Апанди МАГОМЕДОВ: «Мое творчество – философия…»

А вообще-то трудно понять и осмыслить художника как творческую единицу, «не прочитав» его работы. Поэтому его участие в Международном симпозиуме «Аланика», проходившем в Северной Осетии, стало для меня неким поводом, чтобы навязаться на интервью. При входе в мастерскую я увидела дымящийся самовар, потом какие-то всевозможные заготовки, несколько картин, подносы, кукурузу, на стене работы художников М. Кажлаева, И. Супьянова, Э. Путерброта, Б. Каллаева и … в общем, я вписалась в интерьер и забыла о заготовленных мною вопросах. Так началось мое знакомство с Апанди Магомедовым.
— Так вот, значит, где обитает один из самых высокооплачиваемых художников России? (это мои мысли вслух)
— То обстоятельство, что журнал «Форбс» включил меня в список самых высокооплачиваемых художников — в какой-то степени неблагоприятно отразилось на мне. Все решили, что я очень дорогой художник, у меня ничего невозможно купить. Я уже устал от этого, раз уж думают, пусть так думают. Переубедить невозможно. В творческом плане у меня все нормально: я работаю, так же, как и прежде, меня приглашают на выставки, выезжаю за пределы республики.
— Я заметила, что вы практически единственный художник, который не обделен вниманием со стороны. Вы все больше востребованы за пределами республики.
— В Москве я чувствую себя более комфортно, может, это связано с тем, что я прожил в столице и в Московской области в целом около десяти лет: это и учеба на факультете прикладного искусства Московского текстильного института, и работа после учебы по направлению на шелкоткацкой фабрике в г. Павловский Посад Московской области. А сейчас я сотрудничаю с московской Айдан-галереей. Не знаю, обделен ли я или не обделен вниманием — я просто не зацикливаюсь на этом вопросе. Наверное, я отношусь к той категории художников, которые не останавливаются на достигнутом, а все время двигаются вперед, достигая новых рубежей в творчестве.
— Большая часть дагестанских художников, на мой взгляд, варится в собственном соку. А вы в основном проецируетесь на российского зрителя. Уровень восприятия отличается?
— Здесь надо не от зрителя исходить, а от самого художника: каков художник, таков и зритель. Я живу в Дагестане – крае с богатыми традициями, историей, своей неповторимой культурой. Все это в совокупности накладывает отпечаток на мое творчество. Если твои работы интересны, то они одинаково воспринимаются и в Дагестане, и за его пределами. Но при этом должна быть большая самоотдача. Ты должен выложиться на все 100% и даже более того. Тогда успех обязательно придет.
— Художник — это еще и философ. Ваша философия искусства, к примеру, в чем заключается?
— Вся наша жизнь – это уже «философия». Все мое творчество – философия.
— Сейчас вы мысленно отослали меня к супьяновскому жернову из проекта «Присутствие воды». А вас вроде как называют мастером рельефной живописи. Вы себя считаете таковым?
— Вы правильно заметили «рельефная живопись», а то некоторые считают, что это не живопись, а нечто другое. Я всегда делал то, что мне нравится и хочется делать, так было и с рельефной живописью. У каждого художника есть свои периоды в творчестве, так и у меня. Рельефная живопись, объекты… а завтра будет еще что-то другое, главное, не останавливаться на достигнутом, а быть в постоянном поиске. Я окончил ковровое отделение в художественном училище и отделение ткачества в институте. Это сказалось на моем творчестве и на рельефной живописи в частности. Текстильность присутствует в моих работах, и это отчасти отличает меня от других. Быть может, это даже хорошо.
— Это ваш стиль работы?
— Не хочется делать все время одно и то же, в этом таится опасность стать ремесленником, а не художником. Поэтому сейчас я в основном делаю скульптурные объекты (арт-объекты). Это пока нравится, но я не зарекаюсь, ведь, может, потом, через какое-то время, я опять займусь чем-то другим, а сейчас мой главный инструмент – это топор, материал — дерево. Если есть заказы, то охотно берусь за них: это живопись, арт-объекты, роспись на ткани (батик), гобелены. Кстати, на симпозиуме зарубежные художники сказали мне, что я больше скульптор. Хотя мне такая трактовка не нравится, потому что я не скульптор и не живописец, я просто художник.
— То есть однозначная привязка к определенному направлению вам не по душе.
— Меня это не устраивает, становится скучно, причем прежде всего мне.
— Может быть, хочется эпатировать публику?
— Никогда. В процессе творчества я отключаюсь от всего, что происходит вокруг, главное – это создать произведение, прежде всего интересное для меня.
— Тем не менее вы умеете производить впечатление, и даже в мастерской это чувствуется: вокруг масса объектов, разных по форме и содержанию.
— Вы, наверное, заметили у входа бумажные клетки из-под яиц. Я их собираю, чтобы создать инсталляцию.
— Я заметила, что многие, незамысловатые вещи как-то органично вписываются в ваш интерьер. Вон кукуруза, например, подвешена под потолком, кизяк к стене…
— … Я продолжу: тыквы, керамика, учалтаны, сахи. Да, мне нравится присутствие этих вещей вокруг меня, они создают благоприятную ауру, в которой мне приятно находиться и комфортно работается. И еще все это напоминает мне мое детство.
— В искусстве вы тяготеете к первооснове — дагестанским корням, это как форма проявления патриотизма?
— Вы, наверное, имеете в виду мой проект «Посвящение кизяку». Если бы это было еще и в форме видео вместе с инсталляциями, эта тема прозвучала бы сильнее. Я поверхностно затронул эту тему. Мне хотелось провести параллель между тем, что я видел в горах, и тем, что я делаю в своей мастерской — и создать интересный сюжет. Но это осталось идеей. Пока не знаю, претворю ли ее. Сейчас в голове много других идей. Вообще все надо делать вовремя: пришла какая-то идея — надо сделать ее.
— Иначе потеряешь к ней интерес?
— Иногда не доделываю проект до конца, оставляю на «потом» и начинаю новый… А потом завершать недоделанный бывает очень тяжело.
— Как рождаются идеи?
— По-разному. Но в основном приходят в процессе работы. Иногда, написав картину, понимаешь, что можно было написать ее несколько иначе. Но уже в следующих работах ты пытаешься реализовать свои предыдущие идеи, и так до бесконечности.
— Когда художник что-то уже сделал, к нему подходят и спрашивают, а что это такое, какой смысл вы в это вложили? Вас не раздражают такие вопросы?
— Их задают слишком часто, и я не успеваю раздражаться (смеется). А если серьезно, то стараюсь спокойно отвечать на подобные вопросы.
— Бывая на симпозиумах, иных выставках, наверное, сравниваете свой уровень с уровнем коллег. К какому приходите выводу?
— На симпозиуме мы все учимся друг у друга: во-первых, показываем, что у нас есть, во-вторых, смотрим, как и что получается у других. Каждый вечер происходят наши творческие беседы, обмен опытом. Это очень интересно.
— Случается, что в ходе обмена мыслями настолько пропитываешься чужой идеей, что через какое-то время невольно выдаешь ее за свою?
— Бывает и такое, но в конечном итоге работы все равно получаются разные. Бывает и другое, когда одна и та же мысль почти одновременно приходит к разным художникам. Есть такой известный художник Франциско Инфанте. Он работает с артефактами. В 2005 году у меня возникла мысль создавать композиции на снегу, но я не воплотил ее. Года два тому назад в Музее современного искусства в Москве проходила его персональная выставка, и я увидел эти композиции у него. Год создания этих работ – 2005-й. Причем это было сделано очень хорошо.
— Не было обидно, что не успели?
— Нет, я был восхищен его работами.
— Плагиат – обыденное явление в среде художников? Как вы к этому относитесь?
— Да, и такое случается часто. Я отношусь к этому отрицательно, зачем «сдирать» художникам друг у друга идеи, я не понимаю. Думаю, это никому не будет приятно. Причем я сам непосредственно с этим сталкивался. На выставке Арт-Москва я представлял свои работы, буквально через год на выставке другого художника тоже на Арт-Москве увидел «содранную» с моей работы композицию.
— И как с этим бороться?
— Думаю, не стоит тратить на это свои силы, надо продолжать работать. Раз ему нравится, пусть делает так. А я переключусь на другое. У меня масса еще нереализованных идей. Это как в Америке: первый есть первый, а второй, десятый или сотый – это уже не имеет значения, главное, что ты первый.
— Мне кажется, что вы больше тяготеете к архаике, чем к современности. Может, тем самым вы хотите выразить протест современности?
— Меня и Ибрагимхалила Супьянова пригласили на Международный симпозиум современного искусства, который проходил в Осетии. Получается: то, что мы делаем, имеет отношение к современному искусству, и это востребовано. А что мы берем за основу – не имеет никакого значения.
— Так все-таки гармония или протест миру?
— Гармония. Я стараюсь быть в гармонии со всем тем, что меня окружает, с тем, что находится в поле моего зрения. Я стараюсь уйти от тех вещей, которые доставляют мне психологический дискомфорт. В природе все гармонично, я это беру за основу. На симпозиуме мы с Ибрагимхалилом Супьяновым сотворили композицию возле реки из камня и дерева, это когда мы ездили в Дигорское ущелье. Мы были единственными, кто в это время работал, и это тоже наше отношение к природе. Надо быть в гармонии с тем, что тебя окружает. Если твоя внутренняя гармония нарушается, то и все, за что ты не берешься, тоже рушится.
— Вам не хотелось брать за основу своих произведений человека?
— Такого желания не возникало. Есть масса других художников, которые это делают хорошо, а я делаю хорошо то, что мне нравится делать.
— Почему основная масса молодых художников выбирает абстракцию как направление? Я уже грешным делом думаю, что это легче, нежели реализм.
— Есть художники, которые думают, что в этом направлении легче работать. Смотрят на абстракцию и говорят: «Ну, я так тоже могу». Но это далеко не так. В абстракции действуют точно такие же законы, как и в других направлениях.
Считается, что наиболее интересные художники, занимающиеся современным искусством, – это дагестанские художники. Наверное, это объясняется тем, что у нас нет устоявшейся школы. У каждого есть свой почерк. В Осетии, к примеру, уже сложилась определенная школа, выработалась определенная манера, это уже какие-то рамки, законы и, глядя на работы, можно определить, что это осетинская школа. В Дагестане много художников, причем все разные. И потом наличие школы несколько сковывает, не дает развиваться.
— Между художниками есть конкуренция?
— Наверное, есть.
— Я не в том плане: кто больше продал своих работ, я говорю о творческой конкуренции.
— Да! Я думаю, что есть. Есть еще и творческая зависть.
— Ну, вам-то скорее всего конкуренцию вряд ли можно составить. Вы уже достигли определенной планки, но нет-нет приходится отмечать, что подрастающее поколение опережает вас? Бывает так, что пришли вы на выставку некоего художника, восхитились и подумали: «А ведь мне в голову не пришла такая идея…»
— Пока нет, но в действительности очень мало художников, которые могут похвалить другого. Это распространено среди творческих людей. Есть определенный круг художников-друзей, которые могут высказать свое мнение по поводу работ, а основная масса предпочитает отмалчиваться.
— Вы, как я заметила, не скупитесь на похвалу.
— Я считаю, что ты должен сказать то, что ты думаешь, несмотря на то, испытываешь ты симпатию или неприязнь к человеку.
— Многие художники пробуют себя в дизайне. Вы этим не хотели бы заняться?
— Я являюсь членом Союза дизайнеров РФ. Арт-объекты, гобелен и т.д. – все это дизайн.
— Вас не просят поработать в этом направлении при создании дизайна в частных домах?
— Для этого необходимо тесно работать с архитектором. Работа интересная и трудоемкая. Но если будут предложения, я не откажусь.
— Сейчас художник может существовать только на свое творчество?
— Долгое время я так существовал. Почти с 1990 года по нынешнее время. А с апреля этого года я стал преподавать в институте дизайна и архитектуры. Жить одним творчеством не получается.
— Мастерскую арендуете или вам Союз художников РФ выделил?
— С мастерской мне помог Глава города Махачкалы Саид Амиров. Кстати, скоро планируется мое новоселье, перееду в новую мастерскую, опять-таки при поддержке мэра столицы. Пользуясь случаем, хотел бы поблагодарить Саида Джапаровича Амирова через вашу газету за ту помощь, которую он мне всячески оказывает.
— Я заметила на фотографиях, что на симпозиуме в Осетии вы с топором ходите. Не жалко местные деревья?
— (Улыбается) Деревья я там не рубил, это точно. Топор был главным инструментом для создания моих объектов.
— И какова судьба созданных вами объектов?
— Одну работу я оставляю устроителям симпозиума, остальные забираю с собой.
— А в Дагестане возможно проведение подобного симпозиума?
— Нет ничего невозможного. В Осетии в проведении подобного симпозиума заинтересовано правительство Осетии (лично председатель правительства), министерство культуры. Да и общественно-политическая обстановка там несколько иная, чем у нас.
— Вообще я заметила, что люди не больно-то стремятся покупать картины настоящих художников. Похоже, что ценителей искусства у нас в республике тоже немного?
— Люди не готовы выкладывать деньги за настоящее искусство. Для них это не ценность. Вот машина, это – да! Готовы отдать любые деньги, чтобы порисоваться друг перед другом. А за рубежом, наоборот, считается престижным владеть хорошей коллекцией картин. Когда этот сдвиг произойдет в сознании людей – неизвестно. Когда ты говоришь о своей работе, тебя воспринимают как заинтересованное лицо.
— Не возникало желания рвануть отсюда куда подальше?
— После окончания института я по направлению жил и работал в г. Павловский Посад Московской области. В 1988 году переехал в Махачкалу. Здесь моя родина, и здесь мне все равно комфортно работается.
— Поездка на симпозиум принесла вам моральное удовлетворение?
— Конечно. Симпозиум проходил с 20 августа по 20 сентября во Владикавказе. Он прошел под эгидой республиканского Министерства культуры и массовых коммуникаций и при поддержке Правительства Республики Северная Осетия — Алания. В нем участвовали художники из Италии, Австрии, Бельгии, Венгрии, Румынии, Москвы, Санкт-Петербурга, Краснодарского края, Дагестана, Кабардино-Балкарии и, конечно же, из Северной Осетии – всего около 30 художников.
В прошлом году из Дагестана пригласили участвовать в симпозиуме четверых художников, в этом двоих – Ибрагимхалила Супьянова и меня. Всех участников принял в своих стенах бывший выставочный комплекс “ИРТЭКС”, на базе которого будет создаваться Кавказский филиал Государственного центра современного искусства. Выставку, прошедшую в «ИР ТЭКС», планируют показать в ЦДХ (Центральном Доме художников) в Москве.
— Как ваше творчество оценивали художники из других регионов, стран?
— На симпозиуме мы присматривались друг к другу, к тому, кто и как работает. Учились друг у друга, обменивались опытом. Опыт, полученный там, для нас очень важен, потому что в симпозиуме приняли участие хорошие и известные художники, у которых можно было многому научиться и поучиться.
— В общем, вы остались довольны поездкой?
— Конечно, да. Очень доволен.