Манап Кулдуев – художник, дизайнер, рекламист. Один из тех, кто менял внешний облик нашего города, когда и облика никакого не имелось. Сегодня его нашла новая стезя. Именно так – она его. Потому что – это его судьба. Чтобы его находили и просили – «Манап сделай». И он сделает. Потому что может и так и не научился отказывать.
– Ну, давай небольшую тогда предысторию о тебе все-таки. Кто ты, что ты, откуда ты, чем занимался, чего достиг? В данном случае пока, наверное, о человеке, давай начнем сначала, готового рецепта пока нет. Потом соберу текст, посмотрим.
– Родился я 21 сентября 1972 года, как все люди пошел в садик, но не как все люди, через месяц ушел оттуда.
– Махачкалинец?
– Да, я из Махачкалы, живу здесь я с трех с половиной лет, но родился в Германии, первое время жил там.
– Родители. Отец служил?
– Да, у меня отец был срочником, остался на сверхсрочку. Художником по образованию не был, но был, видимо, генетически заряжен. Остались какие-то даже вещи – от чеканки до рисунков, человек это рисовал без художественного образования, со всеми светотенями, переходами. Делал все это в Германии, там Трептов-парк воинам-освободителям, я видел фото, где он его делал, плакат с пятиэтажный дом, на лесах там и так далее. Мог и такие крупные вещи делать. Сам по себе оформлял, задание начальства, скажем так. Но делал он это на профессиональном уровне.
Но так получилось, что мы вернулись. Просто однажды выехав на отдых с дружественной семьей, русской, мне там годика полтора было. Несоответствие температур, холод-жар, еще что-то, все думали – да он шутит, это такой пловец, да вы что? И физически хорошо сложен, вот так утонул на виду у всех в искусственном озере. Никто поверить не мог. В общем, приехали — целая трагедия. Тем более, учитывая некоторые трения между Согратлем и Чохом, откуда родом родители. Сам по себе такой момент был достаточно уникальный, что они объединились друг с другом. А тут еще и получилась такая трагедия, эти два села об этой истории очень много знали. И, в общем, я такой, дитя такого бразильского сериала. Мама потом уже после этого на мир-то и не смотрела, она потеряла вкус к жизни, скажем так. Тем более это на пике взаимоотношений, года два-три пожить не успели, а он еще на актера похож, красавец, младше нее причем был на два года. Да, они как брат с сестрой друг на друга похожи были, вот эти глаза – мои. Потом приехали сюда, получили от Военкомата квартиру в Узбекгородке. Учился я в 22-й школе. Это отдельная история, это уже биографический репортаж даже. Позднее закончил художественное отделение Избербашского педучилища.
– Почему Избербашского?
– Хотел сюда на Джамала, но здесь было меньше специализаций, здесь ты просто художник-оформитель, дерево-кость-камень и все. А там ещё преподавание. То есть, я преподавать могу.
– Ты вот осознанно, именно в поисках этого права?
– Нет, я пошёл туда, где не нужно сдавать ни черчения проклятого… Не люблю ни геометрию, ни химию, ни математику, я идеальный гуманитарий. Все пророчили, потому что я рисую. И рисую и детализированные вещи, плюс с моим зрением, которое настроено на ближнее, то, что на кольцах напечатано на баксах, это для меня очень крупно, я могу очень маленькие вещи разглядывать. У меня, с другой стороны, качество – шрифты пишу идеально, то есть каллиграфия развита с нуля просто, с детства. Рисовал в школе, портфели одноклассникам раскрашивал, Camel, Marllboro и так далее, целая очередь стояла, потому что я делал это в идеальной пропорции.
-Ты значит со школьной скамьи уже?
– Да, уже чиркал, рисовал, был у меня прикол такой в школе. Помню, учительница пыталась меня «подрезать» – учила как рисовать, хотела показать технику прямой линии. Вызвала к доске, попросила нарисовать линию. Я беру и русую. Без всякой техники. В общем, потом попал в училище. Причем меня выгоняли с первого же экзамена, я в коридоре сцепился с будущим директором, а я не знал, кто он. Ответил ему на грубость в такой же форме, тем более я из 22-й школы, это отдельная история, 11-й школы еще не было, 28-й школы не было, мы до 10 вечера учились. Тарки и Кяхулай, это все там, эта «босота». В итоге по рисунку все сдал на пятерку, причем я приехал рисовать черным карандашом, просто как вот слухач музыку сыграл, без знаний построения и всего остального и так далее, можно сказать, случайно туда попал.
Учился я там очень легко, но в журнале у меня стояло — не был, не был, не был, пять, пять, пят и они не знали, что со мной делать. Я плеер из ушей не вытаскивал, это бесило. Я вообще техносексуал. Увижу новинку и все. Я заражался. Хочу плеер, у меня ни копейки денег, пацанчик в седьмом классе, не поверишь – день-два и у меня вещь появлялась. И когда ходил с наушниками, или когда часы с калькуляторами появлялись, весь автобус обсуждал, зачем на часах столько кнопок.
С детства такая тема. У меня один из дядек в советское время работал в Алжире, а им давали чеки, которыми можно было в «Берёзке» отовариться, и вот я был там постоянным посетителем. Так вот, я покупал там только американские журналы, хотя была просто феерия всего, что можно было взять. Разные вещи! И уже тогда рассматривал, как это построено. Именно брал вот эти глянцевые, иллюстрированные журналы. Как строится реклама, как она отрисована. Некоторые вещи для меня были загадочными, я понимал, что это не может быть рисунком, и ни фотографией. Уже как-то это применялось без компьютеров, я не знаю, как это сделано было, ретушь или аэрография, без работы кистью было сделано.
Примерно вот так прошла учеба, достаточно весело было и легко. В плане образования это все прошло настолько легко и ненавязчиво, учителя достаточно быстро стали друзьями. И с культурой и с совестью у меня все в порядке, в то же время мысли излагаю довольно быстро и если не знаю задания по истории, например, я на месте мог сочинить ответ, так что преподаватель пять ставил. Поэтому я законно мог спать на некоторых уроках, когда ни подними, я мог спокойно отвечать. Потом в конце третьего курса, а всего там четыре года, нас отправляют на педагогическую практику по месту проживания, чтобы человек месяц попреподавал сам. Я приехал в свою 22-ю школу в Махачкалу. Тот преподаватель, который у меня же преподавал в школе, он был очень своеобразный человек. Мог целый урок потратить на рассказ фильма. Я когда через лет 10-5 нарвался на этот фильм, я его даже не стал смотреть, потому что знал, что он будет скучен после того рассказа, не так, как я его знаю, всегда была в итоге какая-то мораль.
Пока я не приехал, он, оказывается, никогда вообще не брал студентов-практикантов. Жесткий отказник, но талант. Опять же если он урок потратил на рассказ, это не было просто так. У него всегда было тихо на уроках, там невозможно было беспредельничать или что-то еще. Он не физически, он мог морально раздавить. При всем при этом я у него был «маэстро». Он мне вот так вот: «Маэстро, к доске!». Опять же я был дитя Германии, у меня было очень много дефицитных вещичек, еще с тех пор запас остался, соответственно я его иногда подогревал фломастерами кручеными и так далее. У нас особый контакт был, и вот он меня берет на педагогическую практику. Впервые, все были даже удивлены. Я пришел, мы с ним мило пообщались, и я сел на последней парте и наблюдал, как он преподает, чтобы потом, через пару дней, приступить к тестовым урокам. После второго дня на третий, когда я должен был выходить, он своему шестому классу говорит: «Время мое пришло. Мне пора уходить и так далее! Мне уже пора на тот свет!» Все ему: «Нариман Исмаилович, ну что вы такое говорите?!» Утром прихожу… Толпа, скончался ночью… Вот так-то, так-то и так далее…
Я никогда не собирался стать учителем, у меня мама — преподаватель английского. Я понимал, что это, во-первых, невроз, она была идеальный учитель и не сильно идеальная мама, потому что она уже раздраженная, уставшая приходила. Соответственно, я думал на фиг мне это надо. Я опять же был заряжен на рекламу, хотя рекламы в СССР еще не было, но прям реклама у меня в голове сидела. Но теперь что делать, меня и не могут там оставить учителем, потому что я должен был вернуться, а у нас заочного отделения нет. Я при этом никак участия не принимал, мне без разницы было, что один результат, что другой. Работа в пяти минутах от жилья, либо в Изберг ехать, в общагу, дальше учиться. Каким-то образом, через Министерство образования сделали так, впервые такую систему, чтобы я потом заочно добивал, оставаясь работать при этом, посадили на штат, все дела, таким образом, я оказался учителем. Стал вводить свои методики…
– Тебе тогда 19 лет было?
– Да! Само собой — бешеный интерес у учеников, что у девочек, что у мальчиков, вначале мы вели беседы вплоть до того, что – а где вы купили кроссовки, а есть ли у вас мотоцикл? Плавно-плавно мы переходили к обучению, чтобы понять, что такое сопряжение, захотеть его чертить, нужно понять зачем оно нужно, от одной кривой в другую, и как их соединить, тогда уже лучше понимают, зачем это нужно, и с жаром начинают рисовать и даже соперничать друг с другом. Был даже один такой класс, в который меня вызвали к директору. Директор говорит: «Сейчас тебе дадут класс, он собран из всех отбросов со второго по девятый класс». В один класс загнали, потому что эти люди либо должны были в спецшколе учиться, либо в тюрьме уже сидеть. Когда я вернулся в класс, вижу, что уже летают сами пластиковые ведра мусорные, а их содержимое уже давно раскидано по классу. Там швабры, все летает. Настолько разношерстная, разновозрастная толпа, там же разных возрастов дети были. Комедия! Я встал у доски в позу гестаповца, ноги на ширине плеч, руки за спину и с живым интересом начал наблюдать, безэмоционально – мне действительно было интересно наблюдать этот «зоопарк». Мне сказали, только не выпускай их в коридор, ну, я спокойно и наблюдал. Минуты через две-три они поняли, что для меня это нормальная ситуация. Осознали, что на них никто не кричит, начали друг друга толкать в плечо, локтем…
– Понимая, что ты – экспонат в зверинце, любому станет внутренне не комфортно…
– Не комфортно, во-первых. Но и от нестандартного подхода, они привыкли, что сейчас будут крики, а они знают как на издевательства отвечать. В ход идет любой мат, и они притихли. Тишина в классе. – Прекрасно, – говорю, – давайте знакомиться. С того момента это стал наиболее комфортный для меня класс. Потому что мы не разговаривали о черчении и рисовании, это был такой блиц-опрос, ну рисовать – рисовали по ходу что-то. Но я их больше просвещал, рассказывал о технике. Я же все стадии в этой же школе прошел, поэтому мог достаточно интересно с молодежью общаться. Опять же, постоянные попытки познакомиться. Прессинг тоже был, прессинг соблазна. Когда к тебе на большой перемене приходят девушки и говорят: «Абдулманап Юсупович, а можно с вами познакомиться?» Я говорю: «Можно! Вон веник, бери и подметай!» Они бурчали, брыкались — недовольно все это делали. Домой приходили после парикмахерских, якобы починить наушники, и я брал наушники, говорил, что починю и закрывал дверь. Вот не знаю, что-то во мне было вшито такое, чтобы не позволять себе какие-то амурные вещи, как там учитель НВП или кто-то забыл там колготки с доски снять, забыл их, а утром увидели. Вначале перестали девочки вообще здороваться, а потом смотрю, даже парни стали, которые выглядят здоровее меня, с бородами уважительно обращаться. Я думаю, что с ними случилось. В общем, оказывается, это всплыло среди девчонок, что я хоть и не ненавистник женского пола, но всем школьницам прописываю «атас». Это достаточно сенсорная вещь, когда ты педагог, а не педофил. Знаю, что некоторые учителя действительно заряжаются энергией молодых, многие за грошовую зарплату там сидят. А я как бы и сам был молод, мне эта энергия не нужна была. Я всегда знал, что моих мозгов, если не внешности, хватит, чтобы получить все, что мне нужно, не пользуясь, скажем так, служебным положением. В итоге я даже кличку не заработал.
В общем, рекламой занялся тогда уже, когда в школе работал. Собирал парты в большой стол, за ночь сбивал на нем щит и краской рисовал вывески первых в городе коммерческих магазинов и так далее. Это все уже тогда, в 91-м году. За ночь я делал зарплатную сумму, и поэтому моя зарплата в тот момент уходила чисто на такси – доехать до работы. Я уже съехал от матери к тому времени и ездил на работу, как и положено крутому парню, исключительно на такси.
Мы умудрялись рисовать с товарищем плакаты Брюса Ли, у меня можно было купить цветную певицу Сандру – плакат нулевого формата. Это были прямо один в один фирменные постеры. Мы доставали через город Балви в Латвии, там была студия звукозаписи, где можно было первые образцы на бобине заказать, с лазерника сделать, но лазерник (CD) здесь еще никто не видел. А у меня уже были копии бобинные, где отсутствовал лишний шум, чистая запись последних хитов. Продавались и небольшого формата фотографии исполнителей, и вот по ним мы делали всякие вещи. Допустим, Брюс Ли, нарисованный с драконом сзади и с нунчаками, вот этот плакат известный, где нами прорисованы были даже все чешуйки, все это гуашью рисовалось, он стоил 140 рублей — это зарплата учителя. То есть я его рисую двое суток, не отрываясь, и получаю зарплату. Но опять же вывески оказались намного отбойнее. Ведь там столько надо рисовать, а тут ровно напиши краской название фирмы, сделай псевдообъем, ромбик какой-нибудь прилепи в качестве логотипа и все – и повесь. Я даже не утруждался деревяшки боковые приделывать, у меня иногда волосатый ворс был на задних рамах. На это тоже никто не смотрел, потому что сверху видно все хорошо, плюс это вызывало восторг.
– Ты был новатор, еще и эксклюзив.
– Да, еще и топ, по сей день в принципе, по шрифтам, я не знаю, можно ли с каким-нибудь каллиграфом поспорить, но рука поставлена. И это не трафарет, это кистью нарисовано, нет перемычек там. Но потом из школы я ушел. Сложилась такая ситуация, не могу об этом не сказать, я даже хотел бы, чтобы это где-то в прессе появилось. Был там директор Макуев – первый подлец, кого я встретил, такого еще надо найти. И была Бажат Энверовна, учительница. Моя, кстати, землячка, которая спровоцировала конфликт вокруг жилищного кооператива и сделала так, что наши квартиры отобрали, частично продали, поделили эти деньги между собой, и бесплатно туда вселились. У нас четыре года продолжалось судебное разбирательство, нас, как пацанят, просто отшивали, на пересмотр, на пересмотр, пока мы просто от этого всего не устали. И вот так мы потеряли квартиры.
Было очень обидно лишаться вложенных денег и желанного жилья, учитывая, что этого здания бы не существовало, если бы я не поднял разные околокриминальные, «бродяжные» среды, которые в то время присутствовали и были над властью. Которые в тот момент просто отобрали этот участок у учителей и строили себе пятиэтажку. Благодаря моим усилиям получилась десятиэтажка с минимальными внесениями денег вперед, с удобной рассрочкой, несмотря на кризис и инфляцию. Но в итоге это не помешало отжать квартиры у молодых педагогов. Меня приглашали, давали мне однушку втихую, я плюнул в протянутую руку и просто ушел. Первая такая битва с подобной мерзостью у меня произошла в мои 19-20 лет. Скажу, что я поменял 40 с лишним съемных квартир и до сих пор не купил себе недвижимость, как проклятье.
– Ты на съемной до сих пор?
– Ну как бы я ездил туда-сюда и цели такой большой не было, но так произошло. Тогда, видимо, что-то переклинило. Единственный, кто не заходил в учительскую и кому журнал в класс приносили сами ученики. Обычно детям журнал в руки не давали, но в моем случае было исключение. У меня был действительно жесткий конфликт со старыми учителями. Я часто хотел уйти, при этом я не вел вот эти планы, конспекты, журналы. Вот эту всю ерундень, с которой надо целые алгоритмы прописывать, это что за жизнь вообще, пришел, чай попил и спать. Но при этом три комиссии, районо, гороно, министерство –кто бы ни приходил, уходили с аплодисментами, потому что ни слова из книги, и сами много нового узнавали в ходе урока, и видели какой живой интерес и контакт с учениками. Плюс, само собой, бесплатное оформление всех этих стенгазет для собственной школы на очень высоком художественном уровне. В итоге как-то мне это все надоело, я эту эпопею закончил. Со школы я хоть уже ушел, но у меня свое, в квартире, которое никто не рекламирует, но по цыганской почте — тебе некогда спать. Позднее подружился с одним из крупных заказчиков. В течение двух лет меня человек уговаривал, чтобы я на его деньги запустил рекламное агентство. Однажды он отмечал рождение своего первенца, там три дома веселилось со скрипачами, вся тусовка в мою честь дифирамбы пела, и музыка играла. Настолько он хотел вместе все это делать, начали делать и открыли «Сити-тайм».
– Я проходил мимо, будучи подростком. Всегда хотелось заглянуть, но никогда не решался.
– Мне признавались, что для многих это культовое место было, там было очень интересно. Были случаи, когда заказчик приезжал в 4 утра, чтобы заказать вывеску, невзирая ни на какую сумму, или просто придумали причину, чтобы прийти, потому что я там создал такую атмосферу. Это настолько было здравое, приятное место, где не было ни грамма негатива и неприятного разговора за деньги. Вот деньги для меня вечно такое было — фу! За них не стоит вообще поднимать разговоры, поэтому даже не было бухгалтера, на работу я брал людей честных, под замок буду что ли ставить, вот все открыто, вот инструмент, все эти ручки, отвертки, дрели и все остальное. Более того — люди их сами чистили каждый раз после работы и вешали на полочку, это тоже приносило им эстетическое удовольствие. Настолько это все было настроено, я не спрашивал кому, на что, когда – наоборот, кругом бардак и профессура «сникерсы» продает. Зарплата была у людей – два «сникерса», на тот момент у меня был вообще топ. Никто в деньгах не нуждался. Начали и музыкантов поддерживать. Та же «М-Лига» не без нас родилась, хотя не скажу, что мы бросались деньгами от их чрезмерного обилия. Но деньги я и сам домой не уносил, не копил, не в этом была суть.
– То есть у тебя началось что-то наподобие фабрики Энди Уорхола? Уже музыкальные коллективы…
– Там немножко другой вообще драйв. Это вот как хипстеров и хиппи сравнить. То было более душевно, и вот заказчики это чувствовали и шли к нам. Атмосфера такая была, что родители не верили, что их дети месяцами пропадают не где-то, а на работе. Я и сам там пропадал. Я своего первого сына в младенчестве не слышал, в таком безостановочном режиме все шло, пока не начались первые разочарования в командности, в честности, когда начались ежедневные утренники, где надо что-то обсудить, короче протоколы, записи, началась такая ерундень. Кончилось все конфликтом с женой компаньона, которую он назначил бухгалтером. Я тогда просто собрался и ушел. Потом были длительные разговоры, чтобы я вернулся, но уже не сложилось. Пропала атмосфера и творить там уже не получалось. А это важно. Что говорить, если из отходных материалов, которые стоят, к примеру, 70 рублей, мы делали продукт, который уходил за 1500$, причем так, что человек себе в ресторан брал сразу, не торгуясь.
В итоге меня пригласили в Абу-Даби, в Аль-Арабия Пресс энд Медиа. Попал я туда в феврале 2003 года. Помню, валил хлопьями снег, я прилетел в Дубай, меня должны были там встретить, но не встретили. Месяц меня держали в этой конторе просто так, мне дали стол, компьютер, все. Я же не знал, что есть Дубай, а тут оказывается есть Абу-Даби еще, столица. Там была достаточно сложная процедура, чтобы получить разрешение на столичный город и потом уже через месяц получил работу, компания была под патронажем шейха Мансура, это один из младших сыновей шейха Заида, которая принадлежала семье президента. Сама контора находилась в столице, у меня из окна был виден залив, это все с окна можно было наблюдать. Я когда ехал в Дубай, испытывал стресс, и ты попадаешь в шум-гам, Дубай — это Москва, а Абу-Даби — это Питер, скажем так. Я там проработал до 2011 года. Конкретно в этой конторе я проработал 6 лет, потом уже сам по себе, картины рисовал, выставки.
Я контачил с фирмой «Стайл гелэри», это один из топовых салонов в столице и соответственно Эмиратах по продаже ювелирки, и соответственно там колье по 5 миллионов $, это нормальная вещь там, средняя, так скажем. Всю полиграфию по этой теме, и на стены огромные накатывали баннеры, часы за миллион и так далее. Это все у меня дома бывало. Официальный дизайнер у них был. Там Билл Клинтон, в этом же салоне я делал выставку тоже, где Посольство России и вся знать присутствовала, не весть что я выставил, но зато веер понтов запустил за Дагестан, за Имама Шамиля, за Расула Гамзатова. Там вообще это раскачано. Многие стали интересоваться Дагестаном, я входил в Союз соотечественников, в оргкомитет.
Была интересная ситуация, когда меня на работу приняли, мне дали арт-директора в Абу-Даби, третий человек был в компании с британским паспортом. Палестинец, мужик с женскими гормонами, крупный, с тонким голосом, у которого волос на лице нет, и большой, метр девяносто пять сам, и такой же в ширину, то есть он в дверь боком почти входил. Он мне дал задание. Хотел меня проверить. Раз я туда приехал в качестве иллюстратора, нужно было показать класс. Меня брали в журнал «Альмар Алион», это «Женщина сегодня» – «Вумен тудей», ни одного английского слова там не было, только для арабов, для эмиратовцев, которые где только не находились, 125, по-моему, офисов по всему миру, вплоть до Австралии. Ну, Эмираты могут себе позволить. Есть версия еще на Саудию отдельно печаталась, там зарисовывались все людские фигуры, 50 дизайнеров только сидело, которые это все цензурируют, но здраво. Причем получалось хорошо, мне жена могла сказать: «Что за чушь на ней надета? Не совпадает!» То есть не сразу определишь, что звезда бы такое не надела.
В общем, он мне дает первое задание — нарисуй человека. Часа четыре у меня прошло, в фотошопе, на графическом планшете нарисовал его самого. Я использовал всегда Ваком, в те годы я отдавал за их планшеты по 1200 $, потом они упали в цене, но я всё равно брал их. Прорисовал с максимальной детализацией, потом напечатал на струйнике, чтобы детально было видно, лазерный не так показывает. Приношу, он так нервно посмотрел и отшвырнул в сторону и говорит: «Я просил нарисовать, а не фотографировать!» Я ему говорю: «Она нарисована!» Он с раздражением такой: «В смысле нарисована?» подошли к моему компьютеру, я ему увеличил на экране и там видно в зрачке у него штрихи. Скальп шевельнулся. Я понял, что теперь он меня ненавидит.
Я начал реально отсвечивать их всех жестко. То есть ты раньше жил в болоте, тебе было хорошо, тут пришел человек, который по четыре часа гоняет тень от одной фотки, и ты понимаешь, что ты не так крут. Я думал, я туда учиться еду, а получилось, что я туда привез что-то новое. А это дискомфортно, во-первых, признать, что реально кто-то приехал и топит. Оленем себя чувствуешь, а это неприятное чувство. Потом в итоге, когда через два года сменился директор издательства и начал выстраивать новый штат, кого убрать, кого оставить. В блэк-лист попадаю я, номер 1 на увольнение, это притом, что мы от одного журнала до 14 разных журналов за это время дошли, очень много пошло изданий, во всех топовых моллах продают.
Второй на увольнение – пацан, иракец по рождению, и он приехал прямо со студии Уолта Диснея из Штатов, что он вытворял. Понятно, что арт-директор его руками решил выкинуть всех тех, которые более-менее отсвечивают, и совсем мусор тоже там был, выкинули тоже, конечно. Но после того, как новый шеф просмотрел мои работы, я стал арт-директором, а того палестинца уволили.
– Вернемся все же к бизнесу.
– В бизнесе три главных правила – умей отказывать, умей просить и умей делать замечания. Что значит умение отказывать я уже рассказал. Не нравится команда – уходи. Не нравится клиент – не соглашайся на работу. Теперь про умение просить. В первые годы работы в Эмиратах при всех понтах у меня денег хватало лишь свести концы с концами. И вроде с главным боссом компании прекрасные отношения, но как к нему подойти и сказать о прибавке? Он же понимает, что мне зарплаты хватает только на то, чтобы все дела закрыть и все, холодильник пустой! Ты же приехал заработать, тебя же не устраивает такое положение вещей. И тут открываешь дверь к нему так: «Можно к вам?» Тут секретарша, идешь, как-то трепещет сердце, то, сё, как-то не по кайфу или ты очень долго планировал этот разговор, как он выстрелит, и как прокатит. Офис фешенебельнейший там с предбанником, у тебя уже сердце к горлу начинает подкатывать, сердце стучит, ты понимаешь, что провалился, пот пошел, ты слишком заинтересован и слишком впечатлился тем результатом, который ты должен получить. Ты начинаешь прокручивать в голове это тяжелое представление худшего варианта, откладывать на завтра, послезавтра, на полгода. Но когда мы начали разговаривать на эту тему, он мне говорит: «Ну, ты понимаешь, что пока ты не попросишь, я не могу тебе дать? Ни совета, ни помощи, ничего!». Поэтому, как только у тебя появилось в голове, что пора бы тебе поднять зарплату, ты просто встаешь и идешь, и говоришь об этом, в тебе еще только зародилось, еще не забродило, свежее, приятное чувство и я бы хотел побольше. Я вот сейчас то, то и то, выхлоп — такой-то, поэтому прошу поднять. Какая-то совковость в нас сидит, считаем, что кто-то должен оценивать сколько ты стоишь, а в принципе, этот кто-то вот ты и есть. Ты сам должен правильно себя оценивать и просить соответствующей оплаты своего труда. Будь то зарплата у босса или цена за твою продукцию для клиентов.
Умение делать замечания описывается отдельной строкой во всех практически духовных знаниях. Это в том же Коране, и так далее, в принципе, научиться делать замечания – что это как пройти университет некий. То есть, во-первых, конечно, на главное место выходит новая парадигма, новый лейтмотив в бизнесе — это быть эмпатом, человеком, который сочувствует и сопереживает людям, которые вокруг него. То есть сейчас как раз-таки то, что Стив Джобс разрабатывал, ломая некие стереотипы, это именно внутреннее объединение людей на некой идее, а не на самих деньгах, как таковых, и именно таких людей и одаривает потом поток финансов. Для других даже бывает потом странно почему поймавшие успех люди не уходят в шик и роскошь, да потому что для чего тебе нужны были деньги? Для реализации души, а это в принципе уже произошло, и ты в принципе счастливый человек. Поэтому важно строить бизнес именно на такой теме, и важен в первую очередь человек, его вибрации, его понимание мира, нежели его специализация вот в этом, научить всегда можно, был бы правильный материал. Потом в итоге у тебя будет высокопроизводительный продукт, если говорить чисто в плане капитализации. Это важно, а эмпатия она помогает, да она тяжела, ты должен научиться где-то местами контролировать ее, как и любое свое увлечение или хобби, это в первую очередь, не быть ее рабом, да можно этим насладиться, но когда у тебя есть ещё и лейтмотив, то все приходит в нормальное, уравновешенное состояние, а не в то, что ты стал сумасшедшим, который тратит деньги, но сотрудники твои кайфуют, или там, наоборот, ты с ними отчуждён, что ты с ними даже не контактируешь, все тебя боятся, на этом холоде деньги тоже впрок не идут. Надо понимать важность этого. Уже научно доказано, что то, каким путем и средством получены деньги, тем выше их КПД — коэффициент полезного действия. Если деньги нажиты честно, то от них выхлоп больше. Если какие-то серые схемы, то и уходят легко, поэтому говорят: Easy come, easy go – легко пришло, легко ушло. Поэтому ворованные деньги, по всем рассказам, «Ой куда-то пошли, куда ушли, не знаю, вот столько миллионов не помню, куда делись». Все время эти рассказы. И практика это тоже подтверждает. Когда ты воспринимаешь этот мир так, то человек, объект, которому ты решился все-таки сделать замечание, правильно воспринимает. Есть предел определённый, социальный и внутренний баланс, и ты исходя из этого, в виду какого-то дисбаланса, ты делаешь замечание чтобы поправить равновесие в ауре, в атмосфере, где произошло это. Но не перегнуть в другую сторону, не сделать замечание – типа ты сейчас на коне и такой красавчик и так далее, это должно быть настолько мягко, по-братски, чётко и проникновенно, или даже предложить в виде готового блюда, где он его съест и подумает, что это его собственное решение, но это уже зависит от уровни твоего собственного развития, от твоей витиеватости, это уже приходит с практикой, с более осознанным восприятием жизни. А базово — если исходить из этого, то ты всегда сделаешь замечание, после которого тебе даже беспредельщик, понурив голову, либо как-то хоть пробубнит, но «спасибо, братишка». Важно, чтобы именно так, чтобы тебе ответили. Если ты в состоянии так сделать, и после твоего замечания атмосфера стала чище и лучше со всех сторон — тогда делай. Если ты понимаешь, что ты не сделаешь лучше, тогда сообщи это в те службы, которые этим должны заниматься. В зависимости от накала ситуации. Это уже сам человек регулирует. Вот что такое базово уметь делать замечания. Не должен присутствовать элемент эгоизма, ни в коем случае. Ты не для того, чтобы себя показать, должен замечание сделать.
Тамерлан МАГОМЕДОВ
