За последние несколько лет отец Дмитрий вместе с помощником много раз выезжали в «горячие»точки, где вели духовную работу среди военнослужащих спецподразделений. И обрати внимание, Вениамин, тебе, как будущему журналисту, будет интересно узнать, что никаких специальных «благ» эти высоко моральные люди себе не требовали, наоборот, наравне с офицерами и солдатами несли на своих плечах все тяготы службы: участвовали, именно как священники, в боевых столкновениях. В одном из них отец Дмитрий был ранен, пуля ведь не выбирает, какого ты роду-племени. Но главное даже не в этом — в бою вообще никто ни от чего не застрахован. Главное тут — возрождение института военного духовенства в российской армии. Об этом сейчас мало пишут и мало рассказывают. Хотя многие ответственные товарищи любят повторять, что сначала важны духовные ценности, а в самом конце списка — материальные. Знаете, дети, я долго размышлял, с чего пойдет духовное возрождение России? Благо свободного времени сейчас много, пенсия позволяет. И пришел к выводу, что точкой отсчета могут стать такие во все времена нетленные понятия, как вера и долг перед Отечеством. Из недавней истории могу привести не один десяток примеров на эту тему.
Но сейчас скажу вам лишь одно: вы повнимательнее присмотритесь к людям, которые сегодня и словом, и делом реставрируют в умах и сердцах молодых солдат и офицеров эти два величайших смысла. И, внешне не геройствуя, они, не задумываясь, как само собой разумеющееся, совершают героические поступки наравне с бойцами, среди которых проповедуют. Так было на Руси и сто, и двести, и триста лет назад.
История ведь развивается спиралеобразно. И сейчас набирает силу тот самый справедливый ее виток, который не мог не состояться. А вспомнил об этом еще по одной причине. Вениамин, думаю, не знает, что в роду по линии Ирины Александровны и его мамы было аж пять поколений кадровых военных — а я на самом деле этого не знал — от офицеров царской армии до армии советской и российской. В общей сложности десять Георгиевских крестов разных степеней ими заслужено, шесть медалей «За отвагу», не считая большого количества других почетных воинских наград. И уж точно не знает, что был в их роду и один священник, отец Михаил, который принял постриг еще до Великой Отечественной. В сорок первом был направлен приходским священником в Белоруссию, в деревню неподалеку от городка Береза-Картузская, так он назывался до сорокового года, а после — город Берёза. Войну провел в партизанском отряде. После вместе с прихожанами отстраивал превращенную в пепелище церковь. Каждый год на 9 мая, ведя службу, надевал орден и три медали, одна из них, к слову, «За отвагу». Я встречался с ним несколько раз, когда еще молодым составлял генеалогическое древо нашей семьи. Отец Михаил был своеобразным человеком. Ни разу в жизни вина не выпил, не то что водки, не курил никогда и каждый месяц читал своим прихожанам проповедь о вреде алкоголя и табакокурения. Но в то же время любил скорость и всевозможные самодвижущиеся механизмы. На службу приезжал на трофейном немецком мотоцикле, огромном «БМВ» темно-зеленого света, который слышен был за несколько километров. Местные старушки сначала этот агрегат не иначе, как дьявольским отродьем называли, чуть было бойкот отцу Михаилу не объявили, но потом простили и разрешили. И еще он танк наш, «тридцать четверку», в лесу нашел. Восстановил имена погибшего экипажа, вместе с сельским механиком за год полностью вернул машину в строй, и когда танк определили в музейные экспонаты, тот своим ходом, с гордо реющим красным знаменем над башней шел от села до железнодорожной станции, чтобы затем по платформе отбыть в Минск. На разные темы мы с отцом Михаилом говорили. Интересно, как он воспринимал слово «подвиг». «Не знаю я, что это такое, — говорил он мне. — Знаю, что есть служение людям и Родине. Знаю, что есть долг перед народом и Отчизной. Знаю, что каждый человек способен на поступок. А так как все мы перед Богом равны, то и поступки наши, свершенные во имя Отечества, нельзя делить на большие и малые. Как определить значимость содеянного: вот солдат своим телом закрыл командира, жертвуя жизнью, дарованной ему свыше; а вот молодой белорус нам в партизанский отряд последний куль зерна отдал, сам принес, а у него в хате жена и дети, впереди зима, и чем им всем прокормиться, чтобы с голоду не помереть, одному Богу известно… Скажешь, несопоставимые примеры привел? А ты пораскинь мозгами, подумай хорошенько, может, тогда и поймешь, что такое осознанная жертвенность во имя ближнего своего, жертвенность за святое дело, за правду. И что стоят они в одном человеческом ряду, а не на разновеликих ступеньках, одно выше, другое ниже. И еще тебе скажу, – при этих словах отец Михаил, как и на проповеди, воздевал вверх указательный палец правой руки, — жертвенность, как и поступок, во все времена были присущи русскому народу. Как сказали бы ученые мужи — присущи на генетическом уровне. Что наиболее ярко и массово проявлялось в час испытаний. Испытаний силы духа человеческого. Вот почему мы всегда были, есть и будем, прежде всего, духом сильны, так Господь распорядился…».
ПОДВИГ НЕ БЫВАЕТ НИ ГРОМКИМ, НИ ТИХИМ. ОН ПРОСТО ПОДВИГ 2
Домой мы возвращались, решив сделать круг по Невскому, сверкавшему вечерними огнями. Подтаявший под робким дневным солнцем снег вновь превратился в ледяную корочку по краям тротуара, и, чтобы не поскользнуться, Илонка крепко схватила меня под руку, что было приятно и заодно ответственно. Шли, смотрели по сторонам. Постояли у колонн Казанского собора, кстати, священного памятника воинской славы. Для тех, кто не знает или подзабыл: в усыпальнице Собора покоится прах прославленного полководца Михаила Илларионовича Кутузова, здесь же собраны знамена разбитых в 1812 году французских армий и ключи от французских городов, которые в той кампании занимала русская армия. Но разговор наш то и дело возвращался к теме, которая не оставляла теперь ни на час.
— Твой дядя очень правильно сказал, что подвиг в мирное время в борьбе против терроризма – удел не только воинов, но и всех граждан. И я знаю примеры. В том числе о наших ровесниках, ну, может, на три-четыре года старше. Вот послушай.
РАССКАЗ ИЛОНЫ
Это произошло в Ингушетии, в станице Орджоникидзевская, 31 декабря, за несколько часов до наступления нового 2011 года. Мусса Сусаркиев, студент Ингушского государственного университета, вдруг обратил внимание, в общем-то, на ничем не примечательный ящик, оставленный или брошенный кем-то рядом с магазином на улице Губиной. Наверное, сам не раз замечал, сколько таких пустых ящиков или коробок иногда целыми штабелями громоздятся перед магазинами, особенно, в канун праздников, когда делается много покупок. Люди торопились по своим предновогодним делам. Но Муссу будто что-то кольнуло, будто почувствовал неведомую опасность. Он попросил своего знакомого срочно поставить в известность милицию о подозрительном, как ему показалось, предмете, а сам остался рядом с магазином, стараясь предупредить как можно больше мужчин, женщин и детей о возможной опасности. Кто-то ему верил, кто-то нет, думая, что парень уже начал отмечать встречу Нового года, но Мусса продолжал свое дело, ожидая приезд милицейского наряда. Тут надо сказать, что большинство прохожих с пониманием отнеслись к предупреждениям молодого человека: понятие «терроризм» на Кавказе не было каким-то отвлеченным, и каждый знал, что это такое. Когда в радиусе возможного поражения, благодаря старанию Сусаркиева, не осталось ни одного случайного прохожего, прогремел взрыв. Это взорвался снаряд, заложенный террористами в том самом ящике. Я сказала «не осталось ни одного», исключив из этого списка Муссу. Только он продолжал находиться на своем, как подтвердилось временем, боевом посту, не думая о том, что если в ящике на самом деле заложена взрывчатка, то непоправимое может случиться в любую секунду. Взрыв раздался, как всегда, неожиданно. Мусса попал в радиус поражения. Ранение оказалось очень серьезным. Около двух недель студент Сусаркиев провел в реанимации Сунженской больницы, перенеся несколько серьезнейших хирургических операций. Чтобы стало понятно: в какой-то момент он находился между жизнью и смертью, и грань эта была очень и очень тонкой. Люди, которых он спас, молились за него. Свое замечательное умение продемонстрировали врачи. Так что эта история имеет счастливый конец. А геройский поступок Муссы Сусаркиева был отмечен орденом Мужества, который вручил ингушскому студенту в Кремле Президент России.
* * *
Не знаю почему, но вечерний Питер люблю больше, чем вечернюю Москву. Что-то в нем есть особенное, что столица подрастеряла. Что именно, честно, объяснить не готов, да и никогда не задумывался об этом серьезно. Пока что из головы не выходил рассказ дяди Коли о жертвенности во имя кого-то. Илонка понимала, что, даже глядя по сторонам, — ну, как не покрутить головой на Дворцовой площади! — я продолжаю думать о чем-то своем. Поэтому и спросила:
— Не можешь забыть рассказанного Николаем Ивановичем?
— Пожалуй, да.
— Про того солдата, который свою еще живую кровь хотел отдать?
— Не конкретно его, нет. Скорее, о почти забытой в нынешней гражданской жизни пословице: «Сам погибай, а товарища выручай». Хотя, нет, Илон, и это не совсем точно… Я пока в Питер ехал, по просьбе Виталия написал три истории, услышанные в Москве. И еще несколько остались в памяти, но материала пока не хватает, надо с людьми повстречаться, которые знали тех героев, чтобы самому лучше понять то, что они совершили. Обязательно это сделаю. А сейчас хочешь, расскажу, что пока знаю?
— Да, — серьезно ответила Илонка и остановилась, глядя на меня чуть снизу вверх, все-таки я на полголовы повыше буду. В тот момент мне вдруг ужасно захотелось ее поцеловать. Говорят, что первое желание самое верное. Но что-то меня остановило. Может, побоялся разрушить ту доверительность, которая между нами установилась? Хотя кто-то сейчас наверняка подумал: вот гуляют два нормальных человека по вечернему городу, не скрывают, что им хорошо друг с другом, но вместо того, чтобы симпатию проявить, какие-то серьезные разговоры ведут. Но времени у них всего-то неделя, затем она останется в Питере, он вернется в Москву, и снова общение по скайпу. Но что такое вся эта электроника и говорящие изображения? По большому счету — ничто. А кто-то по-простому добавит: ну, и дурак же ты, Венька. Согласен, может, и дурак, но мозжечком ощущаю, что всё у нас впереди. Но пока должен рассказать ей о том, что меня волнует и не отпускает вот сию минуту, и я чувствую, что её ответ не просто «из вежливости», а потому что настроены с ней на одну волну. Вот таких два индивидуума встретились. И, признаюсь, ребята, это лучшая встреча в моей жизни. И ей то же самое скажу. Впрочем, Илонка сама об этом догадывается.
