Тот, кто уважает свой род, дорожит своей историей и культурой, поймет, отчего такая боль в моем сердце. Наш аул кузнецов-оружейников был известен на весь Восток как минимум с VII века. Историки утверждают, что в свое время Амузги входил в состав средневекового государства Зирихгеран, который, прежде всего, был известен искусными мастерами. Кроме Кубачи и Амузги, в вольное общество Зирихгеран входили также соседние сельские союзы – Кала-Корейш, Мулебки, Харбук, Урцаки, Шири.
Если посмотреть издалека на Амузги, то можно увидеть, что оно расположено на выступе трехгранной скалы. Название нашего аула «Амузги» историки чаще переводят – дословно – как «три холма» или «треугольник». Но думаю, это не совсем верно. Я не специалист по этимологии, но мне кажется, что Амузги означает «три грани». В честь трех граней клинка, я думаю, и был назван целый род, в селе ведь почти все друг другу родственники. Название села, мне кажется, произошло от нашего ремесла.
Осматривая село, легко заметить, что и сегодня южная сторона Амузги открыта, а с северной оно закрыто крепостью. Крепостная стена, полукругом огибая село, вместе с оборонительными башнями раньше делала Амузги неприступным. А как же! Высота стены, помню с детства, была с трехэтажный дом, но, говорят, раньше она еще выше поднималась. Войти в село можно было только из верхних или нижних ворот. Открывались они с восходом солнца, а закрывались – с закатом. И после полуночи в село уже никого не впускали. По большому счету Амузги было похоже на маленькое государство. Земляки мои по своим адатам жили испокон веков, за обычаи держались. Даже жениться или выходить замуж полагалось только за своих.
Предки мои, знаете ли, были людьми гордыми. Так что даже маленькую речушку, которая течет далеко внизу в ущелье, они величаво прозвали Большой рекой – Кула-геб. В реке водилась форель, да и много другой рыбы. Слева возвышается гора – Вархила. На ее склонах обитали кабаны, косули, зайцы, куропатки и медведи.
Слышал, что история Амузги раньше писалась на полях Корана и что долгое время эта священная книга находилась в селе. Но во время трагических событий – когда амузгинцев выслали в Чечню, – ее спрятали в одной из пещер. Очевидцы рассказывали, что на ее страницах хранилось много сведений о быте, традициях и о мастерах-амузгинцах. Я долго искал эту книгу, но так и не нашел. Говорят, что она, к счастью, не потеряна и у кого-то из наших земляков хранится. Знать бы у кого…
Однако ждать и надеяться, что найдутся эти старые записи предков, я не мог и не стал. Это не в моем характере. Мне всегда очень хотелось знать историю нашего села, оттого ходил я по музеям, расспрашивал историков, культурологов. Что-то об Амузги и о мастерах, конечно, рассказывал мне отец, что-то услышал в детстве от бабушки и деда, ну и, разумеется, читал много книг.
Так вот один средневековый арабский исследователь пишет, что Амузги более четырех тысяч лет. О древней истории нашего села некогда свидетельствовала и надпись на камне в стене крепости. Так говорили старики. Сейчас этой надписи уже нет, и убедиться в достоверности их слов мы, к сожалению, не можем. Но с детства я помню, что когда путешественники спрашивали у стариков, сколько же лет Амузги, они всегда отвечали: «Тысяча, две – не знаем точно, но уверены, что Амузги древнее города Дербента».
Жители нашего селения скотину никогда не пасли и торговлей не занимались. По рассказам аксакалов, до середины прошлого века и землю мои предки не пахали. Да, собственно, и земли в окрестностях Амузги почти не было – вокруг лоскутки полей и дикие скалы. Затерянный в горах аул предки превратили в неприступную крепость. Поверьте, им было что оберегать от чужого глаза. Высокие каменные стены надежно защищали не только людей от набегов чужестранцев, но они также оберегали знания и умения, которые на протяжении многих веков кормили наших оружейников.
На Кавказе амузгинскую сталь издревле приравнивали к дамасской и удивлялись прочности лезвий их кинжалов и сабель. Некоторые мои земляки то ли в шутку, то ли всерьез считают себя потомками греческих кузнецов, пришедших в Дагестан с одним из величайших полководцев мировой истории Искандером Зулькарнайном – «Двурогим». После смерти Александра Македонского в IV веке до нашей эры, когда его держава стала разваливаться, они якобы и осели в Стране гор. Может, в этом есть своя правда, и амузгинцы в прошлом были греками. Не знаю.
Мне не менее интересной кажется другая история, связанная с нашими предками и северными народами. В древней Европе самым прославленным оружейником, по преданиям, был кузнец Виланд. В скандинавских сагах рассказывают, что слава о нем дошла до сурового шведского короля, и одиноко жившего в глуши чудо-мастера захватили в плен слуги правителя. Виланд жил во дворе и ковал для короля мечи. Как часто в жизни бывает, служивший давно королю придворный оружейник позавидовал славе знаменитого кузнеца-чужестранца и вызвал его на соревнование. Виланд, приняв вызов, несколько недель ковал свой меч и, когда он был готов, решил испытать оружие. Кузнец без особого труда разрубил мечом мешок, набитый шерстью. Камень величиной с быка от его удара также легко раскололся пополам. Испытания, как рассказывают легенды, на этом не закончились. Потом Виланд воткнул меч в ручей, а его помощник пустил гусиное перышко сверху вниз по течению. Скоро легкий ветерок прижал перышко к лезвию меча, и оно тут же рассеклось надвое. Однако мастер остался недоволен своим творением.
Виланд решил ковать новое чудо-оружие. Кузнец знал, как его изготовить: накануне ему приснился вещий сон. Свой острый меч он порубил на мелкие кусочки и, к удивлению придворных, с хлебным мякишем дал проглотить гусям. На следующий день Виланд собрал помет птиц, отделил от него обработанные гусиным желудочным соком стальные опилки и сварил из них меч. Мастер назвал свое оружие Миммунгом – «совершенным». Кстати, современные исследования показали, что поверхность стали в гусиных желудках насыщается азотом и повышает ее твердость даже больше, чем традиционная цементация.
На состязаниях победил Виланд. Он положил свой чудо-меч на голову противника, облаченного в шлем и панцирь. Лезвие меча было настолько острым, что разрезало шлем пополам, словно воск. Жадному королю меч Миммунг понравился. Он не захотел отпускать талантливого кузнеца и, чтобы Виланд не бродил по свету, а работал на своего хозяина, приказал слугам подрезать ему подколенные сухожилия. Много лет жил в неволе мастер, ковал для короля мечи. Но однажды, выбрав удобный момент и жестоко отомстив королю – убив его детей – кузнец Виланд убежал из дворца и унес с собой волшебный меч.
Почему я так подробно пересказываю истории из скандинавских саг? Не только потому, что там рассказывают о жизни великих кузнецов-оружейников, пусть даже из далеких северных стран. Герой скандинавских саг великий Виланд, по преданиям, учился кузнечному ремеслу у мастеров, живших в кавказских горах. Ремеслом своим мои предки занимались не первое столетие и, не исключаю, что описанные в скандинавских легендах события происходили в наших горах, возможно, и в Амузги.
Бесспорно одно – с древнейших времен в каждом доме в Амузги была кузница, а в ней горн, раздуваемый вручную мехами. В центре кузницы – наковальня, возле нее две ямы: в одной сидит кузнец, а в другой его помощник. Вокруг них под рукой нехитрые инструменты: молоты и молоточки, напильники, зубила, деревянные бруски с углублением для клинков, щипцы, точило. Интересно, что наковальня располагалась на уровне пояса мастера. А мастером, можно сказать, был каждый амузгинец. В нашем ауле были мастерские одной семьи, были мастерские тухума, или рода. Трудились всей семьей, но каждый занимался своим делом. Дедушка или отец – старший мастер, жена – молотобоец, а дети, внуки и старики качали меха, шлифовали клинки и точили их.
Начиналась работа мастера с первыми лучами солнца, завершалась поздно вечером. Дело, как вы понимаете, находилось для всех, никто не бездельничал. К примеру, мой родственник Абдусалам Азаев, будучи человеком слепым, в работе не уступал зрячим: выбирал канавки и занимался холодной ковкой. Научившись ремеслу с малых лет, он работал на ощупь. Ведь он потерял зрение, но не знания и не руки. Так вот что хочу сказать: руки даже незрячего мастера могли прокормить его и его семью. «Умелые руки – самое надежное богатство», – говорили аксакалы. Бездельников в селе не уважали, поэтому каждый по мере сил принимал участие в трудовом процессе.
Работа, конечно, была очень трудоемкая: на выработку сабельного клинка уходило до десяти дней, но все делали на совесть. И каждый кузнец, используя маленькие хитрости и секреты, старался ковать свое изделие лучше соседа. Один мастер умел передавать различные оттенки стали, у другого хорошо получался рисунок «дамаска», а третий знал, как сочетать при сварке разные сорта металла. Разумеется, служили такие клинки вечно.
Земли у амузгинцев, как я говорил, почти не было, так что даже их водяные точильные станки находились на окраине соседних сел. Если в других селах на реке обычно строили мельницы, то мои земляки там ставили точильные станки – хина-чер. Простое, но очень удобное приспособление: на одной оси сажали горный камень, а на другой – барабан с лопастями. Сверху на этот барабан лилась вода, которую по желобку подводили от реки. Вода падает на лопасти, камень крутится, и точили на нем клинки. Скорость вращения точильного колеса можно было регулировалась за счет уменьшения или увеличения потока воды в желобке.
Интересно, что у каждого мастера было свое точильное колесо. И после работы их, обычно, прятали в ущелье. Правда, все знали, где они лежат, но никто никогда чужие инструменты без разрешения не брал.
Работа у реки кипела с марта и до октября, пока совсем не похолодает. У точильных станков всегда выстраивались очереди, работа не прекращалась ни на час. Днем там работал один человек, ночью два. И если первый точил клинки, второй разводил для тепла и света костер. Поддерживали огонь всю ночь, пока не завершится работа, потом приходили другие мастера.
Даже в сильный дождь они не переставали трудиться. Земляки нашли оригинальный способ спасаться от непогоды: на склонах наших гор росли гигантские лопухи и их мастера использовали вместо фартука и зонтика. В общем, получался практичный костюм из листьев!
Представьте себе: пока одни шлифовали и точили кинжалы на точильных станках на берегу реки, другие от рассвета до заката в кузницах ковали все новые и новые клинки. За день мастер делал два кинжальных лезвия. За пять дней, соответственно, десять. В селе производили и продавали столько холодного оружия, что позволяло многим амузгинцам жить в достатке. Широкий спрос находила и бытовая утварь, которую также талантливо ковали мастера: ножи, топоры, мотыги, серпы, замки, подковы, гвозди и иголки.
Конечно, блоху, как Левша, амузгинцы не брались подковать. И вовсе не потому, что трудно, а потому что не видели в этой затее пользы. Зато, если нужно, в своих полутемных дедовских кузницах земляки ковали даже хирургические инструменты.
Это – не легенда, а реальная история. В разгар Кавказской войны в Дагестан приехал военный хирург Николай Иванович Пирогов. Здесь он, как известно, в полевых условиях впервые в мировой медицине с большим успехом применил эфирный наркоз, крахмальную повязку для фиксации сломанных костей и обработку ран йодной настойкой. Он спас сотни, а может, и тысячи жизней.
Николай Пирогов был настоящим врачом-гуманистом. При осаде дагестанского аула Салты он по просьбе имама Шамиля, несмотря на предупреждения генерала Воронцова об опасности, поехал к «дикарям», оперировал и лечил раненых горцев. Один из них – тяжело раненый наиб Махулав – отказался от эфирного обезболивания, назвав его «шайтанским». Характер наиба соответствовал его имени – «Махулав» в переводе с аварского – «железный». Пришлось русскому хирургу ампутировать стойкому горцу раздробленное бедро без всякого наркоза. Рассказывают, что во время операции в руках хирурга сломалась ампутационная пила, но Пирогов сделал все, чтобы спасти горца от гангрены.
Пройдет время и наиб Махулав после выздоровления, презрев реальную опасность быть убитым, прискакал в город Темир-Хан-Шуру, занятый царскими войсками, и подарил Пирогову в благодарность за исцеление новую пилу, которую специально для русского доктора изготовили наши мастера из знаменитой амузгинской стали. Эта пила и сегодня хранится в мемориальном музее великого хирурга Николая Пирогова на его родине в Виннице.
Надо сказать, успех амузгинцев в оружейном ремесле всегда был поводом для зависти чужаков. За добром сельчан, нажитым тяжелым трудом, нередко охотились пришлые воры. Они проникали в Амузги, несмотря на то, что село, как я уже рассказывал, было закрытым и ворота на ночь запирались на большой замок. Воришки переходили через стены крепости и забирались в дома. Потому со временем амузгинцы окна в домах стали делать маленькие, такие, чтобы голова вора не смогла пролезть.
Не в оправдание воришек скажу, понять их, согласитесь, можно: непревзойденные по остроте, твердости и форме амузгинские клинки ценились не только как боевое оружие – они, оформленные лучшими в горах златокузнецами, превращались в произведения искусства высочайшего класса и – представляете! – из ущельев дагестанских гор распространялись по всему миру. Понимаете, мои предки ковали самое лучшее оружие!
Продолжение следует.
Последние новости
