И, наверно, приезд в Махачкалу творческого интеллигента, русского человека, актера Тамбовского театра, в условиях всепоглощающей бытовой и информационной агрессии в целом по стране к кавказцам и дагестанцам в частности, можно расценивать как героизм. Я представляю Вам беседу с многогранной личностью, творческим человеком, актером, драматургом и художником Андреем Кружновым, который по приглашению главного режиссера Русского театра
им. А. М. Горького Скандарбека Тулпарова стал актером Русского театра.
– Андрей Эдуардович, все-таки как так получилось, что Вы приехали работать в Дагестан?
– Дело в том, что у нас в Тамбовском театре около года работал Мавлет Тулпаров. По его приглашению я приехал сюда. Я считаю его талантливым человеком, хорошим, глубоким режиссером. И, в первую очередь, конечно, я ехал к человеку. Потом я уже познакомился с республикой, с городом. Пока я не успел ничего сыграть. Сейчас только ввожусь. Акклиматизируюсь, так сказать.
– И как проходит акклиматизация?
– Нормально. Мне сказали, что у вас в этом году впервые море замерзло. Я приехал 15 февраля – море было замерзшее.
– Вы, наверно, уже успели познакомиться с труппой. Как Вам наши актеры?
–Да, конечно. Актерский мир достаточно тесен. Знакомая актрисы из дагестанского Русского театра, оказывается, работает в Тамбовском театре. Однокурсник актера вашего Русского театра Володи Мещерина, актера Русского театра, тоже работает в Тамбовском театре. Я сам работал в Ивановской области, в Кинишемском театре, в Москве в колледже искусств на театральном факультете семь лет преподавал мастерство актера и сценическое движение. Везде находишь знакомых актеров: с кем-то где-то пересекался или есть общие знакомые. Я не приехал в чуждую мне среду. Допустим, Володя Мещерин приезжал к нам на фестиваль в Тамбовский театр. Мы с ним там виделись. Ну, и Мавлет, конечно. Мы с ним уже поработали вместе. Он знает меня как актера, в принципе, поэтому и пригласил. Если бы он не знал меня как актера, не стал бы приглашать кота в мешке. Мы с ним вместе делали проект «Советские Штаты Америки», который участвовал здесь на фестивале. Сейчас тоже готовим еще один проект – моноспектакль. Я реализовываюсь как драматург и, думаю, что и дальше буду реализовываться. Может, ваши горы вдохновят меня.
– Ну, кроме махачкалинской горы Тарки-Тау, Вы успели увидеть другие наши горы?
– Нет, я пока еще никуда не ездил. Было холодно, поэтому дагестанских красот я пока еще не видел.
– В Вашей биографии мне показалось интересным то, что Вы сначала окончили режиссерско-театральное отделение Тамбовского филиала Московского государственного университета культуры и искусств, а через четыре года поступили на отделение драматургии факультета литературного творчества Литературного института
им. А. М. Горького. Получается, что Вы сначала попробовали себя как актер, а потом появилось желание уже самому писать пьесы?
– Сейчас объясню. Я такая своего рода полиартистическая личность. У меня отец актер, мать – режиссер народных театров. Я вырос в театральной семье. Как говорится, из-за кулис, когда был еще маленьким карапузом, смотрел, как папа бегает по сцене в трико, белых лосинах, машет какой-то шпагой и играет Шекспира. А еще были театральные художники, которые рисовали мой портрет, здесь же были и драматурги – все в одном котле. Когда я начал писать, то начал со сказок и стал их же оформлять.
– Вы – драматург, актер, художник. Но кем Вы себя считаете прежде всего?
– В первую очередь, конечно, я актер. Вы, наверно, знаете, что «художник» по-английски – artist, то есть по-нашему – артист. Артистизм помогает человеку в других различных искусствах. Например, артистизм помогал Диккенсу писать повести. Когда он закрывался и писал (это из воспоминаний его домочадцев), они смотрели в замочную скважину и видели, что Диккенс перед зеркалом играл то мистера Пиквика, то еще кого-то.
Мне еще педагог из театрального института сказал: «Андрей, Вы в первую очередь актер, а потом уже все остальное, поэтому развивайте себя как актер».
– А графику Вы пишете просто для себя?
– Нет, почему? Мне это помогает. Я, кстати, нарисовал, несколько картин – впечатления о Махачкале в феврале.
– А какие это были впечатления, можно узнать?
– Ну, я приехал: море замерзло, холодно…
– А Вы, наверно, думали, что едете на юга!
– Да, да! А мне Мавлет еще говорил, что у вас тут тепло. А я как раз до этого был в Индии, там температура плюс двадцать четыре, солнце, бананы, как говорится. Приезжаю оттуда в Махачкалу – море белое! И думаю: вот это ничего себе! Ледовитый океан какой-то (смеется).
– А сам город какое на Вас произвел впечатление?
– Хороший город, интересный: с одной стороны гора, с другой – море. Я у вас был в сентябре, на фестиваль приезжал. Тогда было еще тепло, и в море купались, я помню, 19 сентября. В Тамбове уже в такое время не купаются, если только те, кто закаляется.
– Вы приехали сюда работать на какой-то короткий срок или же планируете остаться надолго?
– Я хочу долго тут работать! Я приехал не как сезонный рабочий или гастарбайтер (смеется).
– Вы связываете с Махачкалой какие-то проекты, которые хотели бы здесь претворить в жизнь?
– Конечно! И жену хочу сюда перетащить! Я планирую работать по полной программе, как я работал в Тамбовском театре. Бывший главный режиссер Тамбовского театра Никита Андреевич Ширяев называл меня «человек-театр», потому что я в театре работал по нескольких специальностям. Когда я пришел из армии молодым 20-летним парнем, я работал в театре бутафором-декоратором. Потом я работал художником-постановщиком и поставил четыре спектакля как художник-постановщик, художником-оформителем, заведующим литературно-драматургической частью. Какое-то время, полгода, даже проработал главным администратором в театре (смеется). Вел студию в Кинишемском театре, педагогом вспомогательного состава при Театре молодых актеров – педагогом по пластике и по мастерству актера. Семь лет преподавал мастерство актера и сценическое движение в Колледже искусств в Москве.
– Сколько сыгранных ролей на Вашем счету?
– Не так чтобы много. Может быть, из-за того, что я слишком много то писал, то рисовал, ставил пластический спектакль по «Одиссее» Гомера, по своей пьесе «Русалочка». А так, конечно, у меня есть роли в Островском, Шекспире, Чехове.
– Но, просматривая Ваш сайт, у меня сложилось такое впечатление, что Вам близки сатирические жанры.
– Может быть, это связано с тем, что мой отец работал актером, потом ушел из театра и работал в Тамбовской областной филармонии, работал с известным администратором, продюсером Андреем Смольным, который в свое время продюсировал и Александра Маслякова с его КВНом, и известного исполнителя Рината Ибрагимова. Отец работал конферансье, читал юморески Аркадия Райкина. Я помню, когда еще пацаном маленьким ездил с ним на концерты и смотрел его выступления как конферансье, юмориста, пародиста. Во мне это, видимо, осталось. Я, наверно, тоже не с потолка стал вдруг эти пародии читать – все идет с детства. Когда, пожив год в Америке, я вернулся в Тамбов, и мне предложили ездить с концертами по России, я с удовольствием согласился. Выступаю с концертами больше десяти лет.
– Вы ведь и автор пародий, с которыми выступаете?
– Не обязательно. Не всех. Я много читал и Петросяна, и Шифрина. Единственное, я переделывал их под себя или, допустим, Шифрина читал от имени Шифрина.
– А что больше интересно современному зрителю: классика или постановки по пьесам современных авторов, написанным на злобу дня, может, политическая сатира?
– Вопрос, конечно, интересный! Когда котлета не прожарена, нужно очень много хорошего соуса. По отношению к юмору, комедии – да, там можно давать что-то «непрожаренное», что-то глуповатое, плосковатое. Плохо сделанная юмористическая вещь «проскакивает» легче, драма или что-то классическое. Тут уже нужно больше глубины и профессионального мастерства, чтобы зритель это «скушал» и ему было приятно. А это огромная ответственность: поставить, допустим, Островского, которого ставили много раз великие режиссеры, чтобы зрителя «зацепило». Для этого нужен талант. И я не очень понимаю режиссеров, которые считают, что они обязательно должны поставить, к примеру, Чехова, но могут поставить так, что Чехов в гробу может перевернуться! Для меня главное не то, что ты делаешь, а как ты это делаешь. Об этом еще говорил гениальный актер Михаил Чехов. Если ты гениален, то ты можешь поставить телефонную книгу, и это будут смотреть. Поэтому я не понимаю режиссеров, которые пытаются «вылезти» за счет Чехова, Островского или Шекспира, не задумываясь о качестве постановки.
– Вам комфортнее, когда Вы играете какую-то роль в спектакле вместе с другими актерами, или в моноспектакле?
– Вообще, моноспектакль – это искусство для отважных актеров. Не помню, кто сказал. Ты выходишь, как на ладони, никем не прикрыт, и должен держать на себе внимание зала час-полтора. И тут ни за кого не спрячешься: ни за партнера, ни за декорацию, ни за режиссерские уловки. Даже когда ты играешь в дуэте, ты можешь «спрятаться» за партнера, даже если твой партнер играет хуже тебя, и ты тянешь на себе спектакль. Все равно тебя будут оценивать, сравнивая с твоим партнером: мол, вот, по сравнению с ней, он ого-го! Или, если у тебя сильный, хороший партнер, он может тебя прикрыть. А в моноспектакле ты один, и оценивают только тебя. Мой моноспектакль «Советские штаты Америки» (наш совместный проект с Мавлетом Тулпаровым) шел два сезона. Для провинциального театра это вообще рекорд. Обычно, моноспектакль идет раз, два, и потом уже идет в архив. Тут многое зависит от того, какой материал ты выберешь. Важны три вещи: актуальность материала, личность автора, актера, режиссера и талант.
– Как Вы считаете, человек обязательно должен прочитать пьесу, на которую он идет в театр? Я сужу по себе: если я не читала, я не могу смотреть. Это касается и экранизаций художественных произведений, и исторических фильмов: если я не читала книгу или не имею никакого понятия об исторических событиях, я не смогу воспринять это. Мне почему-то кажется, что я, прежде чем смотреть, заранее должна быть готова. Даже премьера этого месяца «Белая гвардия». Если б я не читала, я бы не смогла смотреть.
– Наверно, это все-таки зависит от произведения. Если это «Белая гвардия», то хорошо бы прочитать и пьесу, и сам роман. Так же, как и «Мастера и Маргариту».
– Это не зависит от актерского или режиссерского мастерства?
– Это зависит от интеллектуального развития самого зрителя, от его цели, чего он хочет. Ведь когда Вы идете в театр смотреть или включаете телевизор, Вы смотрите на это как профессионал. А кто-то просто хочет развлечься, и ничего не надо ему читать: ни «Белую гвардию», ни «Доктора Живаго». Это все зависит от покупателя, как говорится. Вы идете на рынок. Либо купить классный компьютер, и вы должны в нем разобраться, понять, четырехъядерный он или еще какой-то, либо вам нужна обычная «пулялка».
– В случае с театром тоже так?
– Вообще, я считаю, театр призван поднимать культурный уровень жителей города. Очень меняется культурный уровень населения, когда в городе исчезает драматический театр. Это не только мои наблюдения, но и наблюдения многих людей.
Я для себя делю зрителей на три части. Есть элитный зритель, средний зритель, то есть широкий круг, и есть периферийный зритель – аудитория «Дома 2», всяких «Букиных», «Пупкиных» и т.д.
– Вы семь лет преподавали в Москве. В Дагестане, наверно, единственное место, где обучают актеров – актерское отделение факультета культуры Дагестанского государственного университета. Если бы вам предложили преподавать здесь, дагестанским студентам, Вы бы согласились?
– Это ответственное предложение. И потом, я, наверно, должен сначала освоиться здесь. Преподавание отнимает много сил, времени, и как я должен его распределить с театром. Мне скажут: «Ты вообще, зачем приехал сюда: играть или преподавать?» (смеется).
– То есть надо выбирать одно из двух? Когда преподавали в Москве, Вы параллельно не играли?
– Нет, я не играл. Был, конечно, период, когда я преподавал два раза в неделю, и у меня было свободное время работать еще где-то. А были периоды, когда я практически чуть ли не каждый день преподавал. Все зависит от загруженности, и чтобы это было не в ущерб театру. А иначе Мавлет мне скажет: «Ты что, сюда приехал преподавать?!».
– Есть мнение, что актер театра и киноактер – это две совершенно разные профессии и что каждому лучше оставаться в своих рамках: театра или кино.
– В кино я снимался мало. В каких-то эпизодических ролях. У меня есть друзья, коллеги, однокурсники, которые снимаются в кино. Я бы не сказал, что они говорят, что там какая-то особенная специфика. Нет. Просто надо уметь чувствовать камеру. Я знаю, что актер, пришедший со сцены на киноплощадку, будет в большом плюсе, потому что, если ты играешь главную роль, два часа не сходишь со сцены и держишь внимание зрителя, – это уже дорогого стоит. Ты уже, как говорится, асс, пилот высшего класса. И я видел актеров, которые никогда не играли на сцене, всю жизнь снимались: попав на сцену, они выдыхаются. В кино актер сыграл эпизод – расслабился, потом снова эпизод. Это как бег на короткие и длинные дистанции. Киноактеров я бы, наверно, сравнил с бегунами на короткие дистанции. Многие известные кинорежиссеры ставили и в театрах, чтобы держать мастерство. Они сами говорят, что театр – это кузница актерского мастерства. Выйти с киноплощадки на сцену очень тяжело, а сыграть на киноплощадке, придя со сцены, гораздо легче.
– Прямо как нас, журналистов, учили, что пишущий журналист всегда сможет работать на телевидении, а телевизионщик никогда не сможет писать.
Вы работали в разных городах, много поездили по стране и у вас есть возможность обобщать. Как Вы оцениваете сегодня провинциальный театр в России? Понятно, что есть моменты, в которых он объективно отличается от столичного, но если говорить о сути…
– Во-первых, он отличается по финансовым делам. Во-вторых, в России провинциальный театр ущербен. Какое-то ощущение ущербности: вот есть столичные театры: Москва, Петербург, а мы тут, в Тамбове, Кинишме, Рязани – сбоку припека. Самое плохое то, что отношение властей такое же. Мол, есть Большой театр, Малый театр, МХАТ, а вы тут болтаетесь – и болтайтесь. А ведь театр, библиотека, музей – это градообразующие предприятия. Убрать их – и все, город разбежится. Он станет просто большим селом.
– Получается, что Вы осознанно приехали работать в Махачкалу, работали в Тамбове, в Ивановской области, хотя имели возможность работать и в Москве.
– Как сказать… Осознанно, не осознанно… Получилось так, как получилось. Я не могу сказать, что я осознанно планирую свою жизнь. Не зря говорят: хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Поэтому, я Бога стараюсь не смешить, далеко не загадывать. Я не планировал оказаться в Москве, я не планировал оказаться в Америке, я не планировал поехать в Индию, у меня никогда не было никаких планов когда-нибудь оказаться в Махачкале. Так складывается – и все. Я встретил Мавлета, Мавлет предложил, я поехал. Откуда я знал, что так будет?! А вообще, я Рыба. Она какая? Течение изменилось – она хвостом вильнула и поплыла.
– Многие на Вашем месте могли бы сказать, что приехали с высокими целями, поднимать театр, бороться за сверхидею!
– Я считаю, что это не очень искренне. Так, скорее всего, какие-то политические дивиденды себе зарабатывают.
– На своей странице в одной из соцсетей Вы написали: «Все происходит слишком медленно, чтобы стать заметным, и слишком все заметно, чтобы быть удивительным». Что Вы хотели этим сказать?
– Как раз об этом. О судьбе человека, о том, что происходит в стране. Многие кричат, что, вот, электорат Путина был такой-то, а вырос так-то… Вот, Вы мне сказали: «А Вы бы не хотели преподавать?». А чем это для меня отзовется через неделю, через две, через месяц? Я же не знаю. Есть подводные течения. У англичан есть такая хорошая пословица: тихие воды текут очень глубоко. Мы не знаем, когда они всплывут и что они вынесут с собой.
Кто-то говорит: «Кризис! Кризис!». А как он на нас, простых людей, влияет? Ракушке, лежащей на дне, все равно, что сейчас цунами. Сын моего педагога по сценической речи живет в Америке. Я сам жил в Америке, поэтому понимаю, о чем он говорит. И вот когда она разговаривала с ним по скайпу, спрашивает сына: «Сынок, ну как же ты там живешь?! У вас же там кризис!». Он смеется и говорит: «То, что у нас кризис, у вас называется процветание» (смеется). Все в мире относительно.
– Расскажите о Вашей жизни в Америке.
– Вот, тоже судьба! Откуда я знал, что Бен Ладен там взорвет эти два близнеца. Мою визу я мог продлять года на два, на три как минимум. Но он взорвал, и я попал под ножницы – тут взорвал Бен Ладен, а впереди Олимпиада в Солт-Лейк Сити. И они стали расчищать, всех высылать обратно. Даже тех, кто приехал со студенческими визами. А так, не взорвал бы Бен Ладен, может, я бы там и болтался. Я тогда как раз уже договорился о работе конферансье в русском ресторане в Кливленде. Сейчас, может, работал сейчас для русских эмигрантов в каком-нибудь ньюйоркском ресторане (смеется).
– Многие люди так устроены, что свои успехи они связывают с тем, что вот это потому, что я такой умный и хороший. А в случае неприятностей или когда делают неправильный выбор, винят во всем судьбу.
– Есть люди, которые в жизни отдыхают. Вот такой человек родился, и свыше как бы говорят: «Его не трогайте». Я верю, что человек реинкарнируется, что он не один раз появляется в этом мире. В этом понимании, я, наверно, ближе к буддистам. Сегодня ты отдыхаешь, мы тебя не заставляем, сам выбирай себе судьбу. Есть люди, которым предоставляется узкий коридор: ни шагу влево, ни шагу вправо, ты должен это сделать и идти по этому пути! Это твой крест, и ты обязан нести его до самого конца! И есть люди, которым предоставляется выбор между этим и тем, как в джазе квадрат: тебе дается такой квадрат, своего рода футбольное поле. Ты можешь в нем как хочешь играть, но за его пределы выходить ты не имеешь права. Я, видимо, отношусь к последним.
– Не боитесь интриг или зависти со стороны нового коллектива, что, мол, вот, приехал из Тамбова, по персональному приглашению?
– Нет, этого нет и, думаю, не будет. Мавлет сам говорит, что есть такая проблема – в театре очень мало русских актеров. Я пришел смотреть Островского, и был поражен, что Островского играет черноволосый колоритный дагестанец (смеется). Поэтому, не думаю, что я чье-то место занял.
– Вы пока не успели ничего сыграть на сцене Русского театра? Когда состоится Ваша, так сказать, премьера?
– Меня собираются ввести в «Дорогую Памелу». Я играл ее и в Тамбовском театре. Вставной эстрадный номер. Там я читаю пародию на Жириновского, Новодворскую, Шифрина и т.д. Потом меня будут вводить в чеховскую «Дядю Ваню», «Без вины виноватые». Это на первое время, а дальше видно будет. Кстати, мой моноспектакль «Советские штаты Америки» мы собираемся и здесь играть, и возить его на гастроли.
– Так как номер газеты выходит в день Восьмого марта, не могу не спросить, что бы Вы пожелали дагестанским женщинам?
– Я заметил, что дагестанские женщины очень статные, красивые шатенки. Мне даже жена сказала: «Ты смотри, не влюбись там!» (смеется).
Я бы пожелал оставаться такими же обаятельными и красивыми, какими я вас увидел в первый раз. Но в первую очередь, внимания и уважения со стороны мужчин. Может быть, я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что восточным женщинам со стороны мужчин не хватает именно уважения и внимания.
– Спасибо большое за поздравления и интересную беседу. Желаем Вам творческих успехов на сцене нашего театра. Будем ходить на постановки с Вашим участием!
