Первый день войны. Каким он был

Мы спали сладко. А над нами –
Сиянье неба, пенье птиц.
А в этот миг гудело пламя
Вдоль наших западных границ.
Когда страна отмечает День скорби и печали, думается, что небезынтересно будет узнать, каким запомнилось начало Великой Отечественной войны непосредственным участникам первых часов трагических событий 22 июня 1941 года – моим бывшим коллегам по службе, ветеранам МВД и войны.
Но прежде – самому вспомнить, что сохранилось в памяти 5-летнего пацана, сына фронтовика, погибшего на той чудовищной войне.
Я был совсем мальчишкою тогда.
Но, как сегодня, помню этот день.
Сказал отец: пришла в наш дом беда,
Нависла над страной фашизма тень.
Перед дорогой дальней нас обняв,
Ушел на фронт отец нас защищать.
Погиб в бою он, смертью храбрых пав,
И похоронку получила мать.
-Ту ночь мы провели спокойно, — вспоминает пограничник, полковник милиции в отставке Бударев Виктор Семенович. — Выполнили боевую задачу, отрапортовали начальнику погранзаставы лейтенанту Малтызу, который остался доволен, улыбнулся. Хвалил он редко, и поэтому его улыбка согрела наши «застывшие» за ночь души. Спать расхотелось. Почистили быстро винтовки, поставили в пирамиду и вышли во двор заставы. Заговорили о любимых, шутили, смеялись. Сегодня 22 июня — воскресенье. Володя Никитин признался, что намеревается сходить в соседнее село, где его ждет черноокая молдаванка Майя, с которой он после демобилизации запланировал свадьбу. Приглашал всех на это торжество.
— Ладно, буду твоим сватом, — пообещал я другу, — а сейчас пойдем все-таки спать. Но не успели мы сомкнуть глаза, как раздался сигнал боевой тревоги. Со стороны границы доносились частые выстрелы из винтовок и длинные автоматные очереди. «Неужели война?» — мелькнула мысль.
-Товарищ лейтенант, со стороны леса движутся вооруженные люди в касках! – доложил часовой. Малтыз приложил бинокль к глазам и увидел солдат, в шахматном порядке идущих к заставе. — Фашисты! Приготовиться к бою!
Пограничники бросились к оборудованным на склоне горки глубоким окопам. Защелкали затворы. Вражеские солдаты цепью в полный рост шли к плавням, тянувшимся вдоль реки.
— Без команды не стрелять! — приказал Малтыз. Он поднял трубку телефона, который уже вынесли на бруствер окопа. Звонил начальник комендатуры, сообщил, что на близлежащем участке границы завязался бой с немецко-румынскими солдатами.
А я всматриваюсь вдаль. Считаю – пять, десять, тридцать. Сбился, потерял счет, а фашисты, чуть наклонившись, движутся также размеренно, неторопливо. Ждем команду открыть огонь – а ее почему-то все нет. Нервы натянуты до предела. Уже вижу злые лица фашистов. Воротники расстегнуты, рукава закатаны до локтей. Офицеры размахивают пистолетами, торопят солдат. Отчетливо донеслось: «Фейер!», и в ту же секунду застрочили автоматы. Над нашими головами засвистели пули. Мы же молчим. Становится не по себе. Прижавшись к брустверу, смотрю на начальника заставы. Суровое лицо его будто окаменело, лишь шевелятся губы и слышен шепот: «Ничего, ничего… сейчас мы вам покажем». Наконец, все бойцы услышали властную команду: — По врагу – огонь! Залпом ударили пограничники. Заговорил «максим». Веду прицельный огонь и я. Падают сраженные фашисты, редеют их ряды. Но серая лавина не остановилась, а, наоборот, ускорила свое движение. Бойцы усилили огонь и заставили фашистов лечь на землю, залитую болотной водой. Но у перешейка появилось новое подразделение противника – подкрепление. Теперь ждать его приближения нельзя, слишком малое расстояние. Воины в зеленых фуражках быстро переносят огонь на эту группу и рассеивают ее, в то же время не прекращают прицельную стрельбу по залегшим гитлеровцам.
Нервный, жестокий бой продолжался более пяти часов. Встретив упорное сопротивление пограничников, фрицы не выдержали и ушли за реку Прут. Положение на участке заставы было восстановлено…Наконец, каждый из нас понял, что это не провокация, о которой нас предупреждали, а настоящая война.
В 12 часов дня включили радиоприемник «Рекорд» и услышали выступление министра иностранных дел СССР Молотова, который сказал, что без объявления войны гитлеровская Германия вероломно напала на нашу Родину… Мы ждали эту войну. Знали, что рано или поздно придется столкнуться с фашистами. Понимали, что не напрасно по ту сторону все больше появлялось окопов, траншей и дзотов. Делалось это скрытно, в ночное время. Но никто не предполагал, что Гитлер так скоро нарушит заключенный с Советским Союзом мирный договор о ненападении…
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой.
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Могучий призыв песни гремел над страной. Война полыхала по родной земле от Баренцева до Черного морей…
Юный партизан, кавалерист, полковник милиции Анохин Анатолий Иванович: — 22 июня 1941 года все жители поселка проснулись в 3 часа 45 минут от взрывов бомб. Немцы внезапно нанесли бомбовый удар по военному аэродрому, расположенному рядом с поселком. Это была жуткая картина: на аэродроме горели самолеты, ангары, бензохранилища, склады с боеприпасами, казармы. В небе кружили самолеты без опознавательных знаков. Мы, подростки, а мне не исполнилось тогда еще и 15 лет, бросились в огненное пекло вытаскивать раненых летчиков, многие из которых были нашими наставниками по парашютному спорту.
Отец мой, офицер запаса, сразу же был призван в формирующуюся дивизию. Мать вступила в истребительный отряд, на базе которого формировалось подполье и партизанский отряд. Со мной и другими подростками работники НКВД провели беседу, как работать в подполье, вести разведку.
В начале сентября враг подошел к Брянску, нам было предложено уничтожить г. Бежиду, спутник Брянска. Горело все: заводы, склады, магазины, нефтехранилища, вагоны, мосты, над городом стоял черный дым. Началась оккупация. Нашей группой в семь человек было собрано и отправлено к партизанам более пятидесяти единиц оружия, брошенного попавшими в окружение красноармейцами. Мы также переправляли в лес бежавших военнопленных и разведданные о враге.
16 марта 1943 г. была выдана предателем и расстреляна у деревни Куликовый куст моя мать Александра Спиридовна. Над подпольщиками нависла угроза. По указанию отца, воевавшего в партизанском отряде им. Чапаева, я собрал около двадцати подростков, и мы группами по пять человек на расстоянии зрительной связи направились в партизанский отряд. Около села Гороховка нашу группу задержали полицаи и доставили в комендатуру райцентра Жирятино, заперли в сарае. Бежать нам помогла русская переводчица, которая ночью передала нам малую саперную лопату, мы сделали подкоп и бежали в отряд, где нас обучали военному делу.
Мы участвовали в партизанской операции «Рельсовая война», оказывали помощь нашим войскам, громившим врага под Орлом и Курском, отбивали у немцев обозы, скот, продовольствие, вооружение. В отряде имелось более полусотни лошадей. Мы часто выезжали в конную разведку.
Во время Курской битвы немецкое командование приказало провести карательную операцию и уничтожить наш партизанский отряд, направив целую дивизию и несколько отрядов из русских предателей. Отряд был прижат к реке Сожь, многие погибли при переправе, я тоже тонул, но спасли товарищи.
17-летний курсант, артиллерист, полковник милиции Аркадий Абрамович Белкин: — Накануне войны, 19 июня 1941 г., харьковский железнодорожный вокзал был заполнен людьми до предела. Было непонятно, кто кого провожает. Одни смеялись, другие плакали. Подали состав, и мы, курсанты артучилища, начали посадку в вагоны.
Протяжный гудок паровоза и крики моих друзей заставили меня оторваться от мамы и отца, провожавших меня, которых, как оказалось, я видел в последний раз. Зайдя в вагон, меня поразила мертвая тишина. Курсанты сидели, как обреченные…
Но молодость взяла своё. Послышался смех и обычные курсантские подначки. А потом все начали петь только появившуюся песню:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов…
А кто-то вспомнил события на Халхин-голе и озере Хасан, когда Красная армия показала японским самураям всю силу нашего оружия. А кто-то уже возомнил себя большим специалистом и стал рассказывать о преимуществе новой 85-миллиметровой пушки, которая могла вести огонь по наземным и воздушным целям. К полуночи в вагоне стало тихо.
Утром мы прибыли в город Сумы. 22 июня весь личный состав был построен на плацу, где начальник училища генерал – майор Чеснов сказал:
— Отпуска и увольнения отменяю. Училище переходит на военное положение.
После команды «разойдись» к нам подошел старшина Опанасенко и тихо сказал:
-Цэ, хлопци, война.
— Да Вы что, старшина, у нас ведь с немцами имеется мирный договор.
-Для нимцев договор – кусок папирусу. И его вин в любу годину можэ порвати.
Старшина был прав. В полдень по радио было передано сообщение Советского правительства, что немцы напали на нашу страну. Началась война.
— Ну ничего, мы им покажем, где раки зимуют, – шумели курсанты. Но чувствовалось, что они были ошеломлены таким известием. В начале августа 41-го личный состав нашего училища был брошен на уничтожение большого десанта немцев в районах Ворожбы, Бахмача. Немецкий десант мы уничтожили. Но… началось наше отступление, долгое и мучительное.
В октябре 1941 г. срочно переброшенное в район станции Белополье соединение, сформированное из курсантов военных училищ Харькова, вступило в бой с крупными силами вражеского десанта. Немецкая пехота обстреливала позиции молодых, еще не нюхавших пороха курсантов изо всех видов оружия, с воздуха пикировали вражеские стервятники. Необстрелянные курсанты выдержали первое боевое крещение, но ценой больших потерь. Было много раненых и убитых. Когда на опушке леса появились вражеские танки, курсанты развернули свои орудия и открыли огонь прямой наводкой – подожгли несколько танков противника, остальные повернули назад. Выдержав первый натиск фашистов, курсанты утром сами устремились в атаку. Неопытные, необученные тактике пехотного боя, но полные отваги и ненависти к врагу, шли они вперед лавиной, с мощным криком «ура», теряя товарищей. Оторвало ногу моему однокашнику по спецшколе и училищу Науму Донину. Упал бежавший рядом со мной Валентин Владимиров. Еще многих друзей недосчитался я после боя.
Много потом трудных фронтовых дорог пришлось пройти мне, артиллеристу-разведчику 145-й бригады 40-й армии, впоследствии Краснознаменной пушечно-артиллерийской Черкасско-Киевской орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого. Шагая на Запад в просоленной, прокопченной, промасленной гимнастерке, шагал всем чертям назло к Победе над врагом. Через ожесточенные оборонительные бои за Воронеж, где меня ранило. Через жестокие бои на курских холмистых полях, на Сандомирском и Яссо-Кишеневском плацдармах, на берегу Днепра, Прута, Серети, Вислы, Одера. С боями входил я в города румынские, польские, немецкие, чехословацкие. Четыре года небывалой войны, выпавшей на долю моего поколения…

Окончание следует