Продолжение. Нач. в №№47,48,49,50,51,52
В глазах мастера читалась печаль за драматическую судьбу моих земляков. Но Гаджибахмуд был мастером от бога и прямым человеком, не переносил лжи. Он, маленькими глотками отпивая чай из стакана, неторопливо рассуждал: «Конечно, на Востоке всегда лучшими клинками считали булатные. Говорят, выковывали из индийского булата клинки и на Кавказе. Но амузгинские клинки, амузгинская сталь в виде сварочного булата – чисто дагестанское искусство. Жаль, что судьба разбросала твоих земляков-мастеров, искусство утрачено, молодежи не интересно это древнее ремесло. Большая беда, к сожалению, в том, что амузгинцы потеряли связь друг с другом, со своей землей, с профессией…».
Разговор об Амузги на следующий день я продолжил с Расулом Алихановым в его мастерской. Я хорошо помню, как он оторвал взгляд от своего будущего шедевра и показал в окно: «Когда-то эта тропинка от Кубачи до Амузги была оживленной дорогой, – сказал он мне. – По ней без конца шли тяжело нагруженные лошади и ослы, непрерывным потоком шли. Сновали по горной тропе вперед-назад пешие горцы. Так вот, в Амузги везли железо и уголь, а обратно – сабельные и кинжальные клинки. В вашем знаменитом ауле – все там кузнецы были! Клинки всегда делали в Амузги, известные на весь мир клинки. А Амузги входило в нашу «кубачинскую республику». И здесь, в Кубачи, амузгинские клинки украшали серебром, глубокой гравировкой, чернью, золотой насечкой. Красивая рукоятка и дорогие ножны, конечно же, очень ценились. Но больше всего в оружии с древнейших времен ценился, конечно же, клинок, качество стали. А лучшей сталью мастера всегда считали амузгинскую. Обидно, что сегодня наши земляки заняты сувенирными клинками».
С красивым фоторепортажем и тяжелыми мыслями я уехал из Кубачи. Но тогда я так и не сказал знаменитым златокузнецам, что это у меня возникла безумная идея возродить забытое ремесло предков. Боялся, что не поймут и осмеют.
Но ощущение, что нужно к чему-то идти, что-то важное сделать, не покидало меня в те годы. Казалось, голову сжимал какой-то тяжелый колпак, который мешает мне сделать решительный шаг. Так было со мной до тех пор, пока я не пришел в кузницу и не разжег в горне огонь…
Наковальню и горн в кузнице мы ставили вместе с отцом, но к работе у огня он меня почему-то долго не пускал. Отец то ли не верил в мои способности, то ли чего-то боялся, но каждый раз, каждый день, как только я заводил разговор о своем желании заняться клинками, он меня всячески отговаривал. Сам же отец иногда по просьбе знакомых изготавливал в кузнице охотничьи ножи, топоры или подковы. А я в это время ходил вокруг него и опять просил мастера: «Научи меня ковать амузгинские клинки». «Бесполезно тебя учить, – говорил отец, – да и поздно ты взялся за это тяжелое ремесло: все равно толка не будет». Но я не отступал, верил, что толк непременно будет.
Как-то отец зашел ко мне домой, чтобы серьезно поговорить о моей «бредовой идее». Тогда он все же озвучил свои мысли вслух: «Гаджи, я не верю нашему государству. Знаешь, что сделали с нэпманами? Я понимаю, перестройка, все дозволено, но где гарантия, что через пару лет все не изменится, и тебя не посадят за изготовление холодного оружия?» Отец, конечно, был прав, и сейчас его тревогу за сына я понимаю. Но, знаете, все это меня не пугало. Государству тогда было не до меня, и, слава Богу, пронесло.
Отец был стар, ему уже было тяжело работать в кузнице, потому он все реже зажигал огонь в горне. Теперь за наковальню сел я, нагло и самоуверенно стал ковать клинки. Вернее, пытался ковать.
Что такое ковать железо? Металл предварительно нагревается в горне до определенной температуры, потом его вынимают клещами из огня, ставят на наковальню и начинают ковать. То есть ритмичными ударами молотка придают горячему металлу определенную форму. Ничего, на первый взгляд, сложного. Это, как говорится, в теории. А на практике все не так просто.
Сел я перед огнем, взял заготовку и положил ее в самый жар горна. Напряженно наблюдаю за печкой. Важно не проморгать нужную температуру. Когда заготовка нагрелась до ярко-желтого цвета, взял ее клещами из огня и большим молотком расковал в пластину. Когда железо достаешь из горна, искры идут. Это как бы сигнал, что сварка началась, происходят выбросы. Любой другой не обратит внимания, ну мало ли – искры вылетают ведь вместе с огнем, но если нужный момент прозеваешь, – БШШШ!!! Смотришь – сгорела. Поэтому надо быть внимательным и точным.
При ковке металл быстро остывал, становился вишневым и неподатливым: тогда я снова перекладывал его в горн. А затем опять стучал молотом. И так много раз. Наконец, металл превратился в пластину нужной толщины. Теперь мне предстояло приступить к следующей, очень важной операции. Снова взял клещи. Нагрел в горне откованный накануне клиновидный железный стержень и, положив на наковальню вместе с еще теплой пластиной, ритмичными ударами с разных сторон сварил их вместе. Скоро заготовка приобрела нужную форму и я, вытянув ударами молота часть железа со стороны пяты, образовал хвостовик клинка – основу для рукоятки. Потом – закалка, заточка и шлифовка. Кажется, что-то получается. Боюсь сглазить удачу. Но не терпелось испытать новый клинок, и я нанес два коротких и резких удара молотом – изделие сломалось пополам.
Снова сажусь за наковальню. В горне 1200 градусов, в помещении, наверное, за сто. Эту температуру буквально осязаешь. Кажется, что плавится все вокруг и ты сам. Через пять минут сосед, заглянувший из любопытства, выбегает из кузницы. А я продолжаю работать. Размеренно бью молотом по наковальне. Набираю в легкие раскаленный воздух и шумно выдыхаю в такт ударам. Вверх — вдох, вниз — выдох. Когда-то мои предки считали, что если кузнец собьется с ритма и неправильно выдохнет, то он просто сгорит изнутри. Во всяком случае, так мне рассказывал отец.
Кузница, если коротко, – «горячий цех». И вся жизнь мастера-оружейника проходит здесь: у жаркого горна начинается день и здесь же день заканчивается. Да простит меня Аллах, но, думаю, что там, наверху, год такой жизни должны как минимум за два считать.
В каждый клинок мастер обычно «уходит» на несколько дней. Половину этого времени он работает с сильным и открытым огнем. Такой жар стоит, вы сами видели, что пот глаза заливает. Но разве бывает без пота настоящее ремесло? Да к тому же и спина ноет, рук почти не чувствую, но я продолжаю методично ковать очередной клинок. Через неделю, после того, как сел за наковальню, я сильно похудел и потерял почти пятнадцать килограммов.
Но эти проблемы меня тогда мало волновали, себя я не жалел, слишком много было и других забот. И одна из них – где достать металл? Ведь поначалу, когда только взялся за клинки, металла у меня не было, поэтому я собирал всюду угольники, арматуру, куски железа. Скажем, брал один метр угольника, молотком и зубилом разрубал его на части. Каждая пластина длиною не более двадцати сантиметров, а толщина ее около трех миллиметров. Из них ковал клинки. Если несколько раз эти пластины складываешь, то получается довольно увесистая заготовка – до трехсот слоев. Ковать ее очень тяжело и долго, но результат – теперь-то я это точно знаю – превосходный!
Но пока я научился ковать хорошие клинки, я сломал, наверное, лезвий 70. Например, чтобы изготовить одну хорошую саблю, мне пришлось штук
12 пробных отковать. Притом что на одну саблю, как минимум, уходит целая неделя – неделя труда с раннего утра до позднего вечера… Отец иногда заглядывал в кузницу, стоял, прислонившись к дверному косяку, какое-то время молча наблюдал за моей работой, а потом так же молча уходил. Он больше не отговаривал меня. Видимо, понял, что я не отступлю.
В 90-х годах в Амузги мастеров не осталось. Никто серьезно клинками не занимался. На первых порах немало времени мне приходилось тратить не на основное производство, то есть не на ковку клинков, а другие проблемы. Так, не зная, где взять уголь для горна, я сам стал его изготовлять. Ходил по скверам и по паркам, собирал спиленные деревья и привозил домой. Можно сказать, что попутно я занимался также очисткой города, был по совместительству санитаром лесов.
Отец подсказал рецепт приготовления древесного угля в домашних условиях. По его совету в углу огорода я поставил большую бочку, найденную на свалке, и развел в ней костер. Когда огонь разгорался, я закидывал в бочку поленья. Сырое дерево тлело. Через сутки снова засыпал в бочку дрова и трамбовал, засыпал и трамбовал. Скоро бочка забилась дровами доверху, я накрыл ее металлической крышкой и замазал по краю глиной. Двое суток дрова должны были «томиться» в наглухо закрытой бочке – и уголь готов!
Первый раз на свой домашний «завод» я привез тополь. Тогда я еще не знал, что он не годится: сгорел как порох. Позже понял, что уголь надо делать из крепкого дерева. Как выяснилось, от этой технологии есть еще и побочный эффект. Едкий запах свежего древесного угля пугает комаров – в радиусе квартала ни одного не осталось.
Скоро угольщики сами нашли меня, и необходимость тратить свое время на второстепенные дела отпала. В Южном Дагестане предприниматели запустили несколько кустарных мини-заводов по производству древесного угля. Они поставляют уголь прежде всего в многочисленные рестораны и шашлычные, которые, как грибы после дождя, появились в городах республики. Я ездил на эти предприятия, видел, как они работают. Обычно на поляне выкапывают большую яму и разводят огонь. Размеры ямы зависят от того, сколько мешков угля хочешь получить: десять или пятьдесят. Когда костер разгорается, туда кидают заранее заготовленные сырые дрова. Их тихонечко складывают слоями. Трамбуют. Они придавливают разгоревшийся огонь. Сутки эти дрова горят в яме. Вернее, они не горят, а тлеют. Когда, наконец, яма наполняется дровами до краев, ее кругом обкладывают дерном, а сверху горловину ямы замазывают глиной. Воздух туда уже не должен проникать. А если останется незакрытой хотя бы небольшая щель, то в яме все прогорит. Через двое суток глину снимают, откидывают дерн – готовый древесный уголь упаковывают в мешки и поставляют потребителям, в том числе и мне. Получается так, что одни на этом угле жарят шашлыки, другие – варят клинки.
Меня сегодня часто спрашивают, почему я использую древесный уголь, а не каменный? И в чем разница? Так вот я отвечу: с древних времен мастера-оружейники предпочитают работать на древесном угле, ведь от такого угля качество клинка улучшается: металл облагораживается, насыщается углеродом. Древесный уголь абсолютно чистый! Вредные вещества, которые есть в каменном угле, – фосфор, сера и зола – в огне переходят в металл и от этого качество клинков страдает. Изделия становятся ломкими, а их поверхность – грубой и шероховатой.
Окончание в следующем номере
