Люди не вечны, как и моря, и реки. Как и материки. Даже великие люди, как Расул Гамзатов. Он жил рядом с нами долго, ярко и угас, как звезда.
Я часто встречался с ним. Помню, в канун его 75-летия и нового столетия, беседуя с ним о пройденном жизненном пути и его перипетиях, я задал ему вопрос: «Семьдесят пять лет — это много или мало?» И с присущей расуловской мудростью и иронией он ответил: «Кому как. Одним — мало, другим — много. Это, как 75 рублей: для богача — мелочь, а для нищего — целое состояние».
Расул ГАМЗАТОВ, как и страна, вся шестимиллиардная планета Земля, оставлял за плечами огромный, бурный, захлестнутый событиями двадцатый век. Но был полон дум, забот, надежд, как и в минувшие десятилетия. Он лукаво смотрел на меня и ожидал моих вопросов.
— Расул Гамзатович, завершился двадцатый век. Чем он был знаменателен для Вас, для всех нас, людей планеты? Какими событиями войдет в мировую историю?
— У меня есть небольшое стихотворение на эту тему.
Если б были чемпионаты,
Кто в веках
по убийствам первый, —
Ты бы выиграл,
Век Двадцатый, —
Усмехается
Век Двадцать Первый.
Если б были чемпионаты,
Кто по лжи
и подлостям первый,
Ты бы выиграл,
Век Двадцатый,
Усмехается
Век Двадцать Первый.
Если б были чемпионаты,
Кто по подвигам был бы
первый, —
Нам нет равных,
мой Век Двадцатый,
Безмолвствует
Век Двадцать Первый.
Вспомни, как в девятнадцатом веке Пушкин воскликнул: «…в мой жестокий век восславил я свободу…». Он считал свой век жестоким. А мне кажется, что двадцатый век более жестокий, неразумный, полный контрастов. Какие события произошли в этом столетии! Три революции — с ошибками, заблуждениями, подвигами. Две мировые войны. Создание и развал СССР. В войнах погибли миллионы, а век унес миллиарды жизней. Переход века двадцатого в двадцать первый — очень мстительный. И это мщение — за наши прошлые деяния, это, можно сказать, своего рода расплата или покаяние перед потомками.
Я понимаю: ты хочешь, чтобы я дал оценку веку. А я тебе отвечу так: оценка веку дается не по его длине, то есть не по времени, а по глубине — событиям. Если подходить с таких позиций, как я рассуждаю, то девятнадцатый век был духовно богаче, хотя и в ту пору была война с Наполеоном, и восстание декабристов, и Кавказская война. Но такой страшной, в таких уродливых формах, как в двадцатом веке, войны не было. Если есть Золотой век в искусстве, культуре, литературе, то он был опять-таки в девятнадцатом веке.
Ты хочешь мне сказать, что я, хоть и с натяжкой, сын века. А я тебе отвечу так: я не сын века, я сын времени. Век мой начался тогда, когда я приступил к полезному для людей делу. И если я начал писать в пятьдесят лет, значит, и мой век начался в пятьдесят лет.
Я считаю, что человек, пока он живет на земле, должен совершать только добрые дела. Они, эти дела, не имеют временного отсчета.
— Значит, Вы не отрицаете, что общество может пережить и Золотой век, и Серебряный, взлет и падение культуры, духовности, нравственных ценностей?
— Я бы сказал так: Золотого века нет. Есть век многогранный. Бывают золотые дни, то есть солнечные, как и дождливые, снежные… А сегодня мы воочию видим повадки каменного века, столкнулись с варварством. Правда, двадцатый век не дал нам Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Герцена, Чайковского, Глинки, не говоря о Данте и Гомере, хотя для малых народов, особенно для Дагестана, стал эпохой современного Возрождения — Ренессанса ведь Ленин, и об этом нельзя ни на минуту забывать, дал нам шрифт, у нас родилась литература, появились театры, художественные салоны, школы, вузы, академии, чего мы порой не замечаем. Мы получили возможность расширить границы своего мира.
Но двадцатый век не был и нищим, обделенным. Он дал нам Горького, Бунина, Блока, Ахматову и Цветаеву, Маяковского и Есенина, Шолохова и Твардовского, Мухтара Ауэзова и Ираклия Абашидзе, Самеда Вургуна и Аветика Исаакяна, Прокофьева и Шостаковича, и я счастлив, что со многими из них знался. Благодаря русскому языку дагестанцам стали доступны Данте и Тагор, Бальзак и Ду-фу.
Девятнадцатый век поставил перед обществом такие всеобъемлющие проблемы, как война и мир, преступление и наказание, отцы и дети, которые в конце двадцатого века проявились в самой уродливой форме. А к вопросам, поднятым в XIX столетии: «Кто виноват?», «Что делать?», «А судьи кто?», «Кому на Руси жить хорошо?», мы добавили и новые: «Куда ведет нас рок событий?», «Есть ли жизнь на Марсе?»… Проблемы, вопросы, поиски, надежды… Их не счесть.
— И что Вы ожидаете от нового века?
— Мы все сидим как в зале ожидания железнодорожного вокзала. А поезда нет.
Белинский сказал: «Я завидую внукам и правнукам, которые будут жить в новом просвещенном веке». Я не могу сказать, что завидую двадцать первому столетию. Не такое уж славное и богатое наследство оставляем мы своим внукам и правнукам. Но вот очень верю, что без музыки, живописи, поэзии жить они не будут, ибо без них невозможно существо человека.
Сегодня, прожив долгую, богатую событиями жизнь, испытав бурные воды двадцатого столетия, я уверовал в то, что лозунга «Равенство, независимость, суверенитет» нет. Природа его не создавала. «Свобода, равенство, братство» — был лозунг на определенном историческом пути. Вот обрати свой взор на Европу — там «суверенитетов» нет. Мы подняли на щит эти лозунги и воздвигли между собой стены.
Я — за общность, а не за разобщенность. Необходимо поднять на небывалую высоту такой лозунг, как «Единство, дружба, братство». Пришло время мстить за все потери душевной красотой, добротой. И я уверен и вновь повторяю Пушкина: «Россия вспрянет ото сна».
Мы часто стали повторять: духовный кризис, духовный кризис… Что это такое? Это кризис души. Но еще страшнее бездуховность общества. Когда ноша тяжела, нищие дерутся между собой. У нас, у аварцев, говорят еще образнее: пока медведь и волк дрались между собой, лисица пила кровь. Очень образно. Ты понял, надеюсь, это о чем?
— В нашей жизни происходят парадоксальные явления. В минувшем веке очень сильно ущемлялась религиозная культура и распространялась и насаждалась светская.
— В конце столетия стала ущемляться уже светская. Уменьшается число клубов, дворцов культуры, кинотеатров, читателей. Что это – веяние времени или чья-то прихоть? А может, цель?
Как-то на похоронах один из моих земляков сказал: «Чтобы быть высокодуховными и выйти из сегодняшнего варварского недуга, хорошо бы воскресить великих усопших и похоронить живых». Я, конечно, не за это. Но Бога забывать нельзя. Многие наши беды оттого, что забыли Его.
— И потому идут разрушительные процессы? Ведь сегодня, как никогда, распространяются наркомания, сектантство, проституция, чума века — СПИД…
— Да, разрушительный процесс расширяется — в этом сомневаться не приходится. Он налицо. Такой лозунг, как «Свобода, равенство», привел ко вседозволенности, анархии, распространению страшных болезней, наркомании, ваххабизма. Появились новые болезни, которые широко распространяются, а средства от лечения мы ищем, но находим очень медленно.
Прежде и за небольшие преступления сурово наказывали, а сегодня за тяжелые — даже за ухо не потреплют. Мы — на самом деле страна крайностей. Вспомни прежние годы: по поводу и без повода пели песни. Теперь только ругаемся и с какой злостью и остервенением! Один из молодых Дагестан назвал Базарстаном. И ведь он прав: продаются намус, литература, искусство. Многие пытаются доказать, что это закономерный процесс. Чепуха. Я это отношу к беззаконию. Да, раньше были крепкие законы, теперь — беззаконие. Раньше я тосковал по демократии, ныне — по порядку.
У нас принято присягу давать на Конституции и не пытаются понять, что и Коран, и Библия не менялись со дня их написания, а Конституция меняется по погоде и по настроению.
— Дмитрий Лихачев в одной из своих бесед сказал, что «культура определяет стержень государства». Вы согласны с таким тезисом?
— Согласен, но не полностью. Сам Лихачев в последние годы больше занимался экономикой и политикой, чем культурой. Посмотри, как сегодня живет общество. Ныне мало кто читает книги. Почему? Богатым они не нужны, а у бедных и нищих нет денег на то, чтобы их покупать. В моем народе говорят: «Без чам-чама нет и дам-дама». Сейчас настала эпоха шоу, культуру заменила низкопробная эстрада, футбол, конкурсы красоты.
Последнее время часто думаю о судьбе прославленных писателей и поэтов. Мы вспоминаем о тяжкой судьбе Ахматовой и Цветаевой, которых годами преследовали. А ведь сейчас, если быть откровенным и честным перед совестью, и им было бы тяжело. Ты знаешь, что сказал поэт Дмитрий Голубков в минуту откровения? «Не могу больше жить в окружении лжи и обмана». Он покончил с собой. А Юлия Друнина! Замечательная поэтесса и красивая женщина! «Я никогда не чувствовала, как сегодня, свою ненужность».
Метко и образно сказал о двадцатом веке поэт Николай Глазков: «Чем интересней для историков, тем печальней для современников».
— Расул Гамзатович, но мы знаем и другое высказывание Достоевского: «Красота спасет мир». Но мне кажется, оно не оправдывает себя. Красота Рима, Парижа, Мадрида, Праги не остановила руку фашизма, шедевры Лувра, Прадо, Дрезденской галереи, Петродворца не отвели от них бомбы. А вот Николай Рерих дал в книге «Община» точную фразу: «Осознание красоты спасет мир». Именно когда человек осознает, что травка, цветок, дерево, родник дают нам животворную силу, картины Пикассо, Рембрандта, Рубенса обогащают наш внутренний мир, работы зодчих Рима и Мадрида изумляют изяществом и смыслом, — только тогда мы откажемся от войн.
— Действительно, так. Красота — это, можно сказать, ощущение первого взгляда. Потом уже приходит осознание, более глубокий взгляд, глубокое проникновение, понимание. Это можно сравнить с любовью к женщине: сначала тебя обольщает ее внешность, красота, затем ты осознаешь, что любишь ее, не можешь себя представить без нее. Я думаю, что Достоевский, говоря о красоте, имел в виду и осознание. Именно так.
Ты задал хороший вопрос. Когда мы осознаем красоту, ее силу, мы будем стараться не допускать уродства. Ведь что получается в жизни? Человек, создавая мир, не может уберечь себя от алчности, воровства, лжи, ханжества, лицемерия. Потому-то очень трудно сберечь красоту.
Часто вспоминаю слова поэтессы Марии Петровых: «Если б не было войны, уже была бы весна».
— Ширвани Чалаев в беседе со мной высказал следующую мысль: «С уходом плоской крыши ушло тридцать процентов мироощущения… Как-то у меня гостил режиссер Эстонского театра Каарел Ирд. Неподалеку от аула Чирах он сел на камень и три часа, ровно три часа, безмолвно смотрел на плоские крыши. Он учуял ту правду, которая таилась в них». Значит, и Каарел Ирд тонким чувством учуял в крышах истоки духовности…
— Очень много событий, явлений содействуют кризису в моей душе. Но самый страшный кризис — в том, что я не могу ездить в свой аул. Как-то посетив его, я был страшно опечален, увидев вместо плоской крыши шифер. Вот и мой ответ на твой вопрос.
Красивы наши аулы, реки, горы, но природа сурова: жить там тяжело. Потому и уходит молодежь с земли отцов, где она воспитывалась под диктатом совести. Мой отец писал: хвали чужие края, но живи в Хунзахе. А сейчас что происходит? Живут в городах и хвалят аулы.
Прежде, когда в горы приезжали хакимы, горцы просили их построить дороги. А сейчас говорят: не стройте дороги, по ним к нам идут проституция, бандиты, не стройте ГЭС, чтобы пьянства больше не стало. Вот какие противоречия в обществе. А закон безмолвствует. Движущая сила сегодня — деньги. Ныне уже появились богатые, нищие, которые просят и покупают себе голоса.
— Вы, безусловно, получили духовное наследство от прошлого. Что сами оставите новому поколению?
— Конечно, получил. Великую Родину — СССР. Приобретя мощную державу, я получил возможность побывать во всем мире. Мой отец был тоже поэтом, и он прекрасно знал арабский язык и арабскую культуру. К сожалению, я не знал. Но если бы я знал и арабскую, и русскую культуру, я был бы еще более духовно богат.
Я получил в наследство книгу, музыку. Горы и реки были для меня моей консерваторией, а природа — мастерской для вдохновения.
Я получил в наследство радость учебы. В Махачкале, в Москве. Конечно, были на моем пути потери, сталкивался с горестями и лишениями людей, близких, но достоинство мое никто не унижал.
Да, не скрою, в двадцатом веке было немало кровавого, но я благодарен ему за все то, что он сделал для моего Дагестана.
Ты спрашиваешь, что я оставлю новому поколению? (Задумывался надолго). Кубачинец оставляет сыну молоток и резец. А я … если хоть одну мою строчку примет новое поколение — я был бы рад. Я любовь оставляю в наследство. И наследство мое делится не между родственниками, а всеми народами.
Скажу тебе откровенно: я жалею сегодня, что многое не успел сделать, многое не успел написать, а что и написал, то не так, как сейчас хотел бы. Но думаю, что потомки поправят и дополнят меня.
— У Вас, я уверен, есть заветы, которые Вы хотели бы передать людям нового века. Какие они, если не секрет?
— В моих книгах они есть. Но я скажу. Первый завет или назидание: кто в прошлое выстрелит из пистолета, в того будущее выстрелит из пушки. Второй: от кривой палки прямой тени не бывает. И третий: не торопись, торопливые речки до моря не доходят.
— Я вычитал у восточного мудреца такую фразу: «Нет величия без греха». Как Вы относитесь к этому философскому изречению?
— Верно сказано. Ведь очень редко встретишь кумира в негрешниках.
— А Вы сами грешили?
— Если мои стихи и любовь за грехи принимать, может быть, в рай и попаду. (Лукаво улыбнулся). Но едва ли…
— И все-таки как следует поступить обществу в новом тысячелетии: развивать культуру, или люди сами поймут ее необходимость?
— По-моему, для этого диагноза нет точного, выверенного рецепта. У нас говорят: хорошим людям пусть хорошо будет, ибо плохим никто не родился. А я добавлю: пусть плохие (если они есть) становятся лучше. И пусть неисправимые преступники исчезнут, ибо они — носители всех болезней общества.
— И когда же придет это понимание необходимости духовной культуры, когда люди избавятся навсегда от скверны и грязи в мыслях и в сердце, когда они станут чисты и богаты помыслами?
— Этого дня нет ни в прогнозах, ни в календарях… Если бы он настал, я бы считал его праздничным днем.
