ОСКОЛКИ РАЗБИТОГО ЗЕРКАЛА…

Было бы удивительно, если бы небесный свод не был соткан миллиардами звёзд, а составлял единый монолит звезды. Представляю, как бы это выглядело… Так и проза писателя-современника Газимагомеда Галбацова, подобно небу, не сплошная звезда, а многозвездие…
Помните, у Ломоносова:
«Открылась бездна, звезд полна,
Звездам нет счету, бездне — дна…»
А что если душа — бездна, а мысли — звезды… Ведь мысли, как и звезды в ясной ночи – Путь, освещают нам порой многослойные потемки собственной души, проблесками света внося столь необходимую нам ясность в жизнь…
Правда, не все его мысли ясны до конца, не все понятны, но иные имеют право быть сегодня востребованными, воспринятыми, своевременными… в его не совсем понятной книге «Мысли обреченного жить» (2004г). В 2005 г. он переиздал её, совсем немного изменив название: «Мысли падающего вверх» и добавив туда драматургию. Правда, от этого она не стала более понятной, и вовсе не потому, что автор хочет быть таинственным, отнюдь нет, просто он и сам до конца не понимает вот этой вот Бездны человеческой души, которую он сделал объектом собственного литературного творчества.
До сих пор его книги выходили на аварском языке. Это и «Камни», и «И выпал снег», и, собственно, вся драматургия, которая ставилась на сцене театра. Сегодня мы имеем прекрасную возможность ознакомиться с творчеством этого писателя, благодаря переводам Гаджи Исрапилова.
Своеобразие манеры письма и смелость мысли писателя подкупают. Проза бывает выверенной, предсказуемой и гладкой, как автобан. В данном случае пугающая непредсказуемость и шероховатость мысли…
Сам он говорит, что не умеет «красиво в столбик писать» (имеет в виду стихи). Может, это и верно: нельзя ему быть слишком хорошим, тогда он перестанет быть настоящим.
Что я имею в виду? Жизнь строится на сопоставимости, по крайней мере, только так мы различаем. Не будь зеркала, мы ее бы не видели своего отражения, не будь слабых сторон – своей силы. В вещах, где нужно раскрыть личные чувства, он робок как писатель, а именно — в любовной лирике. И это придает им особое очарование. Поэзия — ведь это не прямота, это глубина. Галбацов — писатель прямой и глубокий.
Чем интересны его произведения? Тем, что они поучительны без назидания. Галбацов — писатель, в моём понимании, больше поэт, чем прозаик. Почему я так считаю? Он пишет красками слов, и это неудивительно, ведь он художник по образованию, нечто такое, что быть темой для прозы не может. Вечное? Да, вечное! Душевное? Да, душевное! Личное? Да, очень личное! Передающее состояние души? Да, передающее.
Он – асоциален. Его интересует не быт человека, а его подсознание. И он очень часто бывает близок к прозрению в своих маленьких произведениях… Поразительно тонко передает состояние души каждого из своих героев, причем через простые детали…
«Удивительный этот человек Мать,
к ней можно прийти даже с мертвым ребенком…»
И ещё: его всегда интересует грань между мирами, жизнью и смертью, очевидным и невероятным… Я не знаю, как это назвать, может, способностью чувствовать материю души… Я не знаю, у кого он учился (при встрече обязательно спрошу). Но складывается впечатление, что ни у кого. Своеобразен. Неподражаем. Всё, что я чувствую, читая его, это бесконечная доброта и мудрость. Да, да мудрость. В жизни он спонтанен и похож на большого ребёнка, которому достался огромный дар доброты и любви, с которым он не знает, что делать. Потому, наверное, и пишет, что очень людей любит, старается для них. Хотя сам же в своих произведениях порицает привычку людей постоянно оглядываться на чужое мнение. Наблюдателен. Очень раним. Настоящий писатель, каких уже немного. Речь идёт о настоящем таланте. Самобытном. Живом. Писатель перестаёт существовать, когда его перестают заботить вечные ценности и чуткость собственной души. Не удивительно, что большое место в творчестве Галбацова занимает Душа. Она просто светится у него мудрыми глазами в «Песнях, которые не поются», в сказках, «Сонете»… да и во всём. В своих произведениях он ищет ответы на вечные вопросы, находит их, но не считает их окончательными. Эти ответы — не истина в последней инстанции – они продолжают поступать и поступать в форме новых образов, мыслей бесконечно. Возможно, это и есть живой процесс жизни в литературе, формирующей саму себя.
«Кажется, что снег ло- жится нежно,
подобно руке отца,
опускающейся на голову маленького сына…»
Что это? Опосредованное восприятие Творца Вселенной – Его любви, которую поэт-писатель незримо чувствует и… передаёт. Таких удивительных мест много. Через всё непонятное, якобы злое, агрессивное, странное, жестокое, он передаёт любовь, царящую в мире. Его герои, с которыми мы на один лишь миг сталкиваемся в коротких рассказах, учат нас доброте и любви, не меньше отца Зосимы из «Братьев Карамазовых» Достоевского. Они учат молча, поступками.
Шли два старика.
Было жарко,
и уставшие старики сели отдохнуть у родника.
Над родником был устроен большой добротный навес. Видно, что за родником кто-то ухаживает.
— Смотри, Омар, — сказал один старик, — бревно лежит, надо будет его забрать, пока кто-нибудь другой не заметил… Для моей пристройки пригодится… Как бы тяжело ни было, я, наверное, его заберу…
-Не бойся, тяжело не будет, — сказал Омар. — Ты и так всю жизнь воровал, что тебе одно бревно… Мало ли ты воровал, когда дом строил…
-Я не виноват, что у тебя дом маленький. Нечего было всю жизнь всем помогать, надо было себе строить…
— И тебе не надоело? Ты всю жизнь меня учишь, как жить. Живи, как я, – помрешь, живи, как ты, – тоже помрешь…
-Это, конечно, так… Но все же от человека на земле что-то должно остаться…
-Да, надо идти…
-Солнце уже не так сильно печет, — сказал богатый старик Омару, когда они вышли из-под навеса. — Если бы не этот навес, мы бы жару не перенесли…
-Да, не перенесли бы, — подтвердил Омар, помогая ему нести бревно.
…Навес над родником строил Омар…
Кажущаяся безысходность ситуации, воспроизводимой писателем, порой оборачивается подвигом – продвижением к свету… Каким-то непостижимым образом Галбацов, сам того не подозревая, говорит нам о бессмертии души.
Пустыня… Нестерпимо печет солнце. Легкие отказываются вбирать воздух. Я и моя тень. На песке следы того, кто шел впереди.
Я, уже не боясь смерти, лег бы вот здесь, но на песке следы того, кто шел впереди. Вот здесь, перед этой полуразрушенной стеной, он стоял. Мне представляется обессиленный, мокрый от пота путник, опершийся о стену. Я слышу, как шепчут ему накалившиеся на солнце камни:
–Человек, иди… Иди вперед… Мы уже не живем, хотя ещё стоим… Мы не можем, но ты иди… Не останавливайся!
Пустыня… Жара невыносимая… Я бы вот здесь упал, я уже не могу идти, но предо мной – следы. И я иду вперед.
Вот высохшее дерево. Под ним следы того, кто шел впереди. Я слышу, как шепчет ему дерево:
–Встань, человек! Смотри: высохшее, мертвое, я стою..
Следы, по которым я иду, ведут меня дальше. Я хочу упасть и умереть, у меня нет сил терпеть. Но предо мной – следы…
… Следы исчезли. Там, где они исчезли, белели кости. Я не остановился, пошел дальше.
Я бы остановился, но на песке не было следов — ни одного, кто шел бы впереди…
Вся его проза – это отрицание смерти как таковой. Это глубинная работа его собственной пытливой души. Это полная уверенность, что на языке Духа он понятен всем. Это непоколебимое желание лучшей доли человеку, которого, несмотря на все его слабости, он глубоко любит. И любит он не только человека, любит весь мир. Мир его прозы такой же живой и настоящий, как и мир вокруг. Герои его произведений: цветы, фрукты, деревья, воздух, птицы, реки, горы, камни — такие же полноправные творцы и хозяева жизни, как и человек. Само существование его прозы как будто бы доказывает нам, что невидимого гораздо больше, чем видимого… Сюжеты его прозы объясняют не только и не столько суть происходящего, сколько ищут его глубинные причины… Психологические миниатюры Галбацова, как осколки большого разбитого зеркала, отражают моменты прозрения… Так происходит тогда, когда поэт удостаивается чести прочитать у себя в душе… А души у нас, у всех, одинаково бессмертные. Героями его прозы зачастую становятся люди с подвижным сознанием, странные, не совсем обычные, и он добр к ним, как Отец. Никакого осуждения, ни слова критики в их адрес. В своем творчестве он «живет», как бы это странно ни звучало, в полном согласии с самим собой, принимая эту жизнь такой, какая она есть. Безропотно. В жизни так живут святые.