В Новом завете от Иоанна (Святое благословение) говорится: «… пророк не имеет чести в своем отечестве». Мы привыкли произносить (наверное, для благозвучания) – нет пророка в своем отечестве. Эти слова передаются из уст в уста многие тысячелетия, не подвергаясь ни «реконструкции», ни «реставрации», ни сомнению или отрицанию… Следовательно, это Истина? Сколько великих граждан рождалось на Земле. И громкие деяния многих из них и имена их уходили в небытие. И это истина.
А сколько мудрых, талантливых людей осчастливили собой, своим трудом Дагестан и восславили его трудолюбивый народ. Их имена мы вспоминаем от случая к случаю. И печально то (более того – трагично), что нынешняя молодежь, особенно дети, рожденные в лихие девяностые годы, не только не знают их, но и не желают знать. Не знают Пушкина и Ньютона, Герцена и Архимеда, Гончарова и Микеланджело, Грибоедова и Эдисона, Шолохова и Эйнштейна… Поистине верно сказано для всех будущих тысячелетий: «Нет пророка в своем отечестве».
Немало умных, о нет – умнейших людей, талантливейших, обогащали свой ум знаниями, накопленными человечеством. И удивляли, изумляли, поражали мир своими открытиями, изобретениями, творениями. Попытайтесь вспомнить их. А мы вам напомним лишь о двоих из них, родившихся в горах и занявших достойное место в ряду гениальных, прославленных людей мира сего. (Вот только недостойно нам вспоминать о них лишь от случая к случаю). Два хунзахца. Шамиль Алиев и Расул Гамзатов. Вскормленные плодами хунзахской земли, напоенные родниковой водой хунзахских рек и родников. Гениальный механик-математик и великий лирик. Ученый с мировым именем и поэт с мировым именем.
О Шамиле Алиеве республиканские газеты писали много лет назад. Но вот недавно о нем напомнила центральная пресса: журнал «Русский репортер» разразился великолепным репортажем своего спецкора Марины Ахмедовой (московская журналистка) и по телевидению был показан удивительно теплый и мудрый фильм петербуржского кинодокументалиста Валерия Татарова. В этих работах Шамиль Алиев предстал перед нами не только как крупнейший ученый, но и как мудрец, познавший истинный смысл жизни и бытия. О нем вспомнили россияне. Не ошибусь, если предположу – в связи с юбилеем. А куда смотрим мы? Какие глобальные задачи решаем? Не можем никак уразуметь, что глобальнее человеческой души нет ничего. Все остальное – химера или пустота.
Расул Гамзатов. Отмечаем девяностолетие со дня его рождения. И к этому юбилею, на наш взгляд, медленно, но навязчиво движемся.
Чем же прославились эти два дагестанца и почему старшее поколение наших людей гордится ими?
Шамиль Гимбатович Алиев – доктор технических наук по вооружению и военной технике, профессор прикладной математики, академик Академии космонавтики, прикладной математики, заслуженный деятель науки Российской Федерации, лауреат Государственной премии Российского Комитета оборонных отраслей промышленности, обладатель золотых медалей Келдыша, Циолковского, Бармина. Генеральный конструктор
В.П. Бармин писал о нем как о «восточном феномене», а агентство «Аллен-пресс» представляло его аналитические и цифровые технологии всему миру.
Расул Гамзатович Гамзатов – Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской премии, лауреат Государственной премии СССР, лауреат Государственной премии России, лауреат Государственной премии Дагестана, премий имени Махмуда, Батырая, а также международных премий «Лотос», Христо Ботева с вручением медали, Джавахарлала Неру, итальянской премии «Поэт
XX века», Золотой медали Михаила Шолохова, Александра Фадеева. Он награжден четырьмя орденами Ленина, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Октябрьской революции, Дружбы, «За заслуги перед Отечеством» третьей степени, десятками медалей. Последней его наградой был орден Андрея Первозванного, врученный ему Президентом Российской Федерации В.В. Путиным.
Его книги переведены на английский, французский, немецкий, испанский, итальянский, турецкий, арабский, болгарский, чешский, польский, венгерский, румынский, албанский, корейский, китайский, бенгальский, урду, фарси, финский, шведский, японский, монгольский, якутский, татарский, башкирский, на все языки республик бывшего Советского Союза.
Шамиль Алиев – академик. Расул Гамзатов – патриарх поэзии. Знали ли они друг друга? Безусловно, не могли не знать. Вот мы и решили отвлечь Шамиля Гимбатовича Алиева от «занудных» математических проблем и задач и расспросить подробно о дружбе двух мудрых горцев. Кому, как не ему, лучше других знать характер, душу великого лирика. К тому же они оба хунзахцы.
Феликс Бахшиев: − Мы с Вами не виделись 15 лет, но я не упускал Вас из виду на страницах печати. Я выписываю журнал «Русский репортер» и как-то недавно прочитал в одном из его номеров великолепный репортаж о Вас Марины Ахмедовой, написанный превосходным журналистским русским языком. Но был чрезвычайно удивлен, когда через несколько номеров в своем блоге Марина Ахмедова сообщала, что Вы на нее обиделись, потому что она не представила Вам материал на вычитку. Чем все это завершилось?
Шамиль Алиев: − Этого быть не может. У меня с ней хорошие добрые отношения. С Мариной Ахмедовой была девушка-фотограф Оксана Юшко, она много фотографировала меня, и спустя время мне прислали невероятно интересные снимки. Они великолепные мастера.
Ф.Б.: − Хунзах − родина многих замечательных людей, выдающихся личностей. В одно и то же время там когда-то жили две такие крупные личности, как Расул Гамзатович Гамзатов и Шамиль Гимбатович Алиев. Где Вы встретились с ним, с какого времени начали дружить?
Ш.А.: − Я вырос в семье, где поэзия и слово ценились высоко. Вообще в горах сила слова была преобладающей, не требовались печати, подписи, свидетели. Только Слово! Сначала я зачитывался произведениями Гамзата Цадасы. А позже познакомился с Расулом Гамзатовым и тоже благодаря поэзии. В наших с ним беседах мы никогда не говорили ни о фондах, ни о деньгах, ни о бытовых проблемах. Всегда только о стихах. Однажды я сказал ему, как сильно люблю поэзию Евтушенко и Вознесенского. Он переспросил:
– Ты действительно любишь их стихи?
– Да, я даже перевожу их стихи на аварский.
– Какие строчки в их стихах трогают твое сердце и разум?
– Каждый день разные. Как и ваши стихи − сегодня одно меня волнует, завтра другое «съедобно». Нет ни одного стихотворения, которое я бы «грыз» десятилетиями. Из тех стихотворений, что я переводил на аварский язык, есть такие памятные мне строчки из Евтушенко:
Меняю славу на бесславие, и в президиуме стул
На место теплое в канаве, где хорошенько бы заснул.
И там, в лужайке, с псом лишайным, в такой приятельской пыли
Я лежал бы и лежал бы на высшем уровне земли.
Да… Все наши беседы мы посвящали поэзии. И не только его поэзии, но и поэзии Гамзата Цадасы, других известных и неизвестных миру поэтов. Чем больше длилась наша дружба, тем яснее становилось, чего мне хочется от поэзии. Сначала поэзию многие любят в «пушистом» возрасте, потом задумываются: «С какой точки зрения меня волнуют стихи?» Меня поэзия волновала с точки зрения влияния. Нравится хорошее стихотворение для настроения − это одно, для пения − это другое, а для мировоззрения − это принципиально иное. Вначале люди воспринимали мир через фантазии, потом художники начали его изображать, затем и поэты стали расписывать мир. Фундаментальная же наука совсем недавно приступила к этому процессу, всего триста лет тому назад, поэтому требовать от науки очень многого, может быть, и не стоит.
Вообще вся поэзия мистична и трансцендентна, поэтому требовать от поэзии реальности бессмысленно. Это очень абстрактная область, такая же абстракция, как и та, что в точных науках. Там идут неожиданные сравнения, которые никакого отношения, казалось бы, к реальности не имеют. Страсти, проявляемые в момент поэтического накала, − это одно. Но ведь и в точных науках страсти выражаются не менее ярко. Однажды в МГУ собрались физики, математики, поэты и писатели. Их спросили, может ли кто-нибудь из них сочинить такой стихотворный куплет, который как бы сведет с ума сидящих в лекционном зале? Все сдали листки с написанными строками без указания своих фамилий, и первое место занял такой куплет: «И всюду явный ты, и всюду тайный ты, Куда бы ни смотрел, это всё ты…». Заинтересовались: кто такое написал? Оказалось, физик. А кому посвятил, спрашивают его, даме сердца, наверное? Нет, отвечает он, электромагнитным волнам! «Как это?» – «Но ведь они повсюду, хоть и глазу невидимы».
Страсть к электромагнитным волнам, страсть к познанию Вселенной, страсть сосчитать число звезд на небе, погружаться в океанские глубины всесильна. Вообще говоря, высокая цель науки заключается в управлении своим сознанием. Каким образом? На первом этапе устраняя свои ошибки. На 40 тысячах листов я записал свои ошибки, промахи, недочеты. В каждые из них я до смерти влюблялся. Влюбляться в свои ошибки означает расставлять сети самому себе до тех пор, пока очередной раз не попадешь в них, совершив ту же ошибку, и потом уже ты не повторишь ее никогда. У меня такое впечатление, что нет ни одной ошибки, которой бы я не совершил, и нет ни одной ошибки, которую я бы допустил дважды в своей жизни. Говорят, в святых книгах написано, что если ты исправил одну свою ошибку или промах − десять тебе автоматически списываются.
По поводу ошибок я как-то спросил у Расула Гамзатовича: «Что Вы делаете с черновиками?» Он ответил: «Я их даже не рву, я их сжигаю». «А я их собираю», − сказал я.
Был в наших отношениях такой эпизод. Он показал мне какие-то письма, жалобы и спросил: «Как думаешь, что мне с ними делать?» Я ответил: «Их можно вставить в очередную книгу вместо предисловия, потому что люди должны знать, в каких условиях вы работаете. Сделаете это?» – «Нет, что ты», − ответил он.
Если на человека чья-либо кляуза влияет сильнее, чем на меня Аристотель, Ньютон… вы просто прикидываетесь, что вам ничего не досталось от науки, от поэзии, от жизни. Зачем мы этим занимаемся? Чтобы защитить свою душу от невыносимого быта. Это не означает, что ты ненавидишь внешний мир, но ты должен стараться быть независимым от него.
Лариса Дибирова: − Шамиль Гимбатович, а какое влияние на Вас оказала поэзия Расула Гамзатова? Его философские идеи давали Вам сытную пищу для раздумий?
Ш.А.: − В «пушистом» возрасте стихи мне нравились просто так, как кому-то может нравиться шум прибоя или мерное капание дождя. Люди постарше рассказывали, что, когда я был маленький, меня звали на годекан читать стихи. А потом я начал размышлять над тем, зачем вообще пишут стихи. Пытался сам писать стихи, и небезуспешно. К столетию Гамзата Цадасы я написал поэтическое произведение, и оно было неплохо оценено сведущими людьми. А уже в зрелом возрасте поэзия стала оказывать на меня просто фантастическое влияние. Наверное, так же мощно она влияла и на Расула Гамзатовича. Мне кажется, что ему с неба шептались некоторые его строки.
Я ощущаю с его уходом сиротство, я духовно рыдаю и думаю, что это ощущение уже никогда меня не покинет. В священных книгах я учился читать о жизни лица. Лицо бывает разным: добрым, больным, спортивным, злым. Оно помогает определить вместимость человека. Выстраданность должна быть в лице. И я вспоминаю Расула Гамзатовича, когда говорю о жизни лица. Он мне рассказывал: «Когда я был в Африке, в какой-то момент почувствовал, что умираю. Вдруг какие-то силы меня вернули к жизни, и первое лицо, которое я увидел, было негритянским. Я восхищался им… Это была конструкция Бога!»
Вспомните лицо Расула Гамзатова, когда он шел на трибуну… Он делал это так, как идут в наступление, словно воевал…
Л.Д.: − Чего недоставало Вашей душе в поэзии Расула Гамзатова? Вы делились с поэтом своими мыслям на эту тему?
Ш.А.: − Есть ученые, которые изучают солнце, его температуру и так далее, а есть ученые, которые изучают темные пятна на Солнце. Так вот, я не старался искать темных пятен в поэзии Гамзатова. Говоря научным языком, развиваемые усилия не могут быть больше, чем оказываемое сопротивление. Чем больше неудобств причиняют поэту, писателю, ученому, тем ярче разогревается его внутренняя страсть.
Чего ему не хватало, лично ему? Времени. Я как-то спросил его: когда вы пишете? Он ответил: когда мои друзья спят. Он изматывал себя беспощадно. Жизнь и стихи рвали его на части. У него есть много произведений, где он пишет, что мечтает написать когда-либо хорошее стихотворение.
В мировой поэтической элите он, несомненно, яркая личность. Люди, как звезды на небе: их много, но каждая из них не уклоняется от своей орбиты. На мировом поэтическом небосклоне он останется сиять навечно.
Он очень любил поэтические вечера. Я как-то сказал ему, что хочу провести семинар, где будет всего 10 человек. Тогда он задал вопрос:
– Как будет называться семинар?
– Одиночество, – ответил я.
Это была специальная задумка. Есть просто одиночество, есть зачтенное за облаками одиночество, когда силой своих переживаний ты смог крепко устоять на бетонной опоре и головой уйти в заоблачные высоты. Чем выше орбита, тем точнее выберешь позицию в жизни, которая называется еще абсолютный высший разум. Если позиции нет, то тебе ее навяжет улица, власть, деньги, и ты превратишься в большинство. Дорога к абсолютному высшему разуму зиждется на трех основах − вере, воле и выборе. Вера не сама по себе, а подкрепленная умом. Воля − способность на этой платформе выбрать.
Л.Д.: − На каких трех слонах держался мир Расула Гамзатова?
Ш.А.: − Трех назвать не смогу, назову одного − это невыразимая страсть к поэзии.
Л.Д.: − Вы говорили о жизни человеческого лица. Каким же было лицо Расула Гамзатова? По-Вашему, структура лица поэта соответствовала его поэтическому таланту? Вообще это была цельная, монолитная личность или многогранная, многовекторная, разноплановая?
Ш.А.: − Когда мы с ним обсуждали поэзию, у него было невероятно симпатичное детское лицо, в котором словно штрихами отражалось некое сожаление: «Как плохо, что я повзрослел». Он был человеком универсального плана, но все остальные направления его деятельности меня не интересовали.
Л.Д.: − Я замечаю, что лирики-поэты мало интересуются точными науками, а вот физики, как правило, увлекаются и поэзией, и другими гуманитарными аспектами жизни. Как Вы считаете, Расул Гамзатович интересовался тем, чем Вы профессионально занимаетесь, хотя бы настолько, насколько Вы интересовались его творчеством?
Ш.А.: − Нет, но он проявлял бешеный интерес к тому, что имело хоть какое-то отношение к художественной литературе. Он называл меня народным академиком (улыбается). Одно время я занимался вопросом сжатия информации. Как-то я ему заметил: «У тебя же здесь закончилось стихотворение, зачем ты дописал еще две строфы». Он удивился, дав понять, дескать, если я, поэт, пишу лишние строки, то что же пишут другие? Я ему рассказал, что Лев Толстой все время просил математиков рассказать ему какую-нибудь среднюю по сложности задачу. Его спрашивали, зачем. «Я хочу понять, в каком месте заблуждается человек», − был ответ. Расул Гамзатович выслушал меня и произнес: «Я тоже хотел бы это знать, особенно насчет себя. Мне кажется, я везде заблуждаюсь».
Мне кажется, поэт − человек, который незамедлительно требует своего признания. Вообще этого хотят достичь многие творческие личности. Возможно, поэтому эмоционально они быстро перегорают. У меня не много примеров, когда физики и математики относились бы к жизни так легко и вольно, как поэты и писатели. Люди точной науки более сдержанны, более требовательны к себе. И, конечно, они тоже ждут признания, но я знаю немало людей, которым это, вообще говоря, до лампочки. Например, Евгений Шахов − это человек, который первым в мире написал уравнение жизненных процессов. Я бы так сказал, что у людей фундаментальной науки более замкнутый мир.
Л.Д.: − Современное поколение мало интересуется поэзией, в своем большинстве оно увлечено новинками информационно-технологического прогресса. Как Вы полагаете, это обедняет духовный мир молодежи, или, может быть, это новый виток развития мира, который, как некая закономерность, имеет полное право на существование?
Ш.А.: − Я постоянно встречаюсь с детьми. В Москве, в Лондоне, Шанхае и Санкт-Петербурге… Многое зависит от того, какие ценности мы в них вкладываем. Ценности, навязанные деньгами, властью, политикой − это одно. То, что молодые люди сегодня совершенно другие, не такие, как вчера, не говорит о том, что они плохие. К тому же нет ни одного молодого человека, на которого стихи не производили бы впечатления. Будет ли так всегда? Нет, отвечу я вам. Но поэзия никогда не исчезнет точно так же, как и красота. Другое дело, если за поэзию и за хорошие картины ничего не дают. Это не страшно.
Современной молодежи живется сложнее, чем моему поколению. У нас был комсомол, наука, спорт. Все! Сейчас нет внимания к детским душам. Самое большое внимание должно быть к детям, которые «сидят в мамах». Однажды мне поэт Евгений Евтушенко сказал, что написал стихотворение, которое называется «Хочу в маму». «Так было там надежно и хорошо», – признался он.
Дело в том, что во всем мире доброта, поэзия, красота занимали мало места, но весили много. А плохое − занимает много места, но весит мало. В борьбе всегда одерживает верх нравственная сторона и старики должны думать над тем, как создавать в детках нравственный хребет для несгибаемости. И делать это не позже, чем успеет это сделать улица… Я уверен, если завтра объявить, что будет вечер классической поэзии, то дагестанцы обязательно придут. Пусть среди них будет мало молодежи, но они все равно придут.
Ф.Б.: − Республике, Махачкале должно быть неловко за то, как встречают юбилей Расула Гамзатова. Почему нет театра песен? Он же его создавал! Тысячи людей собирались, чтобы послушать в живом исполнении авторские стихи поэтов. Сейчас этого нет, и ничего существенного в культурной жизни Дагестана не проводится.
Ш.А.: − Я думаю, если хоть сейчас в ауле объявить о вечере поэзии, придет весь аул, потому что там вкус к поэзии есть. Но это другой вопрос.
Ф.Б.: − Восточные мудрецы говорят: если за свою жизнь ты не нажил себе ни одного врага, ты плохо прожил жизнь. У Расула Гамзатова были враги, завистники, недоброжелатели?
Ш.А.: – Я на этот вопрос уже отвечал, что пятен на солнце не ищу. В Японии говорят, что неприятность дважды неприятна, один раз, когда она случается, второй раз, когда о ней говоришь. Эту сторону его жизни я не знаю. В этом плане не считаю, что восточная мудрость гласит буквально, что врагов надо наживать. Гораздо больше на меня влияет восточная мудрость, которая говорит стихами русских офицеров:
Прозорливее ставь прицелы,
Если будущность вам дорога,
Вы должны, господа офицеры,
Завоевывать сердце врага.
Восток всегда славился тем, что враг должен был быть пленен каким-то твоим жестом. Есть круг людей, с которыми быть в напряжении всегда хорошо. Я сторонник того, чтобы вражески настроенных людей сделать добрее не с помощью хитрости, но с помощью уступчивости.
У нас часто возникали разногласия, случалось, что и ссорились, но когда его не стало, я ощутил сиротство по полной программе. По моему личному убеждению, с человеком, с которым нет ругани, − нет и отношений.
Ф.Б.: − Как относился Расул Гамзатович к Вашим работам?
Ш.А.: − Он их не читал, но я уверен, он верил: то, чем я занимаюсь, − это абсолютно полнокровная страсть.
Ф.Б.: − Не все наше дагестанское общество, включая аварское, знает, что Расул Гамзатов родился не в Цада и не в Хунзахе. А вы знаете где?
Ш.А.: − Он родился в Арадирихе. Я был там, и жители показали мне дом, где он родился.
Ф.Б.: – Ко мне как-то пришел Максуд Зайнулабидов, принес статью о своем «открытии», и говорит: не знаю, как быть. Я звоню Расулу Гамзатовичу: «Максуд установил, где Вы родились. Боится, что Вы поругаете его. Публиковать?». «Публикуй», − согласился он и тихо засмеялся.
Ш.А.: − Его отец был там дибиром, и они жили в этом селе.
Ф.Б.: – У Вас много друзей среди ученых не только в России, но и за границей. Как слово Расула звучало там? Знали ли они его?
Ш.А.:– Когда мы встречались, мы говорили о звездах, о кораблестроении и т.д. О стихах Гамзатова больше всего любил вспоминать академик Яков Пановка, очень сильно поэзию Фазу Алиевой любит Константин Борисенко. Он может читать ее стихи часами. Я вам так скажу: в кругу фундаменталистов не принято говорить об отдельных людях, принято говорить о влиянии на мир. Со временем даже Эйнштейна будет воспринимать не как человека, а как степень его влияния на мир.
Ф.Б.: − У каждого человека своя цель: у Вас своя, у писателя другая. Но вечной целью людей остается «звон момент». Как от этого избавиться?
Ш.А.: − Бороться с невежеством полицейскими методами невозможно, стучать по лбу и заставлять бессмысленно. Ценности надо воспитывать в детях игровыми методами, а борьба с невежеством может происходить только с умом. У каждого ведь ценность с прицелом на высший разум. У людей должна быть личная ответственность перед тем, кого воспитают из наших детей.
Я установил стипендию детям из своей зарплаты, и ко мне как-то пришли родители одного ребенка и говорят: а мы не нуждаемся в вашей стипендии. Я им отвечаю: я же даю эту стипендию не как нуждающимся и он ведь, когда станет профессором, тоже будет помогать детям, которые стремятся к знаниям.
Ф.Б.: − Годы пройдут, десятилетия, что останется от поэзии Расула? Может быть, только «Журавли»?
Ш.А.: − Как следует его поймут через 100 лет. Будут новые возможности − то, о чем я говорил, − сжатие информации. Анализировать творчество, способности переработать информацию у человека становится все меньше и меньше. Способности к ясности и глобальности мышления − это то, чего пока нет у человека. Когда она возникнет, откроется новый канал связи. Думаю, что интерес к творчеству сохранится, но на принципиально другом уровне.
И снова вернемся к словам Иоанна: «… пророк не имеет чести в своем отечестве». Но ведь миллионы людей чтут сегодня Иисуса Христа, Мухаммада, Александра Пушкина… Мир не может существовать без сияний звезд и духа Вселенной.
