Террористические акты, произошедшие в Махачкале и в Дербенте 23 июня, едва не вернули нас в 2000-е, когда экстремисты держали население республики в тревожном напряжении. Но нынешние теракты отличаются особым изощренным подходом. Нападения на синагоги и на православные храмы, убийства мирных жителей и священнослужителя показали зверское лицо террористов. На фоне произошедшего «МИ» подготовили интервью с общественным деятелем Шафи Акушали, который дал свою оценку событиям.
– С момента распада СССР и по сегодняшний день общественные процессы в Дагестане проходят острее, чем в других регионах страны. С чем это связано?
— Это касается не только Дагестана, но и всего Северного Кавказа. Связано это с тем, что большевистский проект был порождением русской действительности, а не северокавказских народов. Дагестанцы жили в среде, навязанной извне, они не были интегрированы до конца в общероссийские реалии, поэтому те изменения, которые нас коснулись, были значительно глубже, чем в других регионах. В том плане, что мы за 70 лет потеряли традиционные институты в экономике, социальной сфере и в семейной жизни, а за советский период не приобрели новых. В итоге в 1991 году мы оказались в институциональном вакууме. И тут начинает формироваться новое общество, причем в условиях угрожающих, а именно в условиях глобализации.
– Почему ваххабизм пришел в Дагестан и в конце 90-х приобрел столь существенное влияние?
– Давайте будем тут честны, это не ваххабизм, а салафиты. Любая новая идеология появляется там, где образуется идеологический вакуум. Мы спрашиваем, почему именно ваххабизм возник на Северном Кавказе? Потому что молодежи ничего не предложили. На тот момент нужна была идеология. На фоне высокой безработицы был высокий запрос на социальную справедливость, люди стремились к тому, что сулило им социальное равенство, туда, где они хотели чувствовать поддержку друг друга. Советский Союз распался, коммунистическая идеология доказала свою несостоятельность, удержавшаяся у власти элита ничего не смогла предложить.
Молодежь, составляющая большинство населения республики, начала озвучивать запрос на справедливость. Но государство и общество в целом не смогли предложить альтернативную схему. К сожалению, аналитики начали рассматривать исламское возрождение, как одну из возможных угроз, а с другой стороны, отсутствие обратной связи с властью вызывало неудовлетворенность населения. И в результате (как англичане говорят) классического недоразумения провокаторы подняли свои головы и начали действовать через молодежь. Сегодняшняя элита уже начинает понимать проблемы, стоящие перед обществом, но, к сожалению, механизмы влияния региональной власти ограничены. В итоге идеологический вакуум и отсутствие взаимопонимания между обществом и властью привели к радикализации общества. Радикализация – это признаки болезни общества, а в нынешних условиях есть достаточно сил в мире, желающих воспользоваться этой болезнью.
– Но конфликт в Дагестане был и между мусульманскими общинами. Можно ли считать наличие противоречий причиной конфликта?
– Нет, конечно. В Дагестане сильны элементы суфизма, но они не находятся в прямом противоречии. Мне кажется, что проблема была в отсутствии диалога между ними. А диалог может организовать инициативная группа. Естественно, инициативные группы в Советском Союзе не были приспособлены вести диалог на горизонтальном уровне. То есть люди не приучены договариваться. Все ждали указаний ЦК Компартии и комсомола, а когда указаний нет, или власть не знает, что сказать, тогда люди начинают враждовать между собой. Я не вижу непреодолимых противоречий между разными мусульманскими общинами, хотя бы потому, что все они относят себя к мусульманам. Просто одни видят так, а другие видят иначе. Договориться можно, если мы с тобой о чем-то спорим, но если у нас есть и общие интересы, спорные вопросы оставляем в стороне, потом к ним вернемся, сначала будем работать над тем, что нас объединяет. Надо предложить именно такую культуру общения. В тот период власть, институты и элиты не смогли это сделать потому, что коммунистическая идеология была основана на принципе «кто не с нами, тот против нас». Коммунистическая система не учитывала, что у людей могут быть разные мнения.
– Какие решения стоит принять в целях снятия напряженности в дагестанском обществе?
– Сам факт того, что руководство настроено на диалог, о чем говорится в заявлениях, указывает на то, что власть идет по правильному пути, то есть надо вести диалог, а готовность религиозных общин к поступку надо использовать во благо, то есть направить их энергию на созидание. Например, есть в какой-то мечети группа салафитов, можно ли договориться с ними о совместной деятельности по строительству арыка для орошения или дорогу отремонтировать? Конечно, можно. В исламе ведь есть принцип помощи нуждающимся.
Я думаю, что и власть, и эти общины должны договориться о том, чтобы быть полезными обществу, если мы, действительно, хотим, чтобы Дагестан процветал. Надо привлекать их к участию в созидательной работе. Можно развивать систему «ВАКФ». У православных церквей можно научиться многому. У них есть свои цеха и производства. Я думаю, нужно создавать при мечетях ВАКФ, чтобы власть могла им передать в бессрочное пользование земли, которые не обрабатываются, или трудные районы. Пусть направят свои силы на обработку этих земель, а доходы от этой деятельности можно направить на поддержку сирот и нуждающихся. В рамках российского законодательства есть достаточно механизмов, которые можно использовать для того, чтобы власть и эти общины были взаимно полезны.
– Сегодня ведется бурная дискуссия по поводу закона о запрете ношения никаба. Как вы относитесь к этому вопросу?
– В последнее время принимаются одни законы о запретах, даже приняты законы о каких-то запретах в отношении несовершеннолетних детей. Понимаете, во всем Коране вы найдете 14, максимум 17 запретов. В законодательстве важен текст закона, но запрещать убеждения можно на какой-то короткий промежуток времени. Общество не может жить на основе запрета чего-либо длительное время. Общество должно быть убеждено в своей правоте. Люди должны видеть: они правы или нет. Да, в таких ситуациях приходится временно ограничить какие-то права, а в длительное время невозможно запретить… Сегодня запретишь на улице – сделают дома.
– События 23 июня напомнили нам о Дагестане 90-х и 2000-х годов. Эксперты опять заговорили о присутствии радикализма и экстремизма. Ваше мнение?
– У меня нет никаких сомнений, что эти люди росли и воспитывались в среде, где отсутствует чувство принадлежности к родине.
Те элементы, которые совершили этот страшный акт – преступники, которые выполнили задачу, порученную им конкретными силами, для достижения определенной цели. Терроризм в качестве инструмента достижения цели был характерен для многих человеческих сообществ на протяжении всей истории.
Что касается так называемого исламского терроризма, то это глобальная мировая система, профессионально организованная и управляемая спецслужбами. Она активизировалась с началом холодной войны. Была призвана противостоять расширению коммунистического проекта, что впоследствии привело к вводу советских войск в Афганистан, который стал главной причиной развала СССР.
События 23 числа наталкивают на мысль, что проблема еще не решена. Это серьезная болезнь общества, и история доказывает, что спецслужбы определенных держав всегда будут ее использовать в решении своих геополитических задач. Это объективный процесс.
– Почему эта болезнь не излечивается, и что нужно для этого делать?
– Человек не рождается экстремистом, радикалом или комсомольцем. Все люди рождаются одинаковыми, но в силу жизненных обстоятельств человек становится бизнесменом, ученым и т.д. Мы должны создать в обществе такие условия, которые позволяют людям становиться учеными, врачами, предпринимателями, фермерами. Только тогда не будет экстремистов.
– Какую политику нужно предпринять к радикально настроенным людям?
– Я думаю, что с ними надо работать, но есть люди, которые не поддаются на разговоры и уговоры. Это существенная проблема, требующая отдельного подхода, но в целом я лично не сторонник насилия. Насилием можно достичь результатов на короткий промежуток времени, долгосрочного результата невозможно достичь. Взаимное прощение друг друга – это оружие, которое еще не использовалось в российском обществе. Надо прибегнуть к такому оружию.
Для того, чтобы убедить людей отказаться от радикализма, необходимо показывать, что власть реально работает. Если власть сумеет минимизировать коррупцию, то большинство этих проблем уйдет.
– Как предотвратить эскалацию напряженности в обществе?
– Открытостью. Власть должна быть открыта обществу. Если власть закрыта от общества, то радикализация будет в любом случае. Единственное средство перебороть радикализацию, это когда власть ведет диалог с обществом, и когда власть зависит от общества. Когда люди начнут понимать, что они могут влиять на свою жизнь, радикализма не будет. Так что мяч находится на стороне властей, и многое зависит от приложенных усилий со стороны органов власти.
Магомедрасул ОМАРОВ
