В 2006 году Муса Оздоев возглавил балетную труппу Дагестанского государственного театра оперы и балета. Ставит спектакли в разных музыкальных жанрах. У него – своё видение особенностей становления балетного искусства в Дагестане.
В постановках «Поэт и Муза», «Гамлет», «Ромео и Джульетта» П. Чайковского, «Людвиг ван Бетховен» Л. Бетховена, «Горянка», «Имам Шамиль», «Легенда о любви» на музыку М. Кажлаева, «Энигма» М. Крету и «Чарли – великий маг» на музыку Ч. Чаплина и современных композиторов наметились индивидуальные особенности оздоевского почерка, выразившиеся в повышенном интересе к средствам драматической экспрессии, углубленном внимании к психологии действующих лиц, к драматической основе танца, в стремлении к взаимодействию хореографических приёмов.
Оздоев живо интересовался не только балетной, но и театральной жизнью страны. Он наладил тесные творческие контакты с такими известными композиторами, как Сергей Колмановский, Мурад Кажлаев, Ширвани Чалаев, которые стали музыкальными руководителями его спектаклей.
О карьере балетмейстера, о приезде в Дагестан, об уже представленных дагестанскому зрителю постановках и предстоящих премьерах хореограф рассказал в интервью «МИ».
– Вы начали свою трудовую деятельность в 1974 году сразу после окончания Московского академического хореографического училища при Большом театре СССР. Какими были ваши первые шаги в балете?
– В тот год училищем было выпущено три курса. Двадцать человек, среди которых был и я. Пригласили на работу в Молдавский государственный театр оперы и балета. Мы сразу приняли участие в балете «Лебединое озеро», и буквально через месяц поехали на гастроли в Москву и Санкт-Петербург.
Я начал танцевать в 18 лет, и хотелось с каждым годом повышать уровень своего мастерства. Вспоминаю, как в студенческие годы почти каждое воскресенье наш класс водили в Большой театр, чтобы мы смотрели, как работают исполнители мирового уровня. В то время в Большом выступали такие известные артисты, как Владимир Васильев, Майя Плисецкая, из Петербурга часто приезжал Михаил Барышников. Мы с восхищением наблюдали за их головокружительными трюками. В силу возраста всем нам было присуще проявление юношеского максимализма. Я, например, до 20 лет задавался вопросом: «Как вообще человек может умереть?» А все потому, что тогда вокруг царило спокойствие, не было войн. У людей было стремление покорять вершины, заниматься саморазвитием. Мы читали очень много литературы, собирались в общежитии и обсуждали какие-то произведения.
После двух лет работы в Молдавии меня пригласили в Азербайджанский театр оперы и балета в роли солиста.
– Каков был уровень балета в Баку, на ваш взгляд?
– В то время все союзные республики имели театры оперы и балета. И у всех был приблизительно одинаковый уровень. Советская система заключалась в том, что, если она пропагандировала что-то нравственное и позитивное, то это должны были делать все театры. Везде шли одинаковые классические постановки и национальные балеты. Очень редко бывало такое, чтобы изменяли сюжет. Если Запад ориентировался на современный балет, то Советскому Союзу в этом искусстве была присуща классика. Нельзя было отходить от канонов.
Расскажу один наглядный случай из жизни. В 1985 году я поступил в ГИТИС, там учился хореограф Панфилов. Он принял участие в самом престижном на тот момент Всесоюзном конкурсе артистов балета. Так вот, впервые за историю конкурса первое место не было присуждено никому. Лишь бы не дать его Панфилову. Три хореографа заняли третьи места. Случилось это потому, что председателем жюри был Григорович (Юрий Григорович, советский и российский артист балета, хореограф, педагог, солист Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова. – Прим. «МИ»), который, к слову, в свое время поставил много спектаклей в современной лексике. Но на конкурсе необходимо было представить именно классический танец. Но жюри во главе с Григоровичем решили, что у Панфилова было мало «академизма» в исполнении. В то время отсутствие академизма в балете считалось показателем несовершенства.
«ГОРЯНКА»
– Как вы начинали карьеру балетмейстера в Дагестане? Как набирали кадры для балета «Горянка» – первой балетной постановки на дагестанской сцене?
– Меня впервые пригласили в Дагестан в 2003 году, позвонила министр культуры Наида Абдулгамидова. Предложила поставить в Дагестане балет. Действительно, моя работа здесь началась с «Горянки». Честно говоря, я не был готов к этой постановке. Это произошло совершенно случайно. Мы сидели с Наидой Абдурахмановной у нее в кабинете и обсуждали постановку балета «Болеро». В этот момент ей позвонил Расул Гамзатов и, видимо, пожаловался, что его произведениям не уделяют достаточного внимания. На что министр ответила: – Как же не уделяем, вот у меня в кабинете сидит хореограф из Перми. Он будет ставить у нас «Горянку». Тогда у меня действительно была пермская прописка, хотя я жил в Ингушетии. Пермь, как я понимаю, была упомянута для солидности. Заявление о «Горянке» было для меня как снег на голову: как же так, только что говорили о балете «Болеро», а тут на тебе – «Горянка»! Ведь я даже музыку, к своему стыду, не слышал. Единственное – знал, что впервые она была поставлена в 1968 году в Кировском театре оперы и балета. В общем, пришлось взяться за это дело. В то время в Дагестанском театре оперы и балета числились артисты ансамбля «Лезгинка». Мне сказали, что именно на этот коллектив и надо ставить спектакль. Ну, «Лезгинка», так «Лезгинка», подумал я и начал работать.
Постановка была завершена в достаточно короткие сроки – 37 репетиционных дней. Все, что от меня требовалось, удалось воплотить на сцене. Это был синтез национальной пластики и современного классического балета, что создавало особый колорит. Для меня постановка трехактного балета была на тот момент дебютной. Работая в Перми, я ставил только одноактные и двухактные балеты или концертные номера. Сразу после «Горянки» я начал работать над мюзиклом «Колесо жизни» для Лакского музыкально-драматического театра и параллельно с этим занимался постановкой в проекте Карена Мкртчяна «Денеб – новая звезда». За один месяц я завершил обе программы и уехал к себе домой.
БАЛЕТ ПО-ДАГЕСТАНСКИ
– Как снова вернулись?
– В 2005 году меня пригласил Лакский музыкально-драматический театр, чтобы я поставил музыкальный спектакль «Солнечный диск». Довольно большая по времени постановка. Я работал над ней четыре месяца. В ней все было основано на мифах, легендах и балладах. Этот спектакль мы два раза возили в Москву, показывали в Российском молодежном театре. К сожалению, «Солнечный диск» со временем тихо «ушел» со сцены: труппу покинули некоторые артисты. Но среди тех, кто работает сейчас в Дагестанском театре оперы и балета, много тех, кто тогда начинал со мной. Это Арсен Курбанмагомедов, Аида Курбанмагомедова, Муртуз Гаджиев, Эльдар Ахмедов, Бадрижат Адамова, Зарина Амаева, Дженнет Гаджиева. Именно с этими артистами начал создавать балет в Дагестане.
– Насколько изменился уровень дагестанского балета за последние годы?
– Окончательно я переехал в Дагестан в 2006 году после своей четвертой постановки «Имам Шамиль». Этому содействовал первый президент РД Муху Алиев, который лично пригласил меня, обещал создать хорошие условия. Начинать, как говорится, всегда тяжело. В Дагестане тогда со многими приходилось разговаривать и убеждать, что в слове «балет» нет ничего постыдного. Надо было самому показывать, прыгать и скакать. Это сейчас уже стало легче работать. Я сам приверженец эстетики. На сцене должна быть правда жизни. Она, девушка – воплощение красоты всей женской половины человечества, а он, юноша – мужественности. Должно присутствовать поэтическое воплощение юношеской надежды. Мы начинали со спектаклей «Имам Шамиль», «Солнечный диск», «Энигма». Это абсолютно разные постановки по жанру. Их выбор не случаен. Мы хотели показать, что языком балета можно передать любую этнику, любой жанр, любое направление.
– Как вам это удается соединять различные направления в театральном и хореографическом искусстве?
– Не то что бы удается, это идет по наитию. Стиль пластики должен быть разным, почерк один, но свой. Мы подготовили для зрителей шоу-балет «Чарли – великий маг», чтобы показать, что в балете место не только трагедии. В нем присутствуют юмор, легкость, романтика, весна. Все для того, чтобы человек пришел, отдохнул и смог многое прочувствовать. В этой постановке звучат многие известные зарубежные хиты ХХ века, есть несколько прекрасных дуэтных танцев. Танцы – это заряд, положительная энергетика.
ПЛАНОВ МНОГО, А СРЕДСТВ…
– В этом театральном сезоне у вас состоялось несколько премьер…
– Я давно хотел поставить у нас балетные спектакли на музыку Чайковского, поскольку это лицо нашей страны. Обычно в мире упоминают Баха, Бетховена, Вагнера… И вынуждены говорить: «Чайковский», ставя его по непонятной мне причине немного ниже. Хотя Чайковский – самый исполняемый в мире композитор. Притом он очень разнообразный. Он писал балеты, оперы, симфонии, концерты, романсы. Одним словом, нет области, в которую бы он не вошел своим талантом. Поэтому мне была интересна его музыка, и я поставил балетный триптих «Поэт и Муза. Гамлет. Ромео и Джульетта».
Когда я учился в хореографическом училище, мы как-то разбирали на уроке музыкальной литературы «5-ю симфонию», я запомнил ее ноты и, видимо, они крепко засели у меня в голове. Именно поэтому я и решил ставить балет «Бетховен». Почему-то пришла идея поставить балет о нем, его творчестве, а не просто по его произведениям. Собрал все воедино, выстроил, поставил. Первое, что звучит в спектакле «Эгмонт. Увертюра». Под это произведение показано детство композитора. Именно оно точно попадает под начальные действия спектакля: акцент музыки, его контраст. Вообще музыка передает много информации. Кажется, слышишь одно, а если прислушаешься – совершенно другое. И все, оно тебя движет, ты находишь то, что искал. По задумке у меня «9-я симфония» шла последней в «Бетховене», а в итоге финальной стала «5-я симфония». Когда я выстраиваю музыку для балета, то отчетливо вижу, где и какая должна быть балетная сцена.
В прошлом месяце у нас состоялась премьера балета «Жди меня». Это уже совершенно другой пласт, другая эпоха, символика. Здесь уже тема наших отцов, дедов и прадедов, которые погибли на войне. Эта тема мне была интересна с детства. Я смотрел много хороших военных фильмов. Например, «Баллада о солдате». В постановке даже есть одна сцена, подобная кадру из этого фильма. Также на меня в юности оказало большое впечатление стихотворение Константина Симонова «Жди меня». В нем такая сильная любовь. Наперекор всему и всем. Мне хотелось, чтобы в моей постановке был счастливый конец, ведь и у Симонова так. Вообще Симонов писал это стихотворение о себе, когда думал, что погибнет. Что самое интересное, вначале он не хотел вообще публиковать это произведение, поскольку считал его слишком интимным. Оно было посвящено актрисе Валентине Серовой, которую Симонов очень любил. Признаюсь, об этом я узнал уже после премьеры балета.
– Расскажите, пожалуйста, о планах на следующий сезон.
– Их у меня много. В следующем сезоне мне бы хотелось поставить одноактный балет «Тамара» на музыку Балакирева, балет «Мцыри» Балачивадзе, «Половецкие пляски», «Маскарад». Но все будет зависеть, как всегда, от материальной стороны вопроса. Сейчас в нашем театре появился новый художественный руководитель, а он ведь тоже творческий человек и хочет много ставить. Если раньше оперы редко ставили, то сейчас, надеюсь, премьеры будут ежегодно. В театре и на балет-то постоянно не хватало средств, а сейчас еще и опера… Откуда появятся деньги, я даже понятия не имею.
