27 марта отмечается Всемирный день театра
Театр во все времена играл важнейшую роль в культурной жизни многих стран, поэтому в 1961 году по инициативе Международного института театра был учрежден этот праздник. В преддверии данного события мы решили поговорить с народным артистом Республики Дагестан Владимиром Мещериным, который уже много лет работает в Русском драматическом театре им. М. Горького.
ЦЕЛЬ ТЕАТРА – ЗАСТАВИТЬ ЗРИТЕЛЯ ДУМАТЬ
– Владимир Георгиевич, скажите, пожалуйста, что для вас театр и почему в него приходят.
– Кто-то приходит для самовыражения, кто-то – для самовоплощения, а кто-то – за цветами и славой, но такие быстро отсеиваются, увидев, что у розы еще есть шипы – работать и проводить репетиции приходится без выходных, и некоторые такого графика не выдерживают. Однако те, которые уходят, обычно стараются вернуться в него, потому что к театру легко пристраститься. Работать в нем трудно, но многие, даже когда поступают в театральные учебные заведения, видят лишь внешнюю часть, а закулисная жизнь – это совсем другое. Тут речь идет не только о работе над спектаклями, но и о самих взаимоотношениях – на любом производстве, везде существуют зависть и прочие проблемы, но здесь они чувствуются обостреннее, это совсем не то, что происходит на самой сцене.
Играть с «холодным носом» нельзя, нужно полностью выкладываться на сцене, чтобы зрителя «заразить своей игрой», и когда спектакль уже отыгран, волей-неволей начинаешь заниматься самокопанием – насколько же это тебе удалось сделать.
В театре мы проводим большую часть своего времени, поэтому это наш второй дом, работать в нем и не любить его – немыслимо.
– Основная цель театра с годами меняется или же она всегда одна и та же?
– Основная линия, конечно, не меняется, но все равно с годами приходят новые веяния. Раньше, например, зрители садились в третий ряд, и падуга опускалась так, что не было видно софитов, соответственно, по определенной линии выстраивались все кулисы, сейчас же все немного по-другому – падуги вообще не видно, а кулисы могут висеть по-разному – это видение художников и режиссеров, они вправе так делать. Однако цель театра остается одна и та же – это не научить зрителя чему-то, хотя он сам научится, если того пожелает, ведь служенье муз не терпит суеты, нельзя насильно кого-то чему-то научить, а важно сделать так, чтобы зритель что-то вынес полезное для себя после просмотра спектакля, заставить его думать – это всегдашняя цель театра.
ТЕАТР ВЕЧЕН
– Сможет ли когда-нибудь кино вытеснить театр?
– Нет, потому что театр появился намного раньше, нежели кино, и до сих пор остается востребованным, потому что это что-то сиюминутное, чего не скажешь о кино – театр вечен.
– Когда именно у вас возник интерес к театру?
– Я сам из Дербента, хотя уже большую часть жизни живу в Махачкале. Над нами жили тогда актеры Лезгинского театра. Был такой случай в детстве: дядя Кумбай Рамазанов как-то спускался по лестнице, в руках у него была коробка грима, сверху лежала роль и он начал активно жестикулировать, что-то про себя говорить, репетировать – я это увидел, прибежал к маме и говорю: «Мама, дядя Кумбай с ума сошел, сам с собой разговаривает», а она в ответ мне: «Подожди, сынок, вырастешь – такой же будешь», – она как в воду глядела. И вот эта театральная зараза, в хорошем смысле этого слова, она у меня с детства, сценическая жизнь меня увлекала еще тогда. Театральная завеса, дымка меня всегда влекла к себе. Конечно, не сразу в артисты попал – начал вообще с монтировщика, потом дошел до заведующего постановочной частью. В 1973 году я пришел в театр, а в 1976-м уже встал на актерскую стезю. Естественно, до 1976 года я играл – на сцену меня вывели Ислам Казиев и Айгум Айгумов. Имея актерский стаж, а без него нельзя было, я поступил заочно в ГИТИС и окончил его. Играю и играл не только в Русском драматическом театре, но и в других.
Видя плоды своего труда, я не занимаюсь самоуспокоением, просто понимаю, что что-то получилось, но никогда еще не было чувства самовосхищения, самолюбования.
– Согласны ли вы с утверждением, что театр должен показывать все пороки человеческие в более утрированном виде для того, чтобы донести основную суть до зрителя?
– Утрированное – это не то слово, я бы сказал, что в обостренном виде, потому что театр все выносит наружу, подтекста тоже хватает. Это не всегда какая-то сатира, возьмем, например, пьесу «Ромео и Джульетта», там же все пороки вылезли наружу только тогда, когда они потеряли двух любящих людей – поневоле все это видится, а зритель уже должен решать, как бы он поступил на месте героев.
– Как актер, скажите, пожалуйста, бывают ли все-таки плохие роли.
– По исполнительству не бывает плохих ролей, а бывают плохие актеры. Бывают и плохо выписанные роли на бумаге, режиссер же может это исправить. Кроме того, можно и прекрасную роль испортить – это тоже зависит от режиссера.
Актер же, в свою очередь, должен отсекать от своей роли все лишнее, а насколько это он делает тонко – это уже вопрос индивидуальности. Режиссер показывает актеру дорогу, направление, он не должен выходить за грани этой дороги, а выбор же амплитуды – это уже задача актера, а не режиссера.
– У вас есть любимая или желанная роль?
– Да, как и у любого актера. Например, в юности все в основном мечтают сыграть Ромео, а я мечтал сыграть Меркуцио, потому что он мне ближе. Одни хотят Гамлета сыграть, а мне больше хотелось Макбета. Тут еще и возраст имеет значение – нельзя же в 70 лет все еще инфантильно мечтать сыграть Ромео, хотя у меня этого желания и не было. В отрывочке Меркуцио на 2-м или 3-м курсе я сыграл, но целостно не довелось. Сейчас я в «Ромео и Джульетте» играю отца Джульетты.
– А вы хотели стать режиссером и есть ли у вас опыт в этом деле?
– Да, опыт есть и желание заниматься этим тоже, но не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями и возможностями театра – это в финансовом плане стóит больших денег, поэтому не всегда удается воплотить задуманное.
– Что вы обычно чувствуете, когда долгое время работали на ролью, репетировали и вот, наконец, наступила премьера спектакля?
– По-разному. Бывает и такое, что долго репетируешь и уже устаешь – первичный энтузиазм начинает выветриваться, а бывает и наоборот, что с каждым разом ты что-то нарабатываешь. Видя плоды своего труда, я не занимаюсь самоуспокоением, а просто понимаю, что что-то получилось – появляется легкое чувство удовлетворения после премьеры, но никогда еще не было чувства самовосхищения, самолюбования, все равно где-то что-то не нравится.
– Вы знаете многие дагестанские языки. Играли когда-нибудь в театрах на других языках?
– Такое предлагалось, но это были «быстрые воды», потому что тут возникают некоторые сложности. В некоторых языках Дагестана много диалектов, а на сцене нужно выступать, зная чисто литературный язык.
ВОЗДЕЙСТВИЕ ТЕАТРА НА ЛИЧНОСТЬ
– Вы ходите в другие театры смотреть спектакли? Есть любимый театр?
– Конечно, раньше это была обязательная традиция – сейчас реже, но хожу, потому что нам, театральным деятелям, важно общаться, тем более здесь столько театров. Любимого нет, все зависит от спектакля, некоторые мне просто неинтересно смотреть.
– А бывает такое, что вы приходите на какой-то спектакль и, как актер, понимаете, что ту или иную роль сыграли бы лучше?
– Бывает и даже часто. Это не значит, что актер играет плохо, просто эту роль вижу по-другому, а так – я же не знаю, что именно от него требовал режиссер.
– Насколько важно махачкалинцу, да и вообще дагестанцу ходить в театр?
– Как я уже говорил – служенье муз не терпит суеты, нельзя человека заставить любить и понимать театр. Некоторые просто не имеют представления о воздействии театра на личность, кто-то понимает эту силу очень поздно. Ходить важно всем, но сперва нужно эту важность осознать.
– Плохо ли, когда зритель, тот же махачкалинец, приходит в театр не для того, чтобы задуматься о чем-то, а для развлечения?
– Нет, это не плохо, просто есть определенная категория зрителей, которые приходят просто повеселиться – это дело вкуса. В Махачкале тоже складывается определенное сообщество, которое приходит на элитные спектакли, философские, а есть и такие зрители, которые просто после работы решили посмеяться и отдохнуть, зачем нам их судить? Ничего нет в этом страшного. Другое дело, когда приходят просто изгаляться – это уже неприемлемо.
– У вас на ГТРК «Дагестан» была программа «Жизнь и сцена», расскажите о ней.
– Это была программа об наших актерах. Проект так и остался незаконченным. Я эту программу делал для того, чтобы знали наших выдающихся актеров, потому что даже выпускники актерского отделения не всегда знают, кто такие Махмуд Абдулхаликов, Гасан Бутаев, Барият Мурадова. Удалось подготовить выпуски о Барият Мурадовой, о Садыке Магомедове, было много набросков еще по другим актерам, но все осталось в таком же незавершенном виде.
– Планка в театре за последние годы снизилась или осталась на таком же высоком уровне?
– Требования и планка в театре стали еще выше, другое дело, как через нее перепрыгнуть и возможно ли это. И у режиссеров часто бывает такое, что они говорят: «Я это вижу так», но они не всегда могут объяснить, что именно видят, и донести это видение до актеров. Планка не снижена.
– Что вы пожелаете коллегам в День театра?
– Я пожелаю им хорошего настроения, особенно в этот непростой период пандемии – хочется, чтобы театр всегда работал в привычном для него режиме.
Уркият ДАУДОВА
