Что хуже для человека, то лучше для животного

— Недавно Вы были в Матласе, где предполагается строительство горнолыжной базы. Что это за место?
— Это очень интересное место. Там обрываются четыре водопада и плато в сторону Андийского Койсу. Там планируется строительство горнолыжного курорта, но пока это только замысел. Ждут финансирования.
— А само строительство этой базы может оказать негативное влияние на окружающую среду?
— Влияние, конечно, будет оказываться. Это и большое количество людей, посещающих подобные места, строительство прилегающих дорог, и выбросы мусора и т.д. Естественно, в таких случаях должна проводиться экологическая экспертиза, прежде чем начинать строить некоторые объекты в республике.
— А какие это объекты, к примеру?
— Трубопроводы, карьеры и т.д.
— Было такое, что результаты экспертизы были не обнадеживающими для дальнейшей реализации проекта?
— В период моего участия в подобных экспертизах, было два таких случая – когда велось строительство Талгинского карьера. Тогда все эксперты были «за», но я, как специалист по животному миру, написал свое мнение по этому поводу. Студенты биофака ДГУ писали письмо в Министерство природных ресурсов в Москву. Оттуда пришло какое-то указание нашему Правительству, но тем не менее как хотели, так и сделали. Карьер работает. Также было и с барханом Сары-кум, карьером, который трижды открывался – закрывался. Тогда я тоже писал, что надо провести дополнительные исследования. Но нашли другого человека, который написал положительное заключение.
— Разве бархан Сары-кум – это не охраняемая, заповедная территория?
— Дело в том, что карьер не находится в пределах охраняемой территории, которая занимает около девятисот га. А песчаный карьер находится на правом берегу реки Шура-озень, сам заповедник – на левом берегу, где раньше была железнодорожная станция Кумторкала. Карьер находится примерно в полутора километрах от заповедника. Поэтому возникает спорный вопрос: то ли влияет на бархан выборка песка, то ли не влияет. Кто-то говорил, надо влияние доказать достоверно.
— А Ваше экспертное заключение на чем основывалось?
— На том, что рядом находится заповедная территория со своим зооценозом: рептилии, насекомые и т.д. Надо было провести исследования по западному и восточному берегам реки Шура-озень, переместить оттуда животных в сторону охраняемой территории, создать микрозаказники и т.д.
— А Вы сотрудничаете с заповедником «Дагестанский»?
— Нет. В какое-то время они вроде хотели нас привлекать к совместной работе, но как-то не получилось.
— Какова ситуация с животным миром в Самурском лесу?
— Детально я этой проблемой не занимался. Конечно, я много слышу об этой проблеме, но чтобы чем-то ее мотивировать, надо провести обширное исследование. В любом случае, если там стало меньше воды (я знаю, что большая часть стока реки Самур уходит в Азербайджан), то это влияет в первую очередь на этот уникальный лес, потому что это единственный лес в России, в котором растут лианы. И, конечно, это влияет на биоразнообразие. Заказники там не справляются со своими функциями. Была предложена хорошая идея – создание приграничного заповедника соседних республик Дагестана, Грузии и Азербайджана, чтобы можно было пронаблюдать за миграцией животных и создать общую картину. Также и по Кизлярскому заливу и бархану Сары-кум. Но это предложение так и не нашло своей реализации.
— Во что упирается эта проблема? Почему не решается этот вопрос?
— Я этот вопрос рассматриваю как биолог, а технические его стороны: какие-то обсуждения, акты, согласования — их должны решать другие люди. Я не в курсе этих деталей. Но я знаю, что представители Всемирного фонда дикой природы обращались к нашему Правительству, в наше министерство, чтобы этот вопрос был как-то решен. Но вопрос не решили. То ли там какие-то спорные земли с населением, то ли с колхозами – совхозами.
— Какой проблемой Вы занимаетесь сейчас?
— Я занимаюсь изучением и охраной редких видов животных. Два-три года я пытаюсь обнаружить следы нахождения кавказского барса. Ну что-то есть. К примеру, фотографии, его зафиксировавшие. Но весомых доказательств его наличия в Дагестане пока не найдено.
— В каких районах Вы вели поиски?
— В Хунзахском районе, откуда была информация, что его неоднократно там наблюдали, нами были расставлены фотофиксаторы и ловушки. Были обнаружены многие виды животных: кабаны, косули, безаровые козлы, волки, лисицы, куницы, — все это было зафиксировано. И браконьеры тоже (Смеется).
— За последние годы ситуация в Дагестане с биоразнообразием изменилась в лучшую или худшую сторону?
— Лучше для животного мира сложилась ситуация, которая плохо сложилась для человека. Информация о наличии бандформирований в лесах ограничивает туда доступ охотников и прочих людей, которые там стреляли животных. То есть охотники за животными боятся ходить в лес, потому что боятся охотников на людей. В связи с этим в некоторых местах увеличилась численность таких животных, как косуля, кабан и т.д.
— Неужели нужно дойти до такой крайности, чтобы сохранить животный мир?
— В любом случае турбазы, гостиницы, дома отдыха оказывают влияние на животный мир этой территории. В Кабардино-Балкарии, например, четко регламентировано, по каким тропинкам можно ходить людям, куда бросать мусор и т.д.
— Когда, допустим, строится какая-то туристическая база, что происходит с животными, которые обитали на этой территории? Они мигрируют в другое место?
— Смотря какие это животные. Бывает, что это маленькая мышка, какой-то жучок или кузнечик. Более крупные животные могут уйти: уползти, если это змеи, улететь, если это птицы. А такие локальные – будут просто уничтожены. Еще вместе с человеком туда придут кошки и собаки, которые тоже несут вред, например, ловя ящеров. Есть птицы, которые гнездятся на земле, к примеру, горный орел. Отдыхающие, которые будут ходить в лес, все это уничтожат.
— В новой Красной книге есть положительные изменения, то есть то, что некоторые виды животных, которые были включены в предыдущую Красную книгу, исключены из той, что издана сейчас.
— Надо рассматривать каждый отдельный вид и комплекс факторов, воздействовавших на это. Односложно говорить будет неправильно. Но такие факты есть. Пересматривается положение вида. Например, у нас считалось, что в Дагестане одна степная гадюка. Потом ученые работали и пришли к выводу, что у нас гадюк три вида и одна из них степная гадюка. И так как по итогам последних исследований численность степной гадюки оказалась довольно большой, ее вынесли из Красной книги, а внесли гадюку – гинею, которая находится только в верхних плоскогорьях.
— Я правильно Вас поняла, что это зависит от баталий между специалистами, а не от того, что стали лучше или хуже охранять животный мир?
— Я этого не говорил. Есть много факторов, один из которых — что виды лучше стали охраняться. Пример хорошей охраны я вам уже приводил. А вот охрана наших заказников пока не ведется на достойном уровне.
— Какая цель у браконьеров? Для чего они охотятся?
— Разные бывают мотивы. Есть браконьеры, люди, живущие в горах и считающие, что это их лес, их животные, они там хозяева.
— А животные для чего им нужны?
— Чтобы готовить мясо.
— То есть это мелкое браконьерство местных жителей, а не такое, масштабное и организованное?
— Есть разные браконьеры. Я сказал о местных жителях, которые так себя ведут. Есть люди, приезжающие из города с полной экипировкой, чтобы поохотиться. Местные жители показывают им места, где находится тот или иной вид. Они используют в своей охоте собак, которые запрещены, потому что дикие козлы реагируют на собак как на волка, не убегают, а стоят и смотрят на него. И в этот момент охотящиеся прицеливаются в безарового козла и стреляют.
— Получается, что эти люди приезжают просто отдохнуть, поохотиться?
— Да. Отдохнуть – поохотиться и заодно убить животных. Потом все это везут в город, показывают друзьям, вешают шкуры на стену, сушат голову животного.
— А коммерческое есть браконьерство?
— Раньше это была охота на пушных зверей. Сейчас меха немного потеряли свою ценность, но сейчас очень популярны ковры из медвежьих шкур. Браконьеры даже платят деньги местному жителю, чтобы тот показал, что в этом ущелье живет медведь, в том ущелье – два медведя, и собака легко находит их след. Кто-то из местных жителей сам стреляет медведей, чтобы продать потом шкуру, которая стоит 15-20 тысяч рублей. Есть те, кто охотится на барсуков, чтобы продавать их мясо, так как говорят, что оно лечит от туберкулеза. В последнее время начали продавать и волчье мясо чуть ли не по 200-300 рублей, потому что тоже считается, что оно лечит от туберкулеза.
— Может, браконьеры сами придумали исцеляющие свойства этого мяса, чтобы просто «впаривать» его людям.
— Но попробуй мне продай мясо, если я его не хочу. Мне оно и даром не нужно.
— Но если человеку скажут, что оно помогает от болезни…
— Может быть и такое. Но сейчас даже волчьи шкуры продают, кавказской выдры, которая уже почти вывелась в наших речках благодаря тому, что у нас стало популярным использование электроудочек. В результате все, что находится в диаметре трех-четырех метров, всплывает пораженное током. Выдра прячется в камышах, барахтается уже оглушенная и потом ее убивают.
Общество охотников проводило рейд. На рынке в Костеке на реке Сулак висело восемнадцать шкур нашей кавказской выдры. Мы считаем, что их всего около ста штук на территории республики.
— То есть еще несколько таких «вывешиваний» шкур кавказской выдры на рынке, и ее популяции в республике не будет.
— Продолжается отлавливание енотов-полоскунов, шакалов, лисиц, ондатр.
— Можно ли ситуацию в республике назвать критической, учитывая все положительные и отрицательные моменты?
— Смотря о каких видах идет речь. Есть виды, которые человеку не нужны – грызуны и т.д. – они чувствуют себя хорошо. А те, что человеку нужны – чувствуют себя плохо. Та же кавказская белка, привезенная в 30-40-е годы с Алтая и акклиматизированная тут, чувствует себя прекрасно. Ее популяция в Дагестане заметно увеличилась. Увеличилась охота на косуль и кабанов, а такие виды, как волк, чувствуют себя очень хорошо и численность его возросла, что даже начали с этим бороться.
— Фермерское хозяйство, частное животноводство наносят вред популяции животных?
— Присулакское охотничье хозяйство, к примеру, которое находится вблизи сел Нечаевка, Ацеевка и т.д. Вся территория там разделена между горными районами на кутаны для выгона скота. Там гнездились фазаны, куропатки – все это вытаптывается. И малые животные – зайцы, еноты-полоскуны вынуждены бежать оттуда. Там, где много скота, собак и людей – животные уже не живут. Они покидают эти места. Когда создаются рисовые чеки, животные уходят оттуда, но с другой стороны, там кормятся птицы, кабаны и др. Также и с картофельными полями.
— Ареалы обитания исчезающих видов – это какие районы республики? Или же они распределены по всей территории?
— Надо рассматривать каждый отдельный вид. Например, гиена полосатая. До сих пор мы не теряем надежду, что она у нас сохранилась. Поступают противоречивые сведения, что она была замечена вблизи Самура. Вот недавно к нам попал дикобраз со стороны Азербайджана. В программе «Отражение» на РГВК «Дагестан» глава администрации селения Куруш говорил: «Вот у нас есть гиены, дикобразы…» Тогда мы начали проверять эту информацию. И действительно, была сделана фотография этого дикобраза. Мы взяли под контроль эту ситуацию. Местные жители заметили его, потом рассказали об этом человеку, который мог определить, что это за животное и он довел эту информацию до нашего сведения. Из Сергокалинского охотничьего хозяйства тоже приходили сигналы об обнаружении его следов. Мы туда выезжали, и оказалось, что действительно он там был. Нам показали несколько точек, где заметили его следы. Мы все это сфотографировали.
— Получается, что сигналы о том, что какое-то животное было где-то замечено, вы получаете от местных жителей?
— Да.
— А откуда у населения такая осведомленность?! Откуда они знают, как то или иное животное выглядит?
— Они этого как раз-таки не знают. Но всегда находятся люди, разбирающиеся в этом. Выпускники биофака, к примеру. Или же охотники. Сейчас, слава Богу, по телевизору показывают много передач о животных, и люди уже знают, как они выглядят.
— Вы вели исследования в Хунзахском районе. Там есть исчезающие виды?
— Кавказский барс, который был замечен в ущелье, расположенном на границе Хунзахского, Ахвахского и Ботлихского районов. У нас есть его фотография. Есть сведения, что этот вид обитает на территории Хунзахского Матласа.
— Возвращаясь к строительству горнолыжной базы, экологическая экспертиза в Матласе проведена или же еще в планах?
— С этими вопросами обращаются в Министерство природных ресурсов. Они в свою очередь могут нас привлекать или не привлекать в качестве экспертов. А будет она проводиться, не будет – я этой информацией не владею. Но есть частные и другие организации, которые проводят такого рода экспертизы. В том числе и Институт экологии Гайирбека Абдурахманова при ДГУ.
— Вам не кажется, что логичнее будет, если экологическую экспертизу будет проводить Институт экологии, а не Минприроды?
— А почему Вы так считаете?
— Потому что сам проект строительства базы в Матласе – государственный, и заключение Минприроды вряд ли будет противоречить государственным замыслам.
— Видимо, своя правда в этом тоже есть.
— А вот горнолыжная база «Чиндирчеро». Она как-то влияет негативно на животный мир своего месторасположения?
 - База «Чиндирчеро», насколько я знаю по картам, так как я там не бывал, расположена в удачном месте в том смысле, что там мало биологических объектов. Там открытые луга. Но тем не менее сам каток и подъездные пути наверняка оказывают какое-то воздействие. Но все это нужно подробно изучать.