Это было странное время, когда в городе вдруг появились первые признаки неприрученного капитализма. Сначала в виде ларьков. Они были словно игрушечные, но громоздкие, с закругленными углами и выступающими «ребрами», в стиле «Соляриса» Тарковского. Похоже, их штамповали из стекловолокна по каким-то импортным лекалам. Безумное строительное оживление принимало дикие формы. На тротуарах, через каждую пару метров, образовывались торговые точки. Перед своими воротами сидели бабки на дощатых ящиках. Перед ними на таких же ящиках лежал товар – турецкая жвачка, пресловутые сигареты поштучно, дешевые несъедобные шоколадки и семечки. На поверхности типовых многоэтажек формировались наросты – паразиты. Балконы выдвигались, как праздничные столы, превращаясь в пристройки. Они были похожи на гриб чагу, нависали над палисадниками, упираясь в землю железными шпалами – курьими ножками.
Примерно то же происходило и в сознании людей. Все смешалось, и неясно было, чего ждать, кто виноват, и что делать. Но я отдавал себе отчет, что время хорошее. Для меня. В том смысле, что границы размылись, сонный провинциальный город вдруг встрепенулся, и отовсюду поперла бешеная энергия. Те, что постарше, были напуганы, ну а молодые… С молодыми было по-разному, но мне, скорее, нравилось. Чечня, война, Хачилаевы захватывают «Белый дом» – все по барабану. С 91-го по 94-й каждую ночь в городе стреляли – тоже фиолетово. А в 99-м, когда случилось вторжение боевиков, меня включили в состав домовой дружины. Мужики с деловым видом вываливали из подъездов на ночное патрулирование, сразу же садились на лавочку и принимались бухать. Я не бухал. Я ходил вокруг дома, всматриваясь в темноту, и сжимал в руке прадедовский кинжал.
Это, конечно, абсолютный бред был, но и само время было бредовое. Война рядом, Карамахи, Чабанмахи, чеченские боевики, с ними арабы с кудрями. Мой приятель как-то подслушал разговор двух теток. Одна говорила, что не сегодня-завтра захватят Махачкалу. А другая отвечала, что уже ко всему практически готова: детей отправила в Москву, ванную заполнила водой, потому что первым делом отключается водоканал. Осталось только спираль поставить на случай изнасилования.
А вообще время плодородное, росло все без разбору. Так, в Махачкале объявились белозубые, почти карикатурные американцы – то ли баптисты, то ли адвентисты, целое семейство, и в Клубе рыбников образовалась церковь Осанна. За главного у них был рыжий такой, то ли Боб, то ли Джек. Мы – Азиз Сулейманов, Назим Гираев, Олег Ивницкий и я – в ту пору были сатанистами и в Осанну ходили поглазеть. Там было весело. Люди выходили на сцену по одному, как у Булгакова сдающие валюту. Я как-то тоже пошел. Жаловался, что меня бесы мучают. Их проповедник что-то прочел надо мной и толкнул меня в грудь. Видимо, предполагалось, что я упаду, сзади уже стоял человек, готовый подхватить. Но я не упал. Так он толкнул посильнее, я и повалился в подставленные руки помощника. А спускался со сцены – чувствовал себя полным дураком.
Были еще интересные места. К примеру, двор выставочного зала Союза художников. Так и говорили – пойдем в Союз. Его еще не застроили, и всюду стояли столики, за которыми сидели и молодые художники, и музыканты, и мэтры, и красивые девушки. Обсуждали на полном серьезе вопросы искусства. Курили и пили кофе, а также принесенное с собой пиво «Белый медведь» – самое модное тогда. Председателем СХ был Хайрулла Курбанов, человек демократичный, и с его ласкового попустительства все и происходило. Место было чудесное, но какое-то ненастоящее. Будто это только игра, и можно заплатить за кофе, а можно и так взять.
Как-то в 94-м весь выставочный зал СХ отдали под выставку Жени Голика и Избат Уруджевой. Под соусом помощи Голику притащилось человек 20 его знакомых. Балагурили, разумеется, больше чем помогали. Вечер перетек в ночь, и никто уже никуда не ушел, в подсобке нашли какие-то матрасы и повалились спать, выпив кем-то раздобытого спирта. Над нами висели работы Голика «под Дали», истекающие соплями горы, мифические замки, у Избат тоже полный мрак – голые заснеженные ветки, полуразрушенные стены. С нами должно было что-то случиться в эту ночь, как тогда казалось. Но не случилось. Проснулись и пошли по домам. И вот я теперь иногда думаю – а может быть, все же случилось? Может, мы не опознали и не разглядели, а на самом деле давно уже стали иными – скучными и расчетливо-циничными. Или все же мудрыми, еще более ненормальными, чем прежде?
Ну, а 98-й я считаю ключевым моментом. В старой части города, рядом с вокзалом, на 3-м этаже здания из красного кирпича Джамиля Дагирова и Зарема Дадаева открыли Первую галерею. Два первых этажа занимала организация со страшным названием «АФКОД» – что-то фермерское, и иногда кто-нибудь из приезжих селян по ошибке забредал в Первую. Все эти «фермеры» были похожи. Коренастые, будто вросшие в землю, в турецких рябых свитерах, а поверх свитера – пиджак. Они застывали на входе и обалдело оглядывали стены, на которых висело что-то непонятное. Для потрясения хватило бы и одного Жени Голика с его гордым галльским профилем и прозрачными глазами безумца. А тут еще и Августович со своей стильной бородкой, Жанна Колесникова, похожая на юного пажа и эльфа одновременно, Ислам Шовкринский, всегда одевающийся под ковбоя, в казаках и с платком на шее, долговязый Вали, всех старающийся примирить и познакомить. Ну и прочие – курящие девицы, солидные дамы, расхристанные парни, элегантные чиновники, да еще и фотографы, журналисты и телевизионщики. Фермеры, наверное, думали, что попали на слет ненормальных или на съемки фильма о слете ненормальных, и тихо уходили, пошатываясь от обилия впечатлений.
А сами Зарема и Джамиля были, как два излучателя, и замечательно дополняли друг друга. Их деятельность выходила за рамки работы галериста. Они с жадностью хватали всех креативных, творческих или просто тех, в ком видели какую-нибудь искру и тащили к себе. Связывали всех, знакомили художников с собирателями, реставраторов с желающими починить старинный ковер, эрудитов с теми, кому нужна какая-то информация. Даже если нужно было починить комп, в то время это большая проблема, – обращались именно к ним. И они находили нужного человека. Я и не припомню, чтобы у себя в каморке они когда-то были вдвоем. Там всегда толклись какие-то люди, рождались какие-то идеи.
Вокзал и околовокзальное пространство вообще особое место. Тут аккумулируется энергия, тут неспокойно, тревожно, но и время здесь словно законсервированное. Идеальное место для галереи. И не только для нее. Несколько лет галерею по средам и субботам занимали «святые». Так между собой мы называли группу духовного целительства. Заправлял там человек, получивший разрешение на наставничество от другого человека, который в свою очередь получил его прямо от Саи Бабы. В то время по всему городу образовалось множество самых разных групп. Все занимались духовными практиками, желали исцеления и духовного просветления, все знали единственно верный путь. С неофитами творились поразительные вещи. Кто-то, как рассказывали, левитировал в самодельной пирамиде, а кто-то жил под землей полным анахоретом. Кстати, я тоже закапывался. Считал, что через катарсис и шок обрету просветление. С двумя друзьями поехал за город, в сторону ипподрома (тогда там было сравнительно пустынно). Вырыл себе яму, лег голый, вставив в рот стебель тростника, чтобы дышать, и велел себя закопать. Пролежал в сырости и темноте сорок минут, еле дыша от тяжести грунта, но так и не просветлел. Выбравшись, обругал друзей, что те не реагировали на подаваемые мной из-под земли звуки.
Ну и к святым я тоже забрел. В середине зала кружком стояли стулья. На них разношерстная компания, преимущественно тетеньки и юноши, а в середине мужик с горящими глазами и зубами через один, звали его Магомед-Шамиль. В общем, все медитируют. Похоже на заседание общества анонимных алкоголиков, только с уклоном в восточную мистику. Походил я туда года полтора-два, но вскоре перешел на более серьезный уровень и мы с соратниками – Махмудом, Хаджимурадом и Толиком на полном серьезе ставили опыты по передаче мыслей и приказов на расстоянии. Не спали по трое суток, бродя по городу, пытаясь выйти из «клетки плоти». Когда Зарема и Джамиля узнали, что я хожу к «святым», в их глазах я пал. Впрочем, «святые» скоро куда-то перебрались, а «Первая галерея» осталась на 10 лет, и вино там текло рекой на фуршетах, и ласковое весеннее солнце пробивалось через фигурные окна, а в лучах его плавали пылинки. Как золотые рыбки.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
