— В Махачкалу я приехал из Кумуха 14-летним мальчиком. Отец меня пристроил в дом к своему другу Абумуслиму Гунашеву. Замечательный был человек. Главный редактор тогдашнего Лакского радио, переводчик. У него своих детей было трое, но и для меня место нашлось. Жила его семья на Буйнакского, 7, и, помню, все лето я бегал по двору в одних трусах. Да и не я один. Лето, жара, да и море рядом.
А в студенческие уже времена мы с друзьями как-то поспорили, что пробежим от моста, что ведет на пляж, до кинотеатра «Дружба» голышом. Проигравшие накрывали стол в ресторане. Мы втроем и побежали. Среди бела дня. Трусы надели, только завернув за кинотеатр. Народ смеялся, свистел, хлопал в ладоши, но ажиотажа не было, и никто за нами не погнался, что странно. Потому что был на Буйнакской уникальный по нынешним временам участковый. Рослый усатый даргинец. Если что случалось, он тут же оказывался на месте! Как-то около пединститута (а он находился на углу Маркова и Дахадаева) хулиганье пристало к одному моему знакомому, окружили его, явно провоцируя драку. И тут рядом возник этот участковый. Он не стал никого арестовывать, но вытащил свой пистолет и спросил тех парней: «Один на один готовы драться? Ах нет? Тогда вы — женщины (так и сказал — «женщины», а не «бабы»), идите и наденьте платки».
Я сейчас, когда прохожу по Городскому саду, все время вспоминаю, каким он был в
50-х. Сильно изменился, конечно, одно осталось неизменным — скамейки, а на них люди за шахматными досками. Мне кажется, они там всегда сидели. От начала времен. Помню, как я, уже работая в «Комсомольце Дагестана» (тогда все редакции располагались в одном доме на улице Пушкина), задержался в редакции, номер подписывал к печати, то-се. Одним словом, часа два или три ночи было, когда я вышел из редакции. Иду, дышу. И вдруг вижу: на одной лавочке сидят два мужика и играют в шахматы. Сели специально под фонарем, чтоб фигуры видны были. И счет у них уже какой-то запредельный, как в баскетболе, что-то вроде 24:19. Я встал, как вкопанный и с час там простоял возле них. Ведь шахматы для меня отдельная тема. Мой отец Минкаил Алиев в 1937 году в шахматном турнире на первенство Дагестана участвовал. Взял второе место. У нас в Кумухе я не знаю человека, который бы в шахматы и в шашки не умел играть. А старики на годекане играли в го, это китайская или японская, не помню уже, игра.
В газету я попал случайно. Учился в сельхозинституте на винодела, и как-то журналист «Комсомольца Дагестана» Лора Смирнова написала о нас корреспонденцию. Лора была яркая женщина, в совершенстве знала французский язык, французскую литературу, читала лекции в пединституте. Но то, что она написала, мне совсем не понравилось. Скучно. Я пришел в редакцию со своими претензиями, и мне сказали: «Сам пиши». Опыт у меня был, я писал юморески из студенческой жизни, а к тому же была еще и молодая дерзость, так что я взял и написал. Вот так, собственно, все и началось. Редактором тогда был знаменитый Феликс Астратьянц, и именно с его подачи при газете был создан литературный кружок. Вел его Матвей Львович Грунин, человек преклонных лет, костлявый такой, ходил в каком-то старомодном двубортном костюме. Пенсионер уже, а подрабатывал переводами. И знаешь, он был прекрасный педагог! Не только позволял, а поощрял нас высказывать свое мнение, наезжать на него самого. Он знал массу стихов и часто их цитировал, и вот как-то процитировал себя самого, ну а Петр Малаев спросил: «Вы себя тоже к классикам причисляете?» Вопрос был немножко ехидный, и я знаю людей, которые тут же разобиделись бы. А Матвей Львович улыбнулся и ответил: «Петя, маленькие собачки тоже лаять любят». Но мог сказать и резко. Когда Вацлав Михальский (а он тоже был из нашего кружка) издал «17 левых сапог», Грунин к книге отнесся скептически. Сказал: «Ребята, вы б его женили поскорей, чтобы перестал такие вещи писать!» Из этого кружка, кстати, вышли многие писатели и поэты: Кадрия (про нее не проси рассказывать — не стану, слишком тяжелая тема, страшная история), Феликс Бахшиев, Абдулла Даганов, Леня Лучкин. Хотя Леня рано уехал из Махачкалы. Кстати, все знают песню на его слова: «У леса на опушке жила зима в избушке…».
Окончательно я пришел в «Комсомолец Дагестана» уже после института, удрав из НИИ сельского хозяйства, не завершив диссертацию. Пришел, и меня взяли литсотрудником с окладом, кажется, 80 рублей. Только меня это не совсем устраивало. Я Лоре в первую же неделю сказал: «Раз уж я здесь, то должен стать редактором». «Ну ты нахал!» — ответила она. Через четыре года я был редактором и проработал в этой газете 14 лет. С 70-го по 84-й.
За эти годы много чего было. И выговоры мне объявляли, и снять грозились, и кляузы писали в Москву, в ЦК ВЛКСМ. Причем писал свой, из нашей же редакции человек. Ох, как я с ним расквитался! Ежедневно отборным матом ругал этого якобы неизвестного кляузника, а он сидел рядом и вынужден был все это проглатывать, краснел и бледнел, но сказать ничего не мог. А жалоба эта была такого содержания, мол, главный редактор пьянки на рабочем месте устраивает в открытую. Было такое. Если приходил Расул Гамзатов, а наша редакция ведь совсем близко от Союза писателей располагалась, я доставал специально для него припасенную бутылку коньяка. Не знаю, можно ли это назвать «пьянкой», но жалоба пошла по инстанции и дошла до 2-го секретаря ЦК ВЛКСМ Бориса Пастухова. Он был нормальный мужик, посмеялся и сказал, что если и наказывать редактора, так только за то, что время у Расула отнимает.
Но я не скажу, что не пили у нас. Пили, конечно. Иногда собирались «посидеть» в фотолаборатории у Феди Зимбеля. А с 11 утра, выглянув в окно, можно было увидеть, как сотрудники разных газет гуськом тянутся к ресторану «Лезгинка». Там работали буфетчиками Фира и Миша, отпускали водку в кредит. Записывали фамилии должников в засаленную тетрадку и хорошо помнили, когда в газетах аванс и зарплата. Эти Фира с Мишей все новости узнавали раньше всех остальных, не дожидаясь, когда выйдет свежий номер газеты, прямо из первых рук, от журналистов. Ведь как не рассказать новости человеку, который тебе в долг водку отпускает?
Но настоящая эпидемия началась, когда какой-то умник додумался прямо напротив нашего здания установить автоматы по продаже вина. Стакан довольно низкопробного пойла стоил 40 копеек и с ног сбивал моментально. Так что редактора через некоторое время стали бить тревогу. Полгода мы через горисполком добивались, чтобы эти автоматы убрали куда подальше. Добились все-таки.
А самым любимым местом для нас была чайхана. Там сейчас стоит ресторан «Теремок». Какая разношерстная публика там собиралась! Журналисты из разных редакций, люди из Союза писателей, просто горожане, и обязательно где-нибудь в углу сидели «планокеши», так что отчетливо тянуло сладким запахом анаши. Но милицию это не очень интересовало. Чайханой больше интересовался КГБ. Еще бы! Собираются люди, говорят, мало ли до чего договориться могут. Мой коллега Олег Санаев вспоминает такую историю. Как-то одного из журналистов пригласили перейти работать в КГБ. Все об этом знали, город-то маленький. Он со всеми в редакции распрощался, собрал свои вещи и ушел. Перешел в другой лагерь. А на следующий день в обеденный перерыв, как обычно, сидел в чайхане. Его спрашивают: «Слушай, мы-то рядом работаем, а ты что здесь делаешь?» А он так спокойно отвечает: «Да и я ведь на работе!»
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: [email protected] или [email protected]
