Красивое занятие – бисероплетение: можно сплести из разноцветных бусинок изящные букетики в невесомых вазочках. А еще, если научиться вышивать бисером, то стены рукодельницы украсятся яркими сверкающими на солнце картинами.
Искусство работы с бисером Галина Владимировна Сухомлинова освоила, будучи на пенсии, проработав 31 год в махачкалинских школах. Теперь стены ее маленькой комнаты увешаны иконами из бисера, а строгие лики святых становятся чуть мягче, когда попадает на них скромный осенний лучик.
На столе – бисерные цветы, в букетиках и вазочках, но как будто что-то «царапнет» вдруг глаз: посреди этой красоты – маленький, черный кусочек хлеба.
Галина Владимировна в детстве жила в Ленинграде, блокаду, 900 дней и ночей, пережила и прочувствовала со всеми жителями города-Героя. Потому и хранит этот черствый хлеб, как память о времени, когда жизнь, обыкновенная, будничная, не по желанию и воле людей становится подвигом.
ЛЕНИНГРАД
– Помню багряное зарево над городом, – рассказывает Галина Владимировна, – когда горели Бадаевские склады, где хранились продукты.
Власти города по радио уверяли, что, несмотря на окружение, еды горожанам хватит на 15 лет. А вот, поди ж ты… Проглядели немецких лазутчиков, которые, разузнав, где находится продовольствие, указали бомбардировщикам точное расположение складов.
Сахар плавился и тек по земле, раскаленное масло впитывалось в горячий асфальт, мука горела и дымилась. Невозможно было что-то спасти.
Так для нас начинался голод. Вот этот кусочек хлеба, 125 грамм, выпекался из горсти муки, очисток от овса, древесных опилок. Добавлялся целлофан и масляные тряпки с заводов, которыми протирали станки. Живи, как хочешь, целый день.
Отец мой, Владимир Данилович Сухомлинов, кадровый военный, с первого дня на фронте, мама, Зоя Васильевна Федорова, до войны преподавала музыку. Такая оптимистка была, крутилась, как могла. Был у нее рояль, так она на «черном рынке» выменяла его на две буханки блокадного хлеба. Свое бриллиантовое кольцо отдала за одну буханку.
Мы жили в то время у бабушки, Марии Семеновны Федоровой, в поселке Лесном. Сегодня там проходит Лесной проспект в Питере. Рядом находилась воинская часть, в которой от голода погибали лошади. Их добивали, сами ели, а остатки продавали жителям окрестностей.
Мама как-то принесла 5 килограммов лошадиного мяса – выменяла на дорогой папин костюм. За его новые туфли принесла ведро лошадиной крови, из которой лепила котлеты.
А у самой от голода пропало молоко, моя сестра Ира
была грудным младенцем и без конца плакала, кушать просила. Таким малышам полагался в день стакан соевого молока. Чайной заварки у нас не было, пили просто воду, а мама шутила, все придумывала названия напитку, то «белые розы», то «белые грезы»…
В ту зиму стояли жуткие морозы. Немцы разбомбили все электростанции, водонапорную систему. Воду мы набирали в небольшом озере рядом с домом бабушки. Туда сбрасывали покойников, потому что везти на кладбище сил не было.
ДЕТСТВО
В Ленинграде во время блокады занятия в младших классах были отменены. Галина, которой к началу войны исполнилось 7 лет, в школу не ходила. Но старшеклассники занимались. Ее дядя Миша, брат матери, учился в 8-м классе.
Подростков привлекали к тушению зажигательных бомб на крышах.
Однажды Галина уговорила родственника взять ее с собой.
– Вы не представляете, как мне было жутко и страшно на крыше, – вспоминает Галина Владимировна, – там стояли ящик с песком и бочка с водой. Задача дежурных была схватить упавшую бомбу большими щипцами, опустить сначала в воду, затем в песок.
Но, когда началась бомбежка, мне стало не до этих подробностей. Я от ужаса не могла пошевелиться, все казалось, что бомба летит именно на меня…
Когда дядя предложил пойти на крышу еще раз, я решительно отказалась.
Дед мой, Василий Федоров, был в отряде ополченцев. Мы его не видели: он находился на казарменном положении, в любое время его могли отослать на оборонительные работы – копать противотанковые рвы, траншеи. Иногда даже давали оружие и отправляли в бой.
Дед погиб во время бомбежки. Нам прислали извещение – а как, где похоронен – так и не узнали…
Но дети есть дети, даже во время блокады находили повод для радости. Играли не в игрушки, а с осколками снарядов: кто больше насобирает, у кого форма снарядная интересней.
Я помню первый блокадный Новый год. Дядя Миша отправился в лес, срубил маленькую елочку. Мы нарядили ее бумажными лентами, старыми игрушками. А мама сказала: «Если мы в это время смогли поставить елку, то в мирное, сколько бы лет ни прошло, у нас всегда она будет стоять!»
Свое слово она сдержала. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, у меня на Новый год в доме всегда это сказочное дерево.
Когда наступило лето, стало немного легче. Мы, дети, собирали крапиву, лебеду, а мамы из этого что-то варили, запекали.
Моя мама работала в госпитале нянечкой. Я, бывало, соберу друзей – девочек, мальчиков и в палаты к раненым. Мы читали им книжки, письма писали, даже концерты устраивали.
Несмотря на возраст, мы все знали о боях, какие и где освобождались города, а когда случился прорыв наших войск – 27 января 1944 года – то радости не было предела. Город ликовал: на улицах обнимались, целовались, танцевали. Наша победа была совсем близко.
ДАГЕСТАН
Отец Галины, Владимир Данилович, прошел две войны – Финскую и Великую Отечественную. Воевал в Прибалтике, был ранен. Война уже близилась к концу, когда семья получила от него весточку: мол, лечусь в ростовском госпитале, приезжайте!
Зоя Васильевна, дочери, не минуты не раздумывая, ринулись в Ростов, где дожидались его выздоровления.
Подполковник Сухомлинов, уже в мирное время, продолжил карьеру военного. Куда только не забрасывала его служба! Помотавшись по гарнизонам великой родины, Сухомлиновы неожиданно осели в Дагестане.
Если кто помнит, на площади Ленина в Махачкале, тогда она еще называлась площадью Сталина, вместо здания мэрии и Дома дружбы находились воинские казармы. В этой части и продолжил службу глава семейства.
Так, 1 февраля 1951 года Галина Владимировна попала в Дагестан, как оказалось позже – навсегда. Сняли комнату в частном доме, ровно через год получили собственную квартиру по улице Нахимова, где Галина Владимировна живет по сей день.
– Наш дом был самый красивый на улице, – продолжает рассказ Галина Владимировна, – строили его пленные немцы, добротно, на совесть. Рядом, где сегодня 5-этажка, было небольшое озеро, чуть поодаль – деревянный клуб завода Гаджиева. Наш дом во время землетрясения 1970 года не дал ни одной трещины! Недавно, представьте, его записали в аварийный, но мы, жильцы, отстояли свои стены!
Я училась в школе №13, запомнилась самая любимая учительница Елена Александровна Гецеу. Хотела пойти по ее стопам, стать литератором, но она меня отговорила: «Галя, мой предмет не дает времени и сил на семью, собственных детей. Только ученики, тетрадки – не порть себе жизнь!»
И я пошла на исторический факультет пединститута. (Сегодня Дагестанский госуниверситет. – Прим. «МИ»)
Получилось так, что отца отправили служить в Германию. Мама, Ира засобирались вместе с ним. Меня куда девать: учусь ведь… На семейном совете решено было перевести в Ленинградский пединститут им. Герцена.
Так и сделали. Приезжаю я на следующий год на каникулы, захожу к своим однокурсникам, а они мне говорят: «Галка, вот ты в пединституте учишься, а у нас уже университет!» Так завидно мне стало…
Ну, встретилась со своей бывшей группой – ничего особенного. А вот другая встреча перевернула ее жизнь.
Пришла как-то в свой бывший вуз на какой-то праздник. Песни, танцы и все такое. Прибыл на встречу моряк Нажмудин Магомедович Магомедов. Выправка, форма морская – все как положено. С братом, студентом, пришел.
Пригласил Галину на танец – раз, другой, третий. Потом навязался в провожатые. Начали встречаться. Галя уехала в Ленинград, писала Нажмудину письма. Приехала в Махачкалу на зимние каникулы. А дело уже близилось к получению диплома. Моряк заволновался: «Отправят тебя куда-нибудь, как мне жить? Давай распишемся!»
Расписались в махачкалинском ЗАГСе, а летом Галина Владимировна, получив диплом, вернулась в Махачкалу.
С СЕСТРОЙ ОБЩАЕТСЯ ПО СКАЙПУ
Нажмудин Магомедович, веселый, остроумный шутил про себя, называя представителем «килькофлота». Он работал старпомом на рыболовецком траулере «Каспийск», где были приспособления для обработки кильки, засолки, изготовления консервов. Хорошо жили молодые, только счастье недолго продолжалось: через 7 лет муж умер от болезни…
Еще большим ударом стала для Галины Владимировны недавняя смерть единственного сына – полковника Геннадия Нажмудиновича Магомедова.
Свет в окошке – внучка Диана, которая учится в Питере. Свою учительницу любят бывшие ученики, часто навещают, звонят по телефону, поздравляют с праздниками.
Сильная женщина, во всем чувствуется ленинградская закалка. Она не потерялась в жизни, не заблудилась в горестях и бедах. Любит встречаться с молодежью, рассказывая о героическом прошлом блокадного Ленинграда.
Помимо бисероплетения, освоила компьютер, с сестрой, Ириной Владимировной, общается по скайпу.
– Мне одинаково дороги два города – Махачкала и Санкт-Петербург, – говорит она, – я люблю природу Дагестана. Со своими учениками мы пешком обошли все его заповедные уголки. Мысли уехать отсюда никогда не было: разве можно оставить могилы родителей, мужа, сына? Самые дорогие награды для меня знак «Жителю блокадного Ленинграда» и почетный знак Республики Дагестан «За любовь к родной земле».
Наталья Бученко
