Залибек ЗАЛИБЕКОВ: «В природе ничего хаотически не происходит»

– Залибек Гаджиевич, какими исследованиями занимается ваша лаборатория на данный момент времени?
– В настоящее время тематические исследования нашей лабораторией проводятся в целях определения мониторинговых показателей, которые являются определяющими или регулирующими биологическую продуктивность и возможности ее дальнейшего рационального использования. Мониторинговые показатели мы разделяем на две группы: временные (неустойчивые) и устойчивые. К неустойчивым мы относим проводимые нами исследования в районе Терско-Кумской низменности. К неустойчивым показателям относятся содержание солей в почве, процессы затопления и иссушения, нестабильное колебание температурных показателей по отдельным сезонам года. Временные показатели определяют потенциал почвы и растений, которые могут быть использованы для производства биологической продукции. Потенциал почвы – это накопление в ней влаги и питательных веществ. Вот эти самые критерии мы определяем неустойчивыми мониторинговыми показателями. К устойчивым мониторинговым показателям относятся: минеральный состав почвы, видовое разнообразие растительного покрова, содержание обменных оснований, показатели кислотности, реакции почвы и, что самое главное, состояние процессов развития опустынивания. В этих рамках проводится наша научно-исследовательская работа.
– Чего вы достигли к настоящему моменту?
– Мы определили сроки взятия образцов и выявления протекаемых процессов засоления в почвах в зависимости от сезона года. Это называется оперативным контролем над процессом засоления. Мы определили, какой период является наиболее оптимальным для определения максимального содержания токсичных солей. Это первое, чего мы достигли. В этом году мы должны подготовить отчет по этим исследованиям. Второе – мы можем определять биологический потенциал почвы, способной ежегодно давать биомассу в зависимости от климатических и хозяйственных показателей, которые являются устойчивыми на данной территории. Скажем, среднегодовая температура, количество атмосферных осадков – в зависимости от этих стабильных показателей мы определяем, какие изменения происходят в почве. И третье, что мы установили – точность, объективность космических снимков. Космические снимки дают нам возможность определить на разных типах почв не только влажность поверхностного слоя почвы по окраске, но и химическое содержание солей и других питательных веществ. Светопередача от атмосферы к почвам и ее преломление в снимающих аппаратах снимаются по-разному, и каждая градация соответствует определенной разнице в содержании гумуса и других соединений, имеющих непосредственное отношение к плодородию почвы. Мы установили, что светопередача – это и есть передача качеств почвы из атмосферы в литосферу, из литосферы в гидросферу. Второе направление, которое нами исследуется, – почвенное и ботаническое разнообразие. Разнообразие почвенного покрова, связанное и с ботаническим ее поставом, играет очень большую роль. Если даже вы не специалист, вы поймете: вот, например, сыпучие пески или солончаки пухлые с травостоем – это чередование дает возможность работать в направлении сокращения тех участков, которые являются оголенными от растительного покрова. А потом, мы можем выделить те спектры, которые наиболее приемлемы для условий нашего региона исследования. А регион, где мы работаем, – это Терско-Кумская полупустыня, то есть Ногайский, Тарумовский и Кизлярский административные районы. И последнее, о чем бы я хотел упомянуть, – мы добились изменения в составе почвенного покрова и свойствах почв в зависимости от различий микро-, мезо- и макрорельефа. Дело в том, что в классическом почвоведении, в классическом изучении вертикальной зональности, географии почв установлено, что почва сменяется с изменением высоты местности. Скажем, в Дагестане местность должна подняться на триста – четыреста метров, чтобы произошла смена почвенных зон. В проблемных условиях мы имеем такую картину: изменение высоты даже на полметра меняет почву и ее растительный покров. Почему так происходит? При повышении на полметра увеличивается дренаж. Когда увеличивается дренаж, легкорастворимые соли уходят в грунтовые воды и подземным стоком уносятся в сторону речных или морских источников. Когда же высота понижается на полметра, идет аккумуляция солей. Поэтому изменение микро- , мазо- и мегарельефа является важным условием, и сейчас мы его выделяем как региональный признак почвенного покрова засушливых южных регионов России, которые имеют существенное различие в формировании и определении почвенного покрова. Если мы продолжим увеличение высотных отметок, на данной территории она больше полторы-двух метров не повышается, но с приближением к стыковой полосе, к предгорьям, – идет повышение, то, о котором я говорил. Все это и есть основные исследования нашей лаборатории.
– Когда я училась в школе, мы с одноклассником спорили, к какой зоне относится северная территория Дагестана. Он утверждал, что к зоне степей, а я – что к зоне полупустынь. Когда спросили у преподавателя, оказалось, что я права. Какова ваша версия, как специалиста?
– Конечно полупустыня! Что такое степь? Это черноземная почва. Степь в классическом почвоведении имеет под собой определенную характеристику: количество выпадающих осадков и количество испаряющейся влаги равны между собой. Когда количество выпадающих осадков преобладает над испарением, – это луговая степь, а когда осадков меньше, чем испарений, – это переходит в сторону сухих степей и полупустыни. У нас в северных районах выпадает триста – четыреста миллиметров осадков, испарений – семьсот – восемьсот миллиметров, поэтому они никак не могут быть зоной степей.
– Мне кажется, что сегодня вся современная наука ушла куда-то далеко в нанотехнологии, а изучению почв уделяется незаслуженно мало внимания. Как вы считаете, это так?
– Конечно, абсолютно утверждать этого нельзя, но это имеет место в жизни. Я объясню почему. Повышение почвенного плодородия и как следствие повышение урожайности почв – это процесс, занимающий от пяти до восьми лет. А засоленных почв – вообще десять – пятнадцать лет. Нанотехнологии и в целом бизнес нацелены на быстрое получение дохода. У нас рыночная экономика не имеет такой оптимальной формы, как на Западе. У нас эта форма более уродлива, что ли. У нас люди хотят разбогатеть мгновенно, не постепенно преумножать свое состояние из поколения в поколение, как в странах Западной Европы. А в этом случае земля нашего бизнесмена уж никак не может заинтересовать. Поэтому наши земельные ресурсы незаслуженно уходят на второй план, так как эффект от них не получается в кратчайшие сроки. Да и если ухудшение почв пойдет до конца, – никакой олигарх ее уже не сможет спасти. И почвовед тоже. Потому что, когда уже идет опустынивание, почва необратимо изменяется. Чтобы не допустить необратимых процессов, надо вовремя вкладывать в это деньги.
– Хотя, с другой стороны, зачем федеральным властям бороться с опустыниванием земель на Северном Кавказе, когда даже черноземные земли средней полосы России заброшены и никто не хочет их обрабатывать?
– Так вопрос может быть поставлен, но ему противостоит следующий аргумент: мы имеем сейчас наступление песков, идущих из центральной Азии. Они уже добрались до берегов Волги, Терека, Сулака. Скоро и до Махачкалы дойдут. Когда еще Магомедали Магомедов был председателем Госсовета, было постановление о борьбе с опустыниванием в Ногайском районе, потому что опустынивание привело к засыпанию песком целых домов в селах Кумри, Нариман, Уйсавган. Эти селения буквально засыпало песком. Вот это же ожидается в будущем.
– Как с этим бороться?
– С этим бороться очень просто. У нас есть национальная программа по борьбе с опустыниванием в Республике Дагестан, разработанная нашей лабораторией, нашим институтом. Эта программа предусматривает последовательное проведение фотомелиоративных и лесомелиоративных работ вдоль Прикаспийской низменности, начиная от рек Кумы и Терека и южнее и восточнее в сторону Махачкалы. Надо сажать лесополосы. Для этого у нас есть технология. Нам сказали составить национальную программу. Мы составили. Сказали, что оплатят. Не оплатили. Сказали, что внедрят. Не внедрили.
– Сколько лет назад это было?
– Шесть лет назад. Сейчас вроде как началась вторая волна, что, мол, необходимо бороться с опустыниванием, давайте нам национальную программу. А для того чтобы составить национальную программу, нужно делать новые расчеты, потому что цены уже изменились. Это дополнительная работа. А общетеоретическое положение у нас готово. Мы можем составить планы, расчеты, привести примеры, а дело остается за хозяйством. Сейчас все усложняется тем, что не существует колхозов и совхозов со своей техникой и другими возможностями а у фермеров нет таких возможностей. Да, есть арендаторы, которые сами сажают лесополосы не своих участках, но их площади ограничены. Посадки лесополос нужно провести в республиканском масштабе. Те лесополосы, посаженные в советское время, стали непригодны.
За ними нет ухода. Они стравливаются, изнашиваются, высыхают.
– А как вы считаете, эта новая волна так и уйдет, оставшись только волной, как прежняя?
– Мне кажется, при такой постановке – уйдет. Серьезной постановки нет. У нас серьезные постановки только по поводу заработков, бизнеса и сиюминутных интересов, а вот о завтрашнем дне никто не думает. Стратегию подхода к природным явлениям необходимо нам менять. Это должно быть самой главной стратегией. А говорить, конечно, это одно дело, а что-то еще при этом делать – совершенно другое.
– Журнал, который издает ваш коллектив, он тоже на эту же тематику?
– Да, он называется «Аридные экосистемы» и посвящен тематике борьбы с опустыниванием. Я немного расскажу об истории этого журнала. В самом начале 90-х годов, после распада СССР, я работал директором нашего института и был членом Координационного совета по борьбе с опустыниванием. В советский период Туркмения издавала журнал «Освоение пустынь». Когда Туркмения отделилась от СССР, они сказали, что проводят последнее совещание по борьбе с опустыниванием, и чтобы Россия уже дальше сама искала другие формы этой работы. Я, не долго думая, взял инициативу в свои руки, поднял этот вопрос в отделении общей биологии, здесь в президиуме, на ученом совете, в республиканских учреждениях. Везде я нашел поддержку в том, что нам надо создавать свой печатный орган по этой проблематике и научный совет. То есть мы заняли освободившуюся нишу и с 1994 года издаем этот журнал. В нем три раздела: системное изучение аридных экосистем, отраслевые проблемы засушливых земель и проблема внутренних водоемов засушливых территорий. Журнал имеет большую популярность за границей («Arid Ecosystems»). Он занимает четвертую позицию в мире среди академических журналов. Выходит четыре раза в год. Причем за границей у него больше подписчиков, чем в России. В России его выписывают больше семидесяти человек. А за границей – больше ста.
– А каков статус журнала? Он общероссийский?
– Да, общероссийский. И даже международный. Его учредителем является наш институт, а издает его Международная Ассоциация издательских компаний.
– Основные направления ваших исследований, о которых вы рассказали в самом начале, как-то пересекаются с изучением Каспия?
– Прямых исследований по Каспию у нас нет, но, поскольку его воды затапливают прибрежные территории, идут циклические затопления с периодичностью в сто, пятьдесят лет. Мы изучаем типы затоплений и их влияние на почвенный и растительный покров. А как таковые процессы, происходящие в Каспии, наша лаборатория не изучает, а в институте – конечно, да.
– Вот у нас несколько дней подряд пошли дожди, и люди снова заговорили о том, что наши реки затопят прибрежные территории. К этим разговорам стоит относиться серьезно?
– За последние пятьдесят лет идет повышение температуры на 0,1, 0,2, 0,3 градуса. Сейчас, по сравнению с показателями пятидесятилетней давности, среднегодовая температура в Махачкале выросла на три градуса. Ученые предполагают, что это повышение будет продолжаться еще пятьдесят лет, но в последующем столетии пойдет на убыль. То есть будет похолодание. А увеличение и уменьшение количества осадков – это обычное природное явление. Не надо просто строить дома близко к берегу. И кошары тоже. Мы просто сами себя неграмотно ведем в хозяйственном отношении. На Земле каких только процессов не происходило: разделялись материки, водоемы, землетрясения были.
– А невероятный шум про глобальное потепление стоит вообще воспринимать всерьез?
– Это надо воспринимать как естественный климатический цикл. Но есть географы, которые считают, что это связано с увеличением численности населения. Но в истории есть случаи, когда сто-двести лет идет повышение температуры и сто-двести лет – понижение. В природе ничего хаотически не происходит. Это у нас в головах что-то неправильно сидит. В природе все сидит на месте. На сколько температура повысилась, на столько должна и понизиться. Природа не потерпит неравновесия. Сейчас мы находимся в одной из геологических эпох Земли. Это история Земли! А эти истерии – это разговоры обывателей, что, вот, жара, спать стало невозможно! Они просто не знают, что были времена, когда было намного жарче.
– То есть нам еще пятьдесят лет терпеть жару?!
– По крайней мере, я так считаю. Мы занимаемся почвами, а ведь почва тоже имеет свой климат, поэтому в этом плане мы близки к климатологам. А природа ведет себя очень строго, и она не подведет. Все нормально.
– Природа-то и ведет себя адекватно, по сравнению с людьми! Спасибо вам за беседу и за то, что успокоили и не подтвердили наших опасений.