический путь, когда еще были живы корифеи кумыкской поэзии — Анвар Аджиев, Абдулвагаб Сулейманов, Аткай Аджаматов, когда уже серьезно заявил о себе Магомед Атабаев. Среди них молодому поэту нетрудно было затеряться, но этого не случилось.
Его поэтический голос от сборника к сборнику набирал силу, он стал вскоре неотъемлемой частью национальной литературы.
Читая двухтомник Бадрутдина, видишь, как постепенно расширяется его поэтический мир — от родного села до Камчатки, как складывается поэтическая манера, как обогащается круг обсуждаемых проблем — от сугубо личных до общественных, от житейских наблюдений до философских обобщений, как он идет от малых художественных форм к большим, от лирических стихотворений к поэмам, в том числе и к драматической поэме, жанру, в дагестанской литературе встречающемуся нечасто. Его поэма «Муки Рая» не осталась незамеченной, она вызвала оживление в литературной жизни, дискуссии смелой постановкой религиозно-этических проблем.
О таком поэте, как Бадрутдин, в короткой заметке много не скажешь, но если попытаться определить самое главное, так сказать, основные доминанты его творчества, то это, конечно, любовь и песня. Они так тесно у него переплетены, что отделить их друг от друга невозможно, поэт и сам не понимает:
С песни начинается любовь
Иль с любви берет начало песня…
При этом любовь понимается в самом широком смысле слова — это и любовь к женщине, и животворящий Эрос
(вполне в античном духе), и любовь к Родине, к природе. Любовная лирика Бадрутдина заслуживает особого разговора, о любви он пишет постоянно, она у него неподвластна ни возрасту, ни времени, возлюбленные в его стихах приходят и уходят, но влюблен поэт всегда. Он воспевает любовь, которая
Выше самых высоких гор, Глубже самых глубоких вод…
Его лирика согрета любовью к природе, в ней человек и природа едины:
Степь широка, встает луна,
Душа томления полна…
Особое место в поэзии Бадрутдина занимает любовь к родному краю. Он постоянно вспоминает в стихах своих родных и близких, друзей и просто односельчан с их натруженными руками и обветренными лицами. В них он черпает нравственную силу. В своей известной поэме «Окно в небо» он вспоминает небольшое окошко на потолке родного дома, которое стало для него окном в большой мир, через него он еще в колыбели воспринимал небесный свет и проникался астральной энергией. Все в поэзии Бадрутдина начинается с домашнего очага, это очень важная точка отсчета в системе его ценностей. Куда бы ни забрасывала его судьба, он никогда не забывает пыльные тропинки, по которым босоногим мальчишкой бегал в окрестностях села, «где цветов было больше, чем трав».Все богатства в мире не стоят для него того камня в родном ауле, о который он споткнулся в детстве, и «палой золотой листвы в материнском саду».
Поэт озабочен современным состоянием дагестанского села, где заброшенные мельницы стоят одиноко и тихо разрушаются, не ржут больше кони в ночном, забываются старинные обряды и обычаи, слабеют родственные связи, где «даже у тыквы вкус уже не тот». Поэт обладает удивительной способностью заглянуть в самые чувствительные, самые заповедные уголки кумыкской души и заставить родной язык выражать больше, чем он выражал до него, это под силу только настоящим поэтам.
Для Бадрутдина песня — это аналог духовного, творческого начала в человеке. Невозможно творить, если в сердце у тебя нет света, нет огня, нет напряженной внутренней жизни:
Если у тебя внутри нет света,
Тебе и солнца не поможет свет…
Он беспокоится, не потеряли ли кумыки «кумуз, настроенный Казаком Йырчи», переживает, «как бы рыночный гвалт не заглушил звон кумуза». У самого же поэта есть заветное желание, которое так много говорит о нем, — после смерти «вернуться в этот мир стихотворением».
Поэт еще в пути, он полон замыслов и планов, еще рано подводить итоги, даже предварительные. Пожелаем ему новых поэтических свершений и удачи на жизненном пути.